Эльдар Дейноров - Прокурор дьявола. Жатва
Наконец, профессиональный интерес все же победил. Михаил Геннадьевич вернулся, надев перчатки, и осторожно взял в руки конверт. Повертел его в руках. Судя по всему, там была вложена какая-то бумага.
Он перевернул конверт. С другой стороны было отпечатано: «Можете не опасаться, сибирской язвы нет».
Вот оно, значит, как — кто-то его мысли читает?!
Это только раззадорило Михаила Геннадьевича.
Он вернулся в квартиру, осторожно положил конверт на стол, потом зачем-то снова выключил телевизор.
Некоторое время он довольно тупо смотрел на адресованный ему пакет, потом не удержался, потянулся к початой бутылке с коньяком, налил и залпом выпил.
Слегка полегчало, можно было приступать к вскрытию.
Он достал ножницы, поправил перчатки и осторожно отрезал край конверта. Он ожидал чего угодно — от неизвестного серого порошка до письма с обвинениями и угрозами. Только не того, что обнаружилось.
В конверте оказался чистый лист бумаги.
Самый обыкновенный лист самой заурядной бумаги.
Некоторое время Михаил Геннадьевич тупо смотрел на это безобразие. Повертел лист в руках, на всякий случай, не снимая перчаток.
Нет, все верно. Лист был девственно белым.
Отчего-то накатила противная слабость. Он снова потянулся за коньяком, снова выпил залпом, не закусывая. Он все еще не в силах был понять, что именно происходит.
Когда Михаил Геннадьевич вновь потянулся за содержимым конверта, то едва не вскрикнул от удивления. На бумаге были отпечатаны — вероятно, на компьютере, — убористые строчки, которые сейчас начали проступать наружу, с каждым мгновением становясь все отчетливее.
Это было даже не досье. Это был самый настоящий роман, да такой, который не оставит и мокрого места от человека с какими угодно звездами на погонах.
Здесь перечислялись все подвиги и деяния Михаила Геннадьевича. Все коммерсанты, которые вынуждены были давать взятки. Все, кого по его распоряжению подвергали пыткам, бросали в пресс-хаты, заражали туберкулезом в тюрьмах — дабы были посговорчивей.
Впрочем, таких как раз было немного. Большинство предпочитали откупаться. И здесь об этом говорилось вполне открыто и без прикрас.
Почему-то пришло удивление — как такой огромный список мог уместиться на одном-единственном листке бумаги. Пожалуй, он был достоин множества томов уголовного дела. Такого дела, которое стало бы его надгробием.
Строчки расползались, извивались, будто змеи, норовя ужалить Михаила Геннадьевича. Он тупо смотрел на проклятый лист, готовый разорвать его к чертовой матери — и все же не решаясь сделать это…
— С Новым Годом, Михаил Геннадьевич, с новым счастьем, — послышался за его спиной голос — кажется, это именно он звучал в телефонной трубке.
Полковник резко обернулся.
Перед ним стоял вполне молодой и совершенно незнакомый ему человек.
Странная была внешность у этого незнакомца. Серо-стальные глаза на слегка монголоидном скуластом и смуглом лице глянули на Михаила Геннадьевича немного насмешливо — и даже почти что по-доброму. Но лицо человека отнюдь не было тонким — довольно массивная нижняя челюсть никак не вязалась с восточными чертами лица. Одет он был в джинсы и в черную утепленную куртку.
— Вам это, наверное, интересно? — почти равнодушно спросил незнакомец.
— Вы кто? — подскочив и слегка попятившись к двери, спросил Михаил Геннадьевич. — Вы… этим…
Было вполне понятно, что еще один экземпляр досье очень даже может стать новогодним подарком Управлению собственной безопасности. А там умеют проверять факты и фактики…
— Думаете, наверное, что я буду вас шантажировать, Михаил Геннадьевич? — сконфуженно улыбнувшись, проговорил молодой человек. — Нет, конечно, зря вы так меня разочаровываете. А кто… Да как вам сказать. Я ваш прокурор. Персональный прокурор. Он же — исполнитель наказаний. Видите, — он горестно вздохнул, — работа у меня такая: без отгулов, без выходных; даже без праздников.
— Вы… — еще раз невнятно пробормотал Михаил Геннадьевич — и вдруг понял, что не может сделать ни шагу. Он сразу как-то обмяк и обрюзг, и раскрыв рот, тяжело дыша, смотрел на незнакомца.
— Я, — проговорил тот. — А вы, что, Деда Мороза ждали? — голос его стал резким и металлическим, в нем не осталось ничего от прежней напускной мягкости. — Я знаю, вы сейчас готовы произнести речь. Про себя, про дочку, про жену? Так ведь? А у этих людей, между прочим, тоже жены были. И дети. И матери. А может, вам хочется сказать про христианское прощение? — человек зло усмехнулся. — Так это вы зря. Если вы религиозны, то неправильно понимаете религию. На самом деле это — справедливость. Но религия — дело личное… Так что, Михаил Геннадьевич, я вам дал шанс умереть по-мужски. Даже способ подсказал. А вы не стали слушать. Тоже дело ваше.
Он развел руками.
— Собирайтесь, полковник Калмыков. Нам с вами предстоит долгий путь.
Михаил Геннадьевич не двинулся с места. Он стоял и ошалело смотрел в немигающие глаза незнакомца.
— Да кто вы такой? — прохрипел он наконец.
— Вам так это интересно? Я — просто оборотень, самый обыкновенный оборотень. А вот вы — оборотень в погонах. В том — вся разница между нами. Так что — следуйте со мной.
И отчего-то Михаил Геннадьевич понял, что ему придется подчиниться.
Просто иначе невозможно.
Он прошел через прихожую, даже не остановившись, чтобы одеть гражданское пальто или полковничью шинель. Его словно бы подгонял взгляд сверлящих затылок немигающих глаз.
— А в квартиру вашу я прошел, пока вы брали пакет. Отвести глаза — самое простое дело, — равнодушным тоном бубнил незнакомец. — Поторапливайтесь…
Они прошли вниз, не пользуясь лифтом. Как выяснилось, консьерж спал беспробудным сном за своим столиком.
На улице Михаил Геннадьевич почувствовал холод. Но почему-то этот холод словно бы выпил из него все силы. Ворочать языком было лень. Ему потребовалось полное напряжение сил, чтобы выдавить один-единственный вопрос:
— Куда?
— Нам — недалеко, — с готовностью ответил его конвоир. — Минут десять — и мы на месте.
Где-то в небе вспыхивали ракеты, за соседними домами весело рвались петарды. Михаил Геннадьевич подумал, что будет очень хорошо, если сейчас кто-нибудь попадется им на пути — мало ли подвыпивших компаний гуляет в праздники. А это — шанс убежать.
Но когда они поравнялись с такой компанией, никто даже не стал кричать привычное «С Новым годом!» На них просто не обратили внимания — словно и не было на свете ни полковника, ни его конвоира. А кричать или бежать Михаил Геннадьевич не мог — он лишь тупо переставлял ноги, словно бы подчиняясь командам извне. Да так оно, по сути, и было.
