Евгения Зинина - Дневник, которого не было
Мы двинулись по направлению в Раш-Кенор, выйдя на один из мостов-туннелей. Он был чуть продолговатой формы и внутри освещен странными, но очень красивыми цветами всех оттенков. Свет распространялся от центра растения по его нежным лепесткам и был очень мягким, почти призрачным, он так и плясал на стенах, когда мы проходили мимо. Но они росли целыми соцветиями, и внутри коридора был легкий полумрак. К тому же на пути попадались широкие окна от самого пола до потолка, лишь перила отделяли нас от сияющей головокружительной бездны. Я пыталась хоть глазком заглянуть в каждое, рассматривая чудный подземный город.
Но вот, мы оказались внутри еще одного коридора, его высокие стены были обработаны почти до абсолютной гладкости, и на уровне плеч в камне был вырезан хитрый рисунок из листьев, светящийся волшебным золотистым светом. Магические светильники были подвешены почти у самого потолка и давали рассеянный зеленоватый свет.
Несколько боковых коридоров расходились в разные стороны, и стражник так быстро свернул в один из них, что я даже не успела посмотреть, куда они ведут прекрасную деву.
Мы некоторое время спускались по крытым переходам, минуя несколько дверей, и какую-то роскошную залу с рисунком в виде черной птицы на полу и вскоре страж опустил меня на кровать в одной из комнат, где-то под дворцом, по моим расчетам. Дверь запиралась на ключ, а снаружи имелся массивный засов. Перед тем, как закрыть дверь и задвинуть его он одним взмахом острого кинжала освободил мои руки.
Я осталась одна.
И даже не могла догадаться, что же будет дальше. Жутко ныло в боку, а при попытке перевернуться, начинало колоть чуть ли не до слез в глазах.
Комната была небольшой, хотя куда больше, чем в нашем старом доме. Тяжелая дверь была красивой неправильной формы и украшена резьбой, также как пол и даже потолок, но была глухой и тяжелой. Вместо утепленных бревенчатых стен был холодный камень, пусть даже и гладкий, как поверхность спокойного озера с какими-то нежными едва различимыми цветами, нарисованными жемчужно-белой краской. Помещение было освещено с десятком красивых цветов, облюбовавших южную стену. Но утварь была вполне человеческая, хоть и с замысловатыми узорами — кровать и тумбочка у стены, узкий шкаф, два стула, а еще маленький круглый столик. Я с удивлением смотрела на целых четыре подушки, расставленные вдоль стены на кровати и стопку одеял. Но последнее как раз и не удивляло — на такой глубине от стен исходил холод подземелья, и теплые одеяла были очень кстати. Кое-как затолкав одну из подушек под голову и накрывшись до подбородка, я попыталась уснуть.
Но в голову все лезли мысли о моей дальнейшей судьбе, я цеплялась за слова командира отряда, что все будет хорошо, как за последнюю соломинку. Моя судьба представлялась мне отнюдь незавидной. И теперь я сожалела, что дала волю своей ярости там, на поляне. Получив возможность подумать спокойно, я поняла, что ничего не соображала в тот момент, когда сила захлестнула меня. Я не знала, что делаю, но разве это может быть для меня каким-то оправданием?
Уснула я совсем незаметно.
Глава 11
Лишенные надежды
Я еле проснулась от того, что кто-то легонько тряс меня за плечо, и сразу поняла, что со вчерашнего дня мне стало хуже.
— Привет! Ты что-то плохо выглядишь. Хочешь поесть? — сказала склонившаяся надо мной девушка с очень добрыми, но печальными глазами. Ей было около двадцати пяти лет, высокая и худенькая с короткими и косо остриженными каштановыми волосами. Открытое лицо и мягкие, приятные черты делали ее очень симпатичной. Она сидела на стуле возле моей кровати, на столике появился поднос с какой-то едой, фруктами и бинтами. Одета она была в застиранную и потому серую сорочку и мятый темно-синий сарафан грубого покроя.
Я отрицательно покачала головой, но в горле все пересохло, и я попросила воды.
— Ты должна поесть, — строго, но ласково сказала она, когда я утолила свою жажду, попив из высокого металлического бокала.
— Я… Не могу, мне… нехорошо… — глухим голосом ответила я, — Спасибо.
— Съешь хотя бы даэли. Это укрепит твои силы.
Вспомнив их легкую свежесть, и приятный вкус я чуть кивнула. Она подала мне несколько фруктов со словами:
— Они сытные и очень вкусные, а на поверхности не растут. Ты не бойся, мы все их едим.
Я промолчала, только чуть улыбнувшись.
— Я — Диона и меня прислали, чтобы перевязать тебя, но сперва тебе надо набраться сил.
— Марта, — ответила я, — Спасибо за заботу.
— Не стоит. Я делаю то, что мне приказали.
И чему же теперь удивляться? Она была рабыней здесь, в плену у темных эльфов и должна была выполнять все их приказы. И самое ужасное — это же ждало и меня. Как бы в подтверждение моим мыслям она продолжила:
— Если ты откажешься подчиняться им — исход один. Смерть.
Я чуть не поперхнулась даэли от этих слов, приступ боли в животе заставил меня напрячься, но она была невозмутима.
— Я тебя не запугать хочу, а внушить, что ты должна будешь делать, чтобы выжить.
— Это называется жизнью? — спросила я. Голос окреп после пары фруктов, и мне даже стало немного лучше.
Девушка только усмехнулась.
— Были и те, кто выбирали смерть. Но таких людей можно по пальцам перечесть. Такую смерть не пожелаешь никому. Они медленно выпивают из человека всю кровь.
Мой взгляд невольно опустился на мою руку, где все еще была плотная повязка, я с легкой усмешкой подумала, что если это случится, то уж точно не в первый раз.
— Тебя я вижу, это не пугает, — удивленно подняла брови Диона, — Но ты просто пока не знаешь, что это такое. Здесь редко можно увидеть такую все еще детскую наивность и веру в добрых рыцарей. Здесь этого не будет. Марта, запомни, чтобы потом горько не разочароваться в своих светлых, но таких пустых убеждениях. Ты, наверное, еще не до конца веришь в то, что в жизни может быть много плохого, очень много. Много страданий и боли. Я же просто хочу предупредить тебя об этом.
— Я понимаю… — протянула я. Но понимать-то я понимала, а вот соглашаться и не думала. В ее словах не было надежды, только обреченность и даже отстраненность, какая может появиться после долгих лет мучений. Она слишком много страдала, эта печальная женщина, глядя на нее, у меня появилось чувство, что иногда надежда не умирает последней. Неужели все люди здесь утратили то единственное, что заставляет бороться, неужели в их сердцах уже более ничего не осталось кроме выжженной пустоты и безысходности?
— Всегда есть надежда, — сказала я ей с улыбкой, глядя в ее грустные глаза. И она тоже мило, но безрадостно улыбнулась в ответ.
