Джо Аберкромби - Красная Страна
Сворбрек заметил, что многие находят приятным просто ломать вещи. Чем больше усилий потребовалось бы для починки, тем больше удовольствия. И в качестве иллюстрации этого правила четыре человека Брачио уронили кого-то на землю и неспешно били его, пока толстяк в переднике безуспешно пытался их успокоить.
Сворбрек редко видел даже легкое насилие. Диспут по поводу структуры повести между двумя его знакомыми авторами закончился весьма безобразно, но вряд ли это шло в сравнение с происходящим сейчас. Неожиданно обнаружив себя в центре сражения, Сворбрек почувствовал одновременно жар и холод. Ужасно страшно и ужасно возбуждающе. Он сторонился зрелища, страстно желая увидеть больше. Разве не за этим он пришел? Быть свидетелем крови, разврата, свирепости в их наибольшей интенсивности? Чувствовать запах опорожненных кишок и слышать звериные вопли? Так он мог сказать, что видел это. Так он мог привнести убежденность и аутентичность в свою работу. Так он мог сидеть в фешенебельных салонах Адуи и беспечно разглагольствовать о темной правде войны. Возможно, не высшие мотивы, но определенно и не самые низкие. Он не высказывал притязаний быть достойнейшим в Земном Круге, в конце концов.
Просто лучшим писателем.
Коска выгрузился из седла, поворчал, возвращая жизнь в древние бедра, а затем несколько чопорно направился к предполагаемому миротворцу в фартуке.
— Добрый день! Я Никомо Коска, генерал-капитан Компании Милосердной Руки. — Он указал на четверых стирийцев, чьи локти и палки вздымались и падали, так как они продолжали избиение. — Вижу, вы уже познакомились с некоторыми моими храбрыми компаньонами.
— Я Клай, — сказал толстяк, его подбородок дрожал от страха. — Я тут владею лавкой…
— Лавкой? Великолепно! Можем мы посмотреть? — люди Брачио уже вытаскивали товары охапками под чутким руководством сержанта Дружелюбного. Который, без сомнения, следил, чтобы воровство в Компании оставалось в приемлемых пределах. Воровство вне Компании, похоже, полностью поощрялось. Сворбрек отложил карандаш. Следующая заметка об отсутствии героизма казалась избыточной.
— Берите все, что нужно, — сказал Клай, демонстрируя покрытые мукой ладони. — Нет нужды в насилии. — Паузу нарушили падение стекла и дерева и стоны человека на земле, которого изредка и без энтузиазма попинывали. — Могу я спросить, зачем вы здесь?
Лорсен шагнул вперед.
— Мы здесь, чтобы выкорчевать измену, мастер Клай. Мы здесь, чтобы подавить восстание.
— Вы… из Инквизиции?
Лорсен не ответил, но тишина говорила сама за себя.
Клай сглотнул.
— Здесь нет восстания, уверяю вас. — Хотя Сворбрек почувствовал фальшь в его голосе. Что-то большее, чем понятная нервозность. — Мы не интересуемся политикой…
— Точно? — профессия Лорсена очевидно тоже требовала острого глаза на ухищрения. — Закатай рукава!
— Что? — торговец попытался улыбнуться, возможно надеясь разрядить обстановку легкими движениями мясистых рук, но Лорсен не собирался разряжаться. Он дернул пальцем, и двое крепких практиков в масках и капюшонах поспешили вперед.
— Раздеть его.
Клай попытался извернуться.
— Подождите…
Сворбрек вздрогнул, когда один из них бесшумно ударил торговца в живот и сложил пополам. Второй сорвал его рукав и выкрутил голую руку. Жирный текст на Старом Языке был вытатуирован от его запястья к локтю. Несколько выцветший с годами, но все еще четкий.
Лорсен немного повернул голову, чтобы прочесть.
— «Свобода и правосудие». Благородные идеалы, с которыми все мы можем согласиться. Как они совмещаются с резней невинных граждан Союза, устроенной повстанцами в Ростоде?
Торговец только сейчас восстановил дыхание.
— Я никогда никого не убивал в своей жизни, клянусь! — его лицо покрылось потом. — Татуировка — глупость из молодости! Хотел произвести впечатление на женщину! Я не разговаривал с повстанцами двадцать лет!
— И ты полагал, что можешь сбежать от твоих преступлений сюда, за границы Союза?
Сворбрек раньше не видел улыбку Лорсена и предпочел бы больше ее не видеть.
— У инквизиции его Величества руки длиннее, чем ты можешь представить. И долгая память. Кто еще в этой жалкой куче лачуг имеет симпатии к повстанцам?
— Я бы сказал, если они их и не имели, когда мы прибыли, — услышал Сворбрек шепот Темпла, — все будут иметь, когда мы уедем.
— Ни один. — Клай тряхнул головой. — Никто не желает причинить зло, и я меньше всех…
— Где в Близкой Стране найти повстанцев?
— Откуда мне знать? Я сказал бы, если б знал!
— Где лидер повстанцев Контус!
— Кто? — Торговец мог только пялиться. — Я не знаю.
— Мы посмотрим, что ты знаешь. Уведите его внутрь. Достаньте мои инструменты. Свободу я тебе обещать не могу, но, по крайней мере, здесь сегодня будет правосудие.
Два практика утащили невезучего торговца в его лавку, теперь полностью зачищенную от всего ценного. Лорсен прошествовал следом, так же нетерпеливо жаждущий начать свою работу, как наемники, когда начинали свою. Последний практик принес в одной руке деревянный отполированный ящик с инструментами. Другой рукой он тихо закрыл дверь. Сворбрек сглотнул и решил отложить записную книжку. Он не был уверен, что ему придется сегодня что-то писать.
— Зачем повстанцы наносят себе татуировки? — пробормотал он. — Так их чертовски легко определить.
Коска косился на небо и обмахивал себя шляпой, заставляя развеваться редкие волосы.
— Гарантируют свои обязательства. Гарантируют, что пути назад не будет. Они гордятся ими. Чем больше они сражаются, тем больше татуировок они добавляют. Я видел под Ростодом повешенного с руками, полностью покрытыми ими. — Старик вздохнул. — Но люди делают все что угодно в пылу момента, что потом, по трезвому размышлению, оказывается не очень разумным.
Сворбрек поднял брови, лизнул карандаш и скопировал это на бумагу. Дикий крик раздался из-за закрытой двери, затем еще. Было трудно сосредоточиться. Несомненно, человек был виновен, но Сворбрек не мог не поставить себя на место торговца, и ему там не нравилось. Он щурился на окружающий банальный грабеж, беспечный вандализм, обычное насилие, поискал, обо что бы вытереть вспотевшие руки и в конце концов вытер их об рубашку. Похоже, все его манеры стремительно деградировали.
— Я ожидал, что это будет несколько более…
— Славно? — спросил Темпл. У юриста, который хмуро смотрел на лавку, на лице было выражение сильнейшего отвращения.
— Воинская слава редка, как золото в этих землях, друг мой! — сказал Коска. — Или как верность в женщинах, если уж на то пошло! Вы можете использовать это.
