Марина Дяченко - Слово погибели № 5
Игрис блефовал. Уже завтра, скорее всего, он никого не сможет вызвать на допрос по делу Алисии Жёлудь.
***
Агата плакала.
Притихшие близнецы сидели за столом в кухне, глядя то на рыдающую мать, то на Елену у плиты. Рыжий кот наблюдал за сценой с высоты холодильника.
– Непорядочно это, тетя Елка, - Агата едва могла говорить, так душили ее слезы. - У самих-то детей нет, откуда вам понимать. Только о себе, о своей жизни безбедной, детей потом заведем… А когда - потом, ты и так уже пожилая первородящая…
– Игрис, - Елену разбирал нервный смех, - ну что мне с ней делать? Я ведь ей морду набью. В жизни никого не била, а тут…
– Одиннадцатый час, - отрывисто сообщил Игрис. - Дети, спать. Агата, собирать чемоданы. Через пять минут тушу свет.
***
– Спасибо, что согласились встретиться, несмотря на поздний час.
– Это официальный допрос? Будет какой-то протокол?
– Нет… не совсем.
– Тогда я не понимаю…
– Одну минуту. Когда вы узнали о смерти Алисии?
– Мать позвонила. Когда вы приезжали в Верхний Крот. Она звонит мне несколько раз в неделю, так что ничего удивительного.
Юноша, когда-то запечатленный на старых фотографиях в смешном мешковатом костюме, превратился в упитанного, ухоженного, лысеющего человека в хорошем плаще и дорогих ботинках? Он работал на телестудии, писал сценарии для многих сериалов, в том числе таких знаменитых, как «Замарашка», «Все ветры с запада» и «Кровь». Последние полгода был занят в группе «Под надежным крылом».
– Нет, разумеется, я не маг и не имею никакого отношения к «Коршуну». Я адаптировал некоторые их громкие дела для сериала… И это все. Бедную Алисию я не видел двадцать лет. Хотя, разумеется, мне все равно очень жаль.
Встреча происходила в кафе неподалеку от дома, где жил Ливан Зеленый Пруд - так звали сына директрисы. Снова начался дождь, барабанил по стеклянной крыше. Как медузы в толще вод, нависали над головой вазоны с вьющимися растениями.
– Почему вы расстались с Алисией?
– Я что, обязан отвечать?
– Не обязаны. Но ваши ответы, может быть, помогут мне понять, за что ее убили.
– За что, - Ливан потер переносицу. - Я вот тоже все время думаю. Маг? Алисию? За что?!
– Так почему вы расстались?
– А почему расстаются двадцатилетние? Обычное дело… У нее был ужасный характер. Вся в отца. Все на свете должно было происходить так, как она запланировала, и никак иначе. Поначалу я пытался смягчить ее упрямство, шутил, веселился, я был влюблен… Но она все больше становилась фельдфебелем. Не завидую ученикам… Все ее боялись.
– А не любили? Мне показалось, что о ней говорили с любовью…
– Любили - тоже, да. Не все, но многие. Но боялись - все. Она была, как взбесившийся поезд, который не знает ничего, кроме своих рельсов, но уж если йа рельсах преграда - снесет, не задумываясь, камень ли это, дом, человек… Ничего, что я так о покойной?
– Думаю, Алисии Жёлудь уже все равно, - осторожно заметил Игрис. - Вы сказали, она вся в отца… Вы были знакомы с ее отцом?
– Нет. Виделся несколько раз, вот и все. Мы сошлись с Алисией уже после его смерти. Она мне рассказывала про него - армейское воспитание, коленями на горох, дисциплина, режим… По-моему, она его ненавидела.
– Отца? За строгость?
– Но когда он умер, она впала в жуткую депрессию. Думали, сама отправится за ним в гроб.
– Можно понять.
Ливан отхлебнул из рюмки коньяку, которым угостил его Игрис.
– Вы, значит, следователь? Хороший коньяк… Зачем вам это надо - отец, Алисия, наши отношения?
– Чтобы понять…
– Ах да. Вы уже говорили. Ничего вы не поймете. Это было слишком давно… И потом, вы думаете, она рассказывала мне все? Она даже мне всего не рассказывала. Такая скрытная была.
– Было, что скрывать?
– Не знаю, - Ливан задумался. - Но скрытность - ее вторая натура. Какие-то секретные кармашки, тайнички…
– Она не интересовалась магией? Никогда?
Ливан повертел в пальцах рюмку, глядя, как маленьким водоворотом закручивается янтарная жидкость.
– Одно время она увлекалась, чисто теоретически, магией в связи с экологией. После Коптильни ей взбрело в голову, что маги просто обязаны решать экологические проблемы: собственно, в этом и есть их предназначение. Писала в журналы, возмущалась, что ее не принимают всерьез… Купила на букинистической распродаже какие-то книги… Кстати, много позже были разработки в этом направлении, я читал. А тогда поэты воспевали черные дымы над городом как символ развития, будущего…
– И что же - Алисия потом отказалась от этой идеи?
– А что она могла сделать? Сама она к магии не имела никакого отношения.
Ливан снова глотнул. Зажмурился:
– Да… Еще у нее была страсть к ритуалам. Можно было разбрасывать вещи, не мыть посуду, но ни в коем случае нельзя ставить сумку на стул. А стеклянную вазу нельзя убирать с этажерки, и когда я один раз ее переставил, Алисия впала в ярость…
– Вы жили вместе?
– Нет, - неохотно признался Ливан. - Это же поселок, какие-то правила приличия, да и времена были не такие свободные… Алисия получила полдома в единоличное пользование, а я бывал у нее в гостях… Но чаще мы гуляли. Мать говорила о каких-то фотографиях?
– Да. Я нашел ваши фото в архиве Алисии.
– Я бы хотел, чтобы вы мне их отдали.
– Понимаю. Но только после того, как дело будет завершено. Ливан тоскливо вздохнул:
– Все это было так давно…
– Вы упомянули страсть к ритуалам.
– Да. Но это были не болезненные ритуалы, как у сумасшедших. Это был какой-то придуманный мир, в который она играла… Скажем, в полночь после дождя собирать на бульваре червяков-выползков. Почему именно в полночь? «Я так хочу». Гроза - это вообще было нечто особенное, «чистое время», а куда молния ударит - «знак»… Равелину и Двенадцати она поклонялась, как каким-то божествам: она с ними говорила, я сам слышал. В школе как раз устанавливали памятный знак…
Ливан вдруг замолчал, будто что-то вспомнив.
– Да-да?
– Ну вот, - Ливан мигнул. - Плиту устанавливали. Вы видели этот памятник?
Игрис вспомнил цветы, принесенные школьниками, на мраморе возле школы.
– Да.
– В день открытия памятника она зажгла свечу у себя на пороге и понесла на школьный двор. День был ветреный. Она возвращалась раз десять, все время свеча гасла. Ну, в стакан бы поставила, раз охота ритуал соблюсти… Нет. Она возвращалась. Уже под утро донесла, когда ветер немного утих, поставила к памятнику и стояла рядом такая счастливая… Это было незадолго до нашего разрыва. Она сказала так высокопарно, пафосно: «Он безумный лжец, но я все искупила жертвой. Я вернула его героям». Она обожала такие выражения.
