Алексей Свиридов - Звирьмариллион
О разрушении Дориата
Дальше было еще хуже. Коварный Моргот решил окончательно добить Хурина, и так морально надломленного хорошим обращением в темнице, и выпустил его на волю. Престарелый герой добрел до тех мест, где начинался Гондолин и попытался докричаться до Тургона, но тот сказал:
– Товарищи! Враг, который обычно просто не дремлет, теперь и вовсе не спит. Поэтому бдительность, товарищи, должна быть превыше всего. Я всегда уважал Хурина за его героизм, но тем не менее в Гондолин не пущу.
Так что Хурин довольно долго шумел впустую, а агенты Моргота снимали пеленги с его криков и делали на карте засечки. Следующую остановку Хурин сделал в разрушенном и разграбленном, но в то же время почему-то сказочно богатом Нарогтронде, откуда прихватил самое дорогое из изделий гномов – ожерелье Наугламир, а почему его не утащил никто до того, можно только смутно догадываться. С этим ожерельем Хурин пришел в Дориат, и швырнул его с гневными словами к ногам Тингола, припомнив королю и Турина, и Берена с Финродом. За мужа ответила Мелиан:
– Хурин, тебя околдовал Моргот, и ты все видишь в превратном свете. На самом деле все было по-другому…. запоминай: по-другому… по-другому….
Долго стоял Хурин неподвижно, лишь чуть покачиваясь в такт словам Мелиан и глядя ей в глаза. И он поднял с пола ожерелье, и с поклоном подал его Тинголу, сказав при этом уже совсем другим тоном:
– Прими, о вождь, эту скромную вещицу, а я, пожалуй, брошусь в море, чтоб не смущать своим видом благородных и возвышенных, и не напоминать им о грустном.
Говорят, он так и сделал, а Тингол, узнав об этом, восхищено поцеловал супруге руку. Потом он оглядел Наугламир, и решил, что нехудо бы вправить в него Береновский сильмариль. Недолго думая, он вызвал гномов, дал задание, и стоял у них над душой на протяжении всей работы. Гномы оказались тоже не промах, и под конец заявили:
– Ну все, пока, мы пошли.
– То есть как пошли?
– А вот так. Бусики эти отцы наши не для тебя делали, а для Финрода, которого волк скушал исключительно через твою же затею. Улавливаешь?
Тингол уловил.
– Ах вы ….. (термин опущен) …… (глагол опущен) ……. (прилагательное опущено)!
Эти слова окончательно разъярили гномов, и великий король Тингол Серая Мантия первый и последний раз в своей жизни понял, что такое всерьез ответить за свои слова. Само собой, несдержанных гномов тоже порезали, но некачественно, и двое сумели сбежать в свой Норгорд, где два с половиной месяца подряд рассказывали о подлости и вероломстве эльфов.
А тем временем в Дориате происходили плохие перемены. Со смертью Тингола Мелиан больше ничто не удерживало в Средиземье – такие мелочи, как целый народ, продолжающий на нее надеяться, или дочка с внуком, в счет не шли. Мелиан наказала беречь сильмариль, сняла напряжение с колючей проволоки и отвалила не мешкая. Гномы же собрали войско, пришли в Дориат и учинили резню, а изнежившиеся за сотни лет безбедной жизни режимные эльфы оказать сопротивление не сумели. Но случилось так, что когда гномье войско с победоносным видом возвращалось обратно, лес наполнился звуками рогов, и посыпались стрелы – это Берен решил тряхнуть стариной, и вместе со своим сыном Диором во главе отряда зеленых эльфов совершил очередной акт возмездия, и ни один из гномов не добрался до дома. В качестве военного трофея Берену достался Наугламир с сильмарилем и проклятие гномьего короля в придачу. Берен огорчился и приказал бросить остальные сокровища в реку, видимо, опасаясь, что и их кто-нибудь проклянет. После этого прославленный герой вернулся к жене, а Диор отправился царствовать и править тем, что от Дориата осталось.
Как-то раз осенней ночью в двери Менегрота кто-то постучался, и оказался этот кто-то ни много ни мало, а повелителем зеленых эльфов. Молча подал зеленый молодому королю шкатулку, а в ней лежал все тот же Наугламир. Диор взглянул на него, и понял две вещи – что Берен/Лютиен окончательно померли, и что зеленый повелитель оказался умнее, чем выглядел, и не стал пытаться сильмариль заиграть. Надел Диор ожерелье, и стал прекраснейшим из детей мира всех рас, хоть в школу фотомоделей, хоть куда. Узнавшие об этом Феанорычи окрысились, и принялись готовится к очередной усобице. На этот раз свара получилась на славу. Диор перебил 42.8% сыновей Феанора (троих из семи), но и сам погиб, а его детей жестокие враги бросили умирать в лесу. Маэдрос, на которого отрезанная рука еще оказывала облагораживающее действие, искал их и аукал, но чем все это кончилось – легенды умалчивают. Последние остатки благолепия Дориата были порушены, а народ перебит, но последние из синдара сбежали к морю, и среди них была дочь Диора, Эльвинг, у которой в косметичке лежал Наугламир, замаскированный под кооператорскую дешевку.
О Туоре и падении Гондолина.
Злобные несчастья преследовали всю Хуринско-Туринскую родню, но за всех отыгрался Туор, двоюродный брат Турина, хотя и его жизнь складывалась поначалу весьма обыденно: в юности он три года пахал в рабстве у нехороших людей, но потом сбежал и занялся мелкой партизанщиной. И остался бы Туор рядовым героем, но случилось так, что повелитель вод Ульмо решил вплотную заняться Средиземьем: слишком часто стали плеваться в светлые струи ручьев грязные орки, а поскольку ручьи тоже были Ульмовым воплощением, то понятно, что такие дела ему в конце концов надоели. В качестве орудия своего замысла Ульмо выбрал Туора – иметь дело с эльфами ему уже надоело. И вот Ульмо заставил Туора уйти с партизанской тропы, добраться до моря и навеки полюбить эти синие просторы, в надежде, что Туор в благодарность за экскурсию, не мешкая, примется за дело. Но молодой человек поначалу ожиданий не оправдал. Он поселился на побережье и предался лени и безделью, так что пришлось послать семерых огромных лебедей, летящих с юга. Увидев их, Туор сразу понял это как знак, дескать, он долго медлил, что делает честь его понятливости, кто другой бы мог и не догадаться.
Так Туор пришел в покинутые залы первого города Тургона, и нашел там его меч, кольчугу и щит с личным номером. Туор их надел и вышел опять к морю. Там, среди восьмибалльного волнения, раздался величественный голос повелителя вод. Инструкции были краткими: добраться до Гондолина, а дальше все само собой пойдет. Туор было застремался, и Ульмо дал ему в провожатые эльфа-моряка, последнего из пытавшихся доплыть на Запад. По такому случаю Ульмо не стал его окончательно топить, и моряк преисполнился изумления. Без приключений довел он Туора до Гондолина, а уж там его встретили, как и полагается, по одежке. Звенели трубы, били барабаны, эльфиянки делали нарочито скучающие лица, но самую кислую гримасу состроила конечно же Идриль, дочь Тургона.
