Карина Демина - Наша светлость
Тисса видела, что «вот» или уже почти.
Их Сиятельство, где бы они ни имели чести пребывать, вернулись в состоянии крайне плачевном. Одежду его покрывала грязь, которая, подсыхая, трескалась и осыпалась на ковер. Цвет ее и омерзительнейший запах навевали мысли о деревенском нужнике и о том, что вряд ли тан искупался в нем добровольно.
— Почему я? — тихо спросила Тисса, понимая, что уйти не сможет.
— Ну вы же леди. И его невеста.
Действительно. Как она же могла забыть?
И обо всем остальном тоже…
…девушке неприлично находиться ночью в покоях мужчины, пусть и жениха.
…неприлично прикасаться…
…и уж тем более делать все, что Тисса сделать собиралась.
Прижав пальцы к шее — очень холодной шее — она убедилась, что сердце работает. И пульс — странное дело — был учащенным, хотя обычно у людей замерзающих сердце останавливалось.
Заодно выяснилось, что в пути Их Сиятельство потеряли сапоги и получили удар по затылку. Или сначала был удар, а потом сапоги исчезли?
В городе опасно.
Но разве мужчины когда-нибудь думают об опасности?
— Здесь ванна есть?
— Да, — Гавин — слабая нить, на которой держится репутация Тиссы — смотрел с надеждой, от которой становилось неудобно. Тисса ведь не героиня баллады, способная чудеса творить.
Она просто кое-что помнит. И очень надеется, что этого хватит.
— Набери воды, чтобы была очень теплая, но не горячая. Еще нужно растопить камин так сильно, как получится. И вина нагреть… и есть пуховые одеяла? Лучше, если два или три…
Тисса попыталась вспомнить, что еще делают в таких случаях.
У мамы точно бы все получилось. Она не знала, что столичные леди не изучают лечебное дело, потому что в столице всегда есть доктор. Только Их Сиятельство с доктором дел иметь не желают.
Еще бы в чувство его привести.
— Ваше Сиятельство, — Тисса позвала, не особо надеясь, что будет услышана. — Вы должны проснуться.
Нюхательных солей прихватить бы… и ее коробку, в которой еще остались кое-какие травы. Багульник точно был. И чабрец, кажется. Липовый цвет не помешал бы. Ромашка.
С травами Тисса разберется позже.
— Ваше Сиятельство… подъем.
Тисса легонько ударила по щеке.
Она, конечно, мечтала отвесить тану полноценную пощечину, но сейчас вдруг стало неудобно. Больных надо жалеть. Ох, но жалость жалостью, а до ванны они с Гавином тана не дотащат. Тяжелый. Тисса попыталась с места сдвинуть и убедилась, что сил ее не хватает.
А вот в балладах героини рыцарей с поля брани тащили… в доспехе причем.
Иногда и за конями возвращались.
И Тисса, наклонившись, мужественно перекинула руку Их Сиятельства через плечо. Запоздало подумалось о гневе, в который придет леди Льялл, увидев грязь на халате… и в этот момент рука ожила, как-то хитро обхватила шею Тиссы и сдавила.
Тисса хотела закричать и не смогла.
Сейчас шея хрустнет и… все.
— Гавин! — рявкнули Их Сиятельство, ослабляя хватку. — Какого хера тут творится?
И сразу орать. Конечно. Именно Гавин виноват во всем, что с таном произошло.
Тисса потрогала шею. Та была на месте. Голова, что характерно, тоже.
И дышать снова получалось.
Все-таки надо было не стесняться с пощечинами. Когда еще такой случай выпадет?
— Доброй ночи, — Тисса на всякий случай отступила от кресла. — Гавин сказал, что вы… заболели. И нужна моя помощь. Вы можете встать?
А когда тан злится — она как-то сразу поняла, что Их Сиятельство и вправду очень-очень злы — глаза его становятся серыми.
— Вы замерзли. И если не согреетесь, то умрете, — добавила она совсем тихо, испытывая одно желание: сбежать.
— А ты, значит, греть пришла?
Вот как с этим человеком нормально разговаривать?
Надо успокоиться. Больные люди грубят, потому что им больно. Так мама говорила. А тану, судя по всему, больно постоянно. Наверное, это возрастное. Но Тисса потерпит. Ее долг заботиться о муже.
Хотя он явно против.
— Греть будет ванна. И вино. Горячее.
Их Сиятельство все-таки соизволили подняться. От помощи Тиссы отмахнулись, пробурчав:
— Ванна. Вино. Женщина. А я не в состоянии…
— Что не в состоянии?
— Ничего не в состоянии. Позор. Гавин!
К счастью, Гавин появился вовремя, чтобы удержать тана от падения. Ну не в одиночку… все-таки зачем тан таким большим вырос? Это крайне непредусмотрительно с его стороны. Может, поэтому в балладах часто упоминают об изящном сложении героев? Таких, наверное, тащить легче. И коням в том числе.
Над ванной подымался пар, и Тисса проверила воду. Ну конечно, оставалось Их Сиятельство только сварить. Ведь сказано же было — теплая, а не горячая. Мама предупреждала, что если вода будет слишком горячей, то сердце может не выдержать.
А у него и так слишком часто бьется.
Пришлось разбавлять холодной.
Их Сиятельство стояли, упираясь руками и лбом в стену. Хорошо, что не говорили ничего под руку.
— У вас голова не кружится? — Тиссе, кажется, удалось достичь нужной температуры.
— Кружится.
— Тошнит?
— Уже нет. Ребенок, иди спать. Я сам управлюсь.
Во-первых, вряд ли управится, во-вторых, Тисса всерьез сомневалась, что сумеет заснуть.
— Вы ведете себя безответственно, — говорить следовало уверенно, но голос предательски дрожал. — И если вы отказываетесь от помощи доктора, то терпите мою.
Вот у мамы получалось разговаривать с больными. Ее все слушались, даже папа. Правда он вечно ворчал, что сам разберется… а мама отвечала, что еще не готова стать вдовой.
— Раздевайтесь, — сглотнув, велела Тисса.
— Для тебя — с удовольствием.
Ох, это не только неприлично. Это недопустимо! Особенно, если с удовольствием. Правда, оказалось, что руки Их Сиятельства не слушаются, и Гавину пришлось стаскивать грязную куртку, а потом и рубашку. Тисса поспешно отвернулась.
Однажды она видела папу без рубашки. Но это было давно! И папа — это же совсем-совсем другое… если бы не разбитый затылок тана, которым предстояло заняться, Тисса немедленно бы вышла.
А получалось, что уйти нельзя. Кто бросает дело недоделанным?
И температуру воды следует постепенно повышать.
Их Сиятельство в ванну не забрались — рухнули, выплеснув половину воды на пол. И на Тиссу — рубашка тотчас прилипла к ногам. А тан заорал:
— Горячо!
— Сидите. Вам так кажется. Вы просто промерзли насквозь.
Тиссе пришлось обернуться. Она пообещала, что смотреть будет только на затылок… ну некоторые обещания крайне сложно сдержать. Спину тана покрывали старые шрамы и свежие синяки темно-лилового, черного почти цвета. Густо. Плотно.