Фрэнсис Хардинг - Хроники Расколотого королевства
Вдруг в глаз Мошке упала капля дождя, и она подняла руку, чтобы вытереть ее. Едва коснувшись щеки, девочка замерла от страха. Вдруг разбойники увидели в этом жесте угрозу? Вдруг сейчас раздастся выстрел? Однако разбойники не сочли девочку опасной и не стали стрелять. Их внимание было приковано к лакеям и кучеру белой кареты, а еще ко всаднику, показавшемуся из-за поворота.
Крепкая лошадь серой масти была вся в грязи и часто дышала. Всадник же был не высок и не плечист, в отличие от всех книжных главарей разбойников. Не было при нем, к удивлению Мошки, и свирели с бордовым беретом. Да что там берет — на нем не было и парика!
Шляпа с круглыми полями закрывала пол-лица, а длинные волосы были собраны в хвост, из которого выбивалось несколько сальных прядей. Поверх пальто была накинута мешковина, какие носят солдаты-наемники.
Лицо всадника было страшным. Красные глаза, рот с желтыми зубами приоткрыт, он то и дело втягивал воздух с хищным шипением — короче говоря, главарь банды отчаянно страдал от насморка.
— Капитан Блит, — проговорил Клент вполголоса.
— Снимите всех с повозки, — проговорил Блит сиплым голосом, — и выверните карманы.
И шляпу он тоже не снял в знак приветствия, отметила Мошка.
— Выведите пассажиров, — продолжал он отдавать распоряжения, — чтобы было видно.
И никаких лирических комментариев по поводу их незавидной судьбы.
— Забирайте кошельки. И ботинки. И парики.
Он даже никому не подмигнул.
Мошка стала всерьез сомневаться, настоящий ли это разбойник.
Пока лакеев с кучером обыскивали, Блит переводил взгляд с погонщика (презрительный) на Мошку (равнодушный) и на Клента (довольный).
— Ты, — сказал он, — открывай карету и выводи пассажиров.
Клент приблизился к карете и неуверенно положил руку на дверцу.
— Миледи, — произнес он мягко, — боюсь, необходимо ваше присутствие.
Последовала тишина. Затем за занавеской показалось луноподобное лицо.
— Нас будут обыскивать? — спросила леди.
В голосе ее не было страха или возмущения. Она просто задала вопрос.
— Думаю, да, — сказал Клент. — У капитана большая команда, и всем надо платить. Он старается не разочаровать своих людей.
— Недопустимо, — ответила леди.
Голос ее был мягким, почти детским, но не терпящим возражений.
— Неизбежно, — возразил Клент.
— Нет ничего неизбежного. У меня есть карманные часы в форме мушкета. Я дам их вам вместе с кошельком. Деньги отдайте предводителю бандитов, а затем приставьте часы к его голове и потребуйте, чтобы моим людям вернули мушкеты. Вы будете вознаграждены.
Лишь когда умолкло последнее слово, Клент сумел захлопнуть рот.
— Миледи, — сказал он, — когда человек получает пулю, все золото мира не может спасти его.
— Я везу с собой предмет большой личной ценности, с которым не намерена расставаться, — произнесла леди и придвинула лицо так близко к занавеске, что на щеки легла кружевная тень. — Вы знаете, кто я?
Клент кивнул. Мошка заметила, какой взгляд он бросил на кольцо с печаткой на пальце белой леди, но следующие слова по-настоящему изумили девочку.
— Миледи… Если я смогу убедить этого человека не обыскивать вас, не соизволите ли вы взять на службу меня и… — он перевел взгляд на Мошку, и на лице его промелькнуло колебание, — …мою помощницу. Мы поэты и мастера слова. Не робкого десятка.
— Очень хорошо, — ответила белая леди. — Продемонстрируйте, какой вы мастер слова.
— Передайте мне ваш кошелек, миледи.
Рука в белой перчатке протянула Кленту белый шелковый кошелек.
Когда Клент проходил мимо Мошки, та тихо спросила:
— Справишься?
— Не уверен, — ответил он с сомнением в голосе. — Нужно подумать.
Дождь лил вовсю, и Клент поднял лицо к небу, словно ища там ответа. Когда он снова взглянул на Мошку, в его глазах играла дерзкая улыбка.
— Справлюсь, пожалуй, — сказал он.
Блит понаблюдал за тем, как разбойники обыскивают лакеев и кучера, а затем окинул Клента пренебрежительным взглядом и спросил:
— А ты чего ждешь?
— В карете никого нет, кроме одной несчастной девушки. Калеки. У нее лихорадка, и ей нужно скорее домой, пока она совсем не слегла. Она покорно просит вас не выводить ее под дождь. Вот ее кошелек.
Клент поднял руку с кошельком и сказал:
— Она с радостью отдает его вам и надеется на ваше сострадание к ее болезни.
— Чем скорее она выйдет и встанет вместе с остальными, тем скорее она поедет домой, — отрезал капитан Блит.
На Мошку, стоящую рядом с Клентом, Блит обращал не больше внимания, чем на… мошку.
— Осмелюсь предположить, — продолжал Клент, — вы говорите не то, что думаете. Я слышал много историй о капитане Блите, но ни в одной из них не говорится, что он — бессердечный злодей, обрекающий невинную девушку на смерть от лихорадки под проливным дождем. Это не ваши слова, их мог сказать этот дождь, или ваши дырявые башмаки, или голодный желудок, но только не капитан Блит. Человек, которого я вижу, слишком высок для таких слов.
Мошка, на протяжении всей тирады следившая за Блитом, подумала, что капитаном того назвали впервые. Это звание ему щедрой рукой навесил Клент.
— Я могу говорить свободно? — спросил Клент.
— Если только «свободно» значит «короче», — ответил капитан.
— Благодарю вас. — Клент подошел к нему чуть ближе. — Я не могу молчать, видя, как вы отказываетесь от блестящей возможности. Вот скажите, что вы получите, вытащив эту несчастную под дождь? Несколько пуговиц с ее халата? Может, ваши люди хотят срезать ее волосы и продать парикмахеру?
— А что я потеряю?
— Ага! — Клент поднял указательный палец. — Прекрасный вопрос! Вы можете потерять нечто очень ценное. Вскоре вы поймете, о чем идет речь. Но сперва я должен поинтересоваться… Часто ли вы чините ботинки?
— Что?
Вожак разбойников был озадачен не на шутку. Его красные глаза метались из стороны в сторону, словно скакали между двумя вопросами — услышанным и заданным.
— Можете не отвечать, — великодушно предложил Клент. — Я и так прекрасно вижу. Вижу, как из дырки размером с монету торчит большой палец, проверяя направление ветра. А почему? Это я тоже вижу. Когда ваши карманы полны монет, идете ли вы к сапожнику? А затем к портному? Привести в порядок одежду? Нет! В первую же ночь вы с товарищами идете в таверну и пьете за каждого короля и королеву, которых можете вспомнить, а затем — за королей, которых вам подскажет воображение, и дальше — до тех пор, пока сами не почувствуете себя королями, которым море по колено. А на следующий день вы снова бедны, и снова не на что починить ботинки. Зато той ночью! — Клент развел руки в стороны, будто обнимая мир. — Какой широкий жест! Вы кричите всем и каждому: «Может, я испорчен, но не жалок; может, я груб, но не слаб; грязь может пристать к моим ботинкам, но не к моей душе»…
