Андрэ Нортон - Эльфийская трилогия
Ужин протекал именно так, как она и рассчитывала: блюда появлялись из ниоткуда, уже сервированные, и бесследно пропадали, когда в них исчезала надобность. Конечно же, угощение было изысканным; холодные блюда были в меру охлаждены, а горячие в меру подогреты. И никаких экзотических яств, которые могли бы испугать неискушенную девушку. Лорд Ратекрель изо всех сил старался быть очаровательным, говорил, что Йиссандра нуждается в его «творческой поддержке», и превозносил ее необычайный талант.
«Рыбка клюнула», — подумала Алара.
На самом деле это ее не удивило, поскольку драконица весьма тщательно выбирала будущую жертву. Лорд Ратекрель женился пять раз, и все его жены умерли при родах. Так что теперь мало кто из эльфийских лордов хотел рисковать своими драгоценными отпрысками и выяснять, что же такого смертоносного содержится в семени Ратекреля. До Алары доходили слухи, что Ратекрель в поисках невесты уже присматривался к дочерям своих прихлебателей и слуг.
Когда подошла очередь десерта, Ратекрель сделал ей предложение. Оно было облачено в форму белого сахарного лебедя, опустившегося на тарелку к Аларе и что-то протянувшего ей в клюве. Девушка с любопытством взглянула на Ратекреля.
— Возьмите это, дорогая, — произнес лорд, уверенный в ответе. — Возьмите. Это не мое сердце, но пусть эта вещь послужит достойной заменой.
«Неужели он и вправду это сказал? — удивленно подумала Алара. — Неужели даже дурочка вроде меня заслуживает такого дурацкого сватовства?»
Ну что ж, видимо, она и вправду его заслуживала.
Алара протянула руку к сверкающей сахарной птице и наклонила голову лебедя. Ей на ладонь упало серебряное обручальное кольцо.
Девушка взяла кольцо, надела его на указательный палец правой руки, показывая, что предложение принято, и невозмутимо съела лебедя. Этим и закончилась трапеза.
Лорд Ратекрель, старательно скрывая радость, пожелал новоявленной невесте спокойной ночи. Алара прошла над успокоившимся морем к светящемуся проему двери и вернулась в свои покои.
Там ее снова окружили служанки. Алара позволила им раздеть себя, обрядить в шелковую ночную рубашку, заплести волосы в косу и проводить ее к кровати. От ее внимания не укрылось, что серебряно-белые стены приобрели нежно-розовый оттенок, а прежде неудобные кресло и кровать сделались мягкими и притягательными. Служанки удалились. Последняя из них задержалась ровно настолько, чтобы пробормотать чуть слышные поздравления. А светильники погасли сами собой.
Алара подождала, пока в доме утихнет всякий шум. Когда драконица убедилась, что ее никто не может услышать, она сменила облик и покинула покои, воспользовавшись той самой дверью, через которую удалились служанки.
Драконы не жалуются на память, и воспоминания их никогда не тускнеют. Выражение лица Ратекреля, обнаружившего, что его нареченная невеста исчезла неизвестно куда, стоило всех хлопот и годичной подготовки. Алара мысленно рассмеялась — единственное, что она могла сделать, оставаясь камнем.
Ратекрель думал, что защитил себя всеми мыслимыми способами. Он оградил свои покои от эльфийской магии и от эльфов, которые могли бы войти туда. От эльфов, но не от людей. Насколько было известно Аларе, Ратекрель и после этого происшествия не проводил никаких дознаний среди людей, если не считать беглой проверки — не спряталась ли его «невеста» среди рабов.
Рабы были практически невидимы — по крайней мере, до тех пор, пока не обнаруживалось отсутствие одного или нескольких из них. Но кто станет проверять, не прибавился ли в бараках еще один раб? В бараках всегда можно было найти пустующую кровать — во всяком случае, у тех лордов, которые в достаточной степени загружали своих рабов работой, — и свободное место за столом. Если появлялся раб, которого не было в списках, окружающие предполагали, что его только что купили или перевели откуда-нибудь.
Алара знала, что Ратекрель никогда не пересчитывает своих рабов, а если даже и пересчитает, то ни за что не догадается связать между собой два факта: появление лишнего раба и исчезновение своей нареченной невесты из покоев, защищенных магией. Но не это было солью шутки…
Алара недвижно стояла перед столом лорда: еще один ничем не примечательный смуглый парнишка, затерявшийся среди прочих слуг в бело-серебряной униформе. Теперь ничто в ней не напоминало об исчезнувшей Йиссандре — даже пол.
Она, конечно, приняла участие в лихорадочных поисках: Ратекрель послал всех, кого только было можно, на розыски пропавшей эльфийки, — или, как впоследствии намекали некоторые, на поиски того, кто мог ее похитить.
Рабы тщательно обыскали поместье, но не обнаружили ни признаков насильственного похищения, ни чего-либо такого, что могло бы послужить ключом к разгадке. Алара позаботилась о том, чтобы уничтожить все следы.
Как шептались между собою люди, это могло означать только одно: эльфийка покинула дом лорда Ратекреля по собственному желанию. Не слишком-то лестный для лорда ход событий. И какой удар по его гордости! Он растратил на эту девчонку столько чар, убеждая ее принять кольцо, что она не могла даже слова молвить против. В результате она просто-напросто сбежала, несмотря на все его магическое влияние, — и это было выше понимания лорда.
Теперь Ратекрель оказался в унизительном положении: ему предстояло связаться с семейством Йиссандры и сообщить, что их дочь — его нареченная невеста, — по всей видимости, сбежала неизвестно куда.
Алара умудрилась примазаться к нескольким слугам, отосланным в библиотеку. Впрочем, в этом не было ничего особенно трудного: как только стало очевидно, что Йиссандры в поместье нет, большинство слуг стали выискивать себе неотложные занятия. Они слишком хорошо знали, в какое настроение придет Ратекрель, если девушку так и не найдут.
Их предположения полностью оправдались. Лорд Ратекрель был разъярен и чувствовал себя униженным, а когда эльфийские лорды страдают, их рабам приходится худо.
На самом деле, как гласили нагоняющие страх слухи, еще до исхода дня кто-то из рабов вполне мог умереть. Если Ратекрель не мог найти козла отпущения, он его создавал.
Библиотека была последним местом, где сейчас хотелось бы находиться любому человеку. Алара, находясь в выигрышном положении, отметила про себя, что серебряно-белая библиотека казалась поразительно неподходящим местом для какого бы то ни было проявления насилия. Кстати, оказалось, что личные покои лорда тоже выдержаны в бело-серебряных тонах. М-да, у Ратекреля явно была сильно развита клановая гордость. Но здесь не было той строгости, того аскетизма, что в покоях, отведенных «гостье». В библиотеке было вполне уютно. Мягкие белые занавески сглаживали чересчур острые углы. Пол укрывал белый ковер — такой толстый, что даже неуклюжие люди при ходьбе не нарушали тишины ни малейшим шумом. Бесформенные белые сиденья напоминали облака, опустившиеся на землю. Стол был выполнен в том же стиле, только у этого облака был плоский глянцевитый верх. Лорд Ратекрель сидел, уставившись на стол. Плечи его были понурены, а на лице застыло мрачное выражение.
