Светлана Зорина - Наследница Ингамарны
В Радужном замке статуй из камня было предостаточно, но Гинту это не пугало. Она привыкла считать, что искусство деда Аххана и его учеников надёжно охраняет и замок, и его окрестности от злого колдовства. Изваяний, которые украшали Ингатам, хватило бы на небольшой город. Да это собственно и был целый город. В древнем языке слово тама означало «укрепление, поселение, замок, город». Когда-то разницы между этими понятиями практически не существовало, о чём и говорили многие сантарийские наименования. Корень — там- можно было встретить в названиях замков (Ингатам, Уллатам), минов (Лаутама) и в названиях городов (Тиннутама, Сарутама).
Ингатам — Радужный замок, а точнее, наверное, Радужный город — представлял собой поистине чудесное зрелище: древний дворец, вокруг которого располагались поздние постройки, менее величественные, но такие же красивые, а между ними — сады, цветники, площадки с фонтанами, пруды, соединённые ямногочисленными каналами, тенистые рощи и солнечные лужайки. По вечерам Ингатам сиял разноцветными огнями. Над крышами, мостами и арками горели фонари их диурина и хальциона, и всюду — среди кустов и деревьев, над гладью прудов и фонтанов — светились и мерцали в темноте диуриновые статуи — боги, люди, звери, причудливые растения. Были и целые скульптурные группы. Ученики старого Аххана зажигали их почти каждый вечер. Гинта теперь тоже умела это делать. С тех пор, как она начала учиться таннуму, её любимым местом стал маленький дворик под окнами её покоев. Уютный дворик, окружённый молодыми акавами, с цветником и фонтаном, в центре которого красовалась голубая диуриновая статуя хеля. Бортики фонтана из белого полупрозрачного диурина, а также его дно, выложенное мозаикой из белых, голубых, лиловых и розовых диуриновых камешков, можно было зажигать, как и фигуру хеля, и смотрелось это здорово. Пол вокруг фонтана украшала крупная мозаика из белого сурдалина и фиолетового хальциона с вкраплениями серебристого зиннурита и голубых диуриновых звёздочек. Их Гинта тоже иногда зажигала. И стояла посреди дворика, любуясь своим сказочным царством. С трёх сторон двор окружал цветник, соединённый с замком небольшой оранжереей. Таким образом часть цветника была на улице, часть в помещении. Когда ударили холода, Гинта почти всё свободное от занятий время проводила в оранжерее, выращивая свои любимые аксы и сафиры. Она очень жалела, что нельзя вырастить в зимнем саду[7] хеймоны — самые поздние цветы, которые распускались незадолго до первого снегопада. Хеймоны — предвестники зимы. Они росли только на воле. И только ветер разносил их семена. Посаженные человеческими руками, они не давали всходов. Цветы холодного бога, пасынки земли…
Гинта часто вспоминала, как больше года назад выбегала по утрам в свой любимый дворик с фонтаном. Было прохладно. Над застывшим осенним садом серебрился туман, голубой хель нежно светился в прозрачном утреннем воздухе. Цветов в саду уже не было, лишь белые и бледно-голубые хеймоны с плотными, словно выточенными из светлого сурдалина лепестками чётко выделялись на фоне потемневшей, пожухлой зелени. Казалось, всё вокруг онемело, замерло в ожидании чуда. Какого? Гинта не знала. Но каждое утро, открывая глаза, она словно не просыпалась, а ещё глубже погружалась в сказочный сон, полный смутных, волнующих душу предчувствий…
Глава 5. Осенние грёзы
В конце лета Гинте исполнилось семь лет. Прозанимавшись в группе ольмов около года, она умела больше, чем те, кто учился в школе Аххана уже третий год. Поздней осенью и зимой занятия проходили в основном в помещении. Ольмы усиленно зубрили тануман и работали в зимнем саду, ухаживая за плодовыми растениями, а заодно и учась управлять нигмой. Гинте нигма подчинялась лучше, чем иным мангартам. На неё смотрели с уважением, некоторые с завистью. В общем-то все относились к ней по-дружески, но друзей у неё в школе нумадов не было. Да и в храмовой школе тоже. Она ходила туда всё реже и реже. И даже разлюбила игру в лин-лам. А разговоры прежних подружек казались ей такой невыносимо глупой трескотнёй, что порой просто её раздражали. Гинта не страдала от одиночества. Несмотря на свой юный возраст она уже привыкла к ощущению какой-то обособленности, отстранённости от всех. Она не знала, почему ей так знакомо и привычно это ощущение. И почему ей так знакомо чувство радости, которое переполняло её во время работы с нигмой. Всё это уже было… Наверное, тогда, когда огромный зиннуритовый сингал охранял дворец в городе с широкими площадями и бежал к ней по первому зову. Когда-то она уже была одинока. И привыкла к этим взглядам снизу вверх. Сейчас она опять ловила на себе такие взгляды, хоть и была самой маленькой в школе. И вообще во дворце.
Осенью у Гинты появился необычный друг. Мангал. То, что нумады приручают диких зверей, в Сантаре никого не удивляло, но, во-первых, Гинта ещё не была нумадой, а во-вторых, приручить мангала пока не удавалось никому. Размерами мангалы лишь чуть-чуть превосходили своих безобидных родичей, с незапамятных времён живущих бок о бок с человеком, но охотники боялись их больше, чем вунхов, сингалов и даже харгалов, которые иногда зимой спускались с гор в нижние леса. Люди вообще боялись этих зверьков. Многие считали их вирунгами — коварными лесными демонами, имеющими обыкновение превращаться в различных животных и якобы чаще всего в мангалов. Особенно пугал их странный, совершенно не звериный ум. Казалось, они не только понимают человеческую речь, но и читают мысли. А их злопамятность уже давно вошла в поговорку. Если ты обидел мангала, даже случайно, жди беды. Встретив в лесу этого зверька, лучше сделать вид, что не заметил его, и, шепча заклинания, убраться подальше. Он, конечно, первый не нападает, но мало ли… И ещё: никто никогда не слышал голоса мангала, кроме, разве что, фырканья и шипения. Эти зверьки не рычали, не мяукали, не лаяли. В Сантаре даже была поговорка — «Нем, как мангал». Создавалось впечатление, что они общаются мысленно и умеют внушать — не только животным, но и людям. Возможно, в этом и была причина странного, безотчётного страха, который они вызывали у людей. Зачем они внушали его? Потом Гинта поняла, что это один из способов самозащиты.
Тинг, как она назвала своего четвероногого друга, приполз в дворцовый сад, истекая кровью. Он был ещё почти детёныш и, по-видимому, рискнул напасть на слишком крупную добычу. Скорее всего, на занга, который и поддел его рогами. Гинта нашла зверька под кустами тиги, принесла в свои покои, сама залечила рану и кормила его, пока он не поправился достаточно, чтобы вернуться в лес. Он был очень красив — серебристо-серый, с белыми кисточками на ушах и белым кончиком длинного, пушистого хвоста. Из-за расцветки Гинта и назвала его Тингом. В переводе с древнего языка это означало «серебряный» (от тин «серебро»). Мангал прожил в замке дней десять, не подпуская к себе никого, кроме Гинты. Однажды утром он исчез.
