Феликс Крес - Брошенное королевство
— Ты мне когда-то уже говорил об этих… моделях Полос. Математических моделях. Я вообще не понимаю, что это значит.
— Но что-то ты все же запомнила?
Она посмотрела на него невинным взглядом лани и вывалила язык, словно загнанная собака.
— Что эти законы Шерни… как там? Неопровержимы. Так же как, например, тот закон, что брошенный в воду предмет становится легче настолько, насколько…
— Да, да, «настолько-насколько», именно. — Таменат не скрывал сарказма. — Неопровержимый закон. А о неопровержимых законах я сегодня уже говорил. В мире, в котором мы живем, действуют такие законы. В Шерни действуют другие, но столь же неопровержимые. Математик Шерни обнаруживал такие законы и описывал их с помощью символов и чисел, а историк-философ рассуждал о том, что из этого следует, чему служит, ну и все такое прочее. — Математик все же с некоторым превосходством смотрел на «рассуждающих». — Ну так вот, эти законы Шерни, похоже, как раз перестали действовать. Правда, лишь некоторые, даже, может быть, немногие, но это не имеет значения, ибо неизвестно, что там составляет единое целое, а что нет, если два плюс два может быть… сколько угодно. Там, наверху, все рассыпается, а на Шерер падают обломки этой когда-то совершенной машины и заваривают тут основательную кашу. Да пусть бы даже и так. Хуже всего то, что невозможно просчитать, насколько горяча эта каша.
— А можно было просчитать?
— Собственно, в этом и заключалась моя работа, девочка… Когда Полосы пребывали в равновесии, любое его нарушение, любое отступление от действующих в Шерни законов, то есть феномен или флюктуация, находило свое отражение в Шерере. Чаще всего это называется Трещинами Шерни, но на самом деле это вызванные аномалиями Полос нарушения законов, действующих в нашем мире. Обычно весьма мелкие. — Он на мгновение нахмурился, подыскивая подходящий пример. — Ты видела на ярмарках фокусников, которые могут отгадать скрытые от их взгляда фигуры, читают закрытые надписи? Не все из них ловкие обманщики. Это отражение феномена, постоянного искажения нескольких Полос, имеющего некое неизменное значение. Или — тебе приходилось оказываться в точно такой же ситуации, как когда-то, хотя это и невозможно? У тебя не бывало впечатления, будто нечто когда-то уже было?
— Неоднократно. — Девушка не скрывала облегчения каждый раз, когда у нее была возможность сослаться на собственный конкретный опыт.
— Флюктуация. Столь часто встречающаяся, что в качестве среднего значения ее включают в большинство расчетов. Отклонение, появляющееся настолько часто, что оно… является нормой, — он упрощал как только мог, опасаясь, что у прекрасного Рубина лопнут редко использовавшиеся мозговые извилины. — Все было столь здорово посчитано, и вдруг — взяло и сдохло. В отношении Шерни что-либо посчитать уже невозможно. Хорошо же с этой точки зрения выглядит моя жизнь, посвященная работе, которая пошла прахом, если вообще была работой — скорее забавой, подсчетом овец, которые мне снились…
— Но это касается только Шерни?
— Ну да, пожалуй. Шерера — в той степени, что он лежит под ее Полосами, и эти падающие обломки…
— Шерер разваливается?
— И не думает. Мои модели показывали, что будет совсем иначе. Странно, но почему-то он не разваливается.
— Ну тогда и плевать на Шернь, — торжественно заявила она, словно все еще находилась среди своих разбойников-моряков. — Пусть разваливается, мне она вовсе не нравилась. Для чего она тут нужна?
— Мне казалось, что для всего.
— Когда-то ты говорил, что скорее мир для чего-то нужен Шерни.
Она была не столь глупа, как ей хотелось казаться.
— Все равно. Ну нет, не все равно, — опомнился он. — Однако… взаимозависимости и то, о чем мы говорили… Законы, правящие Шернью, имели свое отражение здесь, — снова повторил он. — Она создала этот мир, во всяком случае, жизнь и разум.
— Ладно, хватит, — прервала она, наконец утомившись; она и так выдержала дольше, чем он предполагал. — И это все, что нас сюда привело?
Таменат немного помолчал. Все ли? И да, и нет… В некотором смысле он сказал ей все. Теперь он размышлял, стоит ли ему перейти к подробностям. Например, к таким, как Рубин Дочери Молний — символ двух Темных Полос, когда-то отторгнутых Шернью. Эти две Полосы до сих пор действовали нормально… по крайней мере, было на то похоже. Создавалось впечатление, что Рубины Дочери Молний — а в особенности самый большой из Рубинов, Риолата — единственные Брошенные Предметы, с помощью которых еще можно было обращаться к Полосам…
— В основном все, — сказал он.
Она не заметила этого «в основном».
— Ты кого-то знаешь в этом городе?
— Знал. И рассчитываю на то, что он до сих пор тут живет.
— Ну и?
Это человек, который может задать много неудобных вопросов. Странный человек, а таких не следует недооценивать. Я хотел сперва отдохнуть с дороги, поесть, осмотреться, послушать, что говорят и о ком. Потратить на это дня три. Я ничего ни о чем не знаю, а мне предстоит поселиться у того, кто, возможно, знает все обо всем.
— У нас есть какие-то тайны?
— Может, есть, может, нет…
Она взглянула на него с холодной насмешкой. За свою жизнь она насмотрелась столько странного, что с сожалением взирала на любого, кто делал таинственное лицо. Таменат был прав, доказывая Глорму, что прошлое для нее словно сон — но сон этот был очень ярким. Она помнила даже чересчур много, больше, чем предполагал ее почтенный спутник. И ей наскучили чужие тайны. Даже сама о том не зная, она смотрела на мир глазами кота.
— Так есть у нас тайны или нет?
Он вздохнул. Собственно, он сам не был в этом уверен.
— Этот человек многое знает о Шерни.
— Посланник?
— Где там… Когда-то он был помощником посланника. Я хотел поговорить с ним… как раз о том, о чем только что разговаривал с тобой.
— И ты боишься… — она не договорила.
— Собственно, я не знаю, кто теперь этот человек, — с некоторым трудом объяснялся Таменат. — Купец. А кроме того? В Шерере как будто ничего не происходит, но «ничего» в смысле действующих в мире механизмов. Помимо этого происходит многое, разваливается Вечная империя. Знания, которыми обладает этот человек, легко продать. Может, он кому-то их продал?
— Кому? Какая польза от таких знаний?
— Тяжелые горы — необычный край, девочка-Рубин, а за ними лежит еще более странный, Ромого-Коор, Безымянный. Непредсказуемая Шернь… непредсказуемая с недавних пор… лежит там на земле и создает в мире такие мелочи, как, например, феномен замедления времени. Не знаю, как можно использовать знания о том, что происходит с Шернью, — честно признался он, — но вместе с тем я уверен, что кто-то их все же использует. Я не хочу оказаться перед лицом того, кто, возможно, является… скажем, экспертом трибунала по вопросам Шерни, и представиться тем, кто намерен докапываться до сути с ней происходящего. Может, до нее докапывается уже кто-то другой? Подруга моего сына, бывшая подруга, теперь занимает здесь важный пост. Возможно, она уже знает, что с Шернью творится нечто странное, возможно, знает даже больше меня, а такие знания можно применить хотя бы для интриг, для реализации собственных политических замыслов — так я себе это представляю. Те, кто копается в политике, даже дерьмо порой могут использовать в своих целях. А княгиня — представительница императора сама когда-то впуталась в некую странную историю, в немалой степени связанную с Шернью. Поэтому я хочу сперва осмотреться, поразнюхать, что происходит в Лонде. Послушать, что говорят и о ком. Знаешь, как легко убрать старого деда и глупую козу, которые суют нос куда не надо?
