Джон Толкиен - Хоббит, или Туда и обратно
Элронд был большим знатоком рун. Взглянув на мечи из пещеры троллей, он сказал:
— Их ковали не тролли. Это мечи старинной работы, сделанные моими родичами, Высшими эльфами[38] Запада. Их выковали в Гондолине[39] для войны с гоблинами. Эти мечи, вероятно, стали добычей какого-нибудь дракона или гоблина, так как много веков назад именно драконы и гоблины разрушили Гондолин. Это очень знаменитые клинки, и у каждого есть свое имя. Твой, Торин, зовется Оркрист[40], что на языке Гондолина[41] означает «Сокрушитель Гоблинов». А тот, что у Гэндальфа, — Гламдринг, то есть «Молотящий Врагов». Некогда его носил король Гондолина. Берегите их!
— Интересно, как они попали к троллям? — подивился Торин, с любопытством разглядывая клинок.
— Трудно сказать наверняка, — покачал головой Элронд, — но легко догадаться, что ваши тролли ограбили каких-то других грабителей или, скажем, набрели на остатки сокровищ, припрятанных где-нибудь в горах Севера. Говорят, в заброшенных подземельях Мории до сих пор находят позабытые клады, зарытые там еще во времена войны гномов с гоблинами.
Торин глубоко задумался над словами Элронда.
— Я не посрамлю этого меча! — вдруг воскликнул он. — И да сокрушает онгоблинов ныне так же, как встарь!
— Боюсь, что этим ему и придется заняться, когда вы окажетесь в горах, — с улыбкой заметил Элронд. — А теперь покажите мне вашу карту.
Элронд взял карту и долго изучал ее, а затем покачал головой, так как не вполне одобрял замысел гномов и их наследственную любовь к золоту. Однако он ненавидел драконов, их жестокость и коварство. С болью в сердце вспоминал он развалины Дейла, его некогда звонкие колокола и опаленные огнем берега реки Бегучей. В вечернем небе ярко светил серебряный месяц. Элронд поднял карту и посмотрел ее на просвет.
— Что это? — воскликнул он. — Лунные буквы! Вот здесь, рядом с обычными рунами, гласящими: «Вход пяти локтей в высоту, трое пройдут плечом к плечу»!
— Какие такие лунные буквы? — захлопал глазами хоббит, ничего не понимая.
Я уже говорил, что Бильбо любил карты, а также всевозможные руны, буквицы и прочую каллиграфию. Правда, его собственные опыты оставляли желать лучшего.
— Лунные буквы, — пояснил Элронд, — это руническое письмо, видимое лишь в лунном свете. При этом подчас нужно, чтобы стояло то же время года и луна была в той же фазе, что и в тот день, когда эти руны были начертаны. Лунные буквы изобрели гномы — они чертили их серебряными перьями. Об этом ты можешь расспросить своих друзей. Похоже, эти руны были нанесены на карту именно в канун Преполовения Лета, при ясном месяце, и достаточно давно.
— Что же они гласят?! — не выдержали Гэндальф с Торином, несколько раздосадованные тем, что лунные буквы обнаружил Элронд, а не они сами, хотя, как выяснилось, они и не могли сделать этого раньше, да и смогли бы когда-нибудь — тоже еще неизвестно.
— «Встань у серого камня, когда застучит дрозд, — прочел Элронд, — и последние лучи заходящего солнца в День Дьюрина[42] укажут замочную скважину».
— Дьюрин! Великий Дьюрин! — воскликнул Торин. — Это праотец древнейшего гномьего рода Длиннобородов! И ваш покорный слуга — прямой потомок и наследник Дьюрина!
— А что это за День Дьюрина? — спросил Элронд.
— Это первый день нашего Нового Года, — пояснил Торин. — Как вам, должно быть, известно, это первый день последней луны осени — на самом пороге зимы. В День Дьюрина луна и солнце стоят в небе одновременно. Правда, боюсь, нам это мало поможет, так как мы давно разучились высчитывать, когда наступает этот день.
— Поживем — увидим, — заметил Гэндальф. — Есть ли там еще лунные буквы?
— При этой луне больше ничего не видно, — сказал Элронд и вернул карту Торину, после чего все спустились к речке и присоединились к пляшущим и поющим эльфам, которые праздновали канун Преполовения Лета.
Утро выдалось свежим и прекрасным. О таком можно было только мечтать: на голубом небе ни облачка, на воде танцуют солнечные блики… И путешественники двинулись дальше, получив на прощание хорошую порцию песен и добрых напутствий. Теперь они были готовы к новым приключениям, а кроме того, твердо знали дорогу, которая вела через Туманные Горы.
Глава четвертая
В ГОРУ И ПОД ГОРУ
Много троп в Туманных Горах и много перевалов — однако тропы эти большей частью обрываются и ведут в никуда, а то и куда похуже; большинство же перевалов смертельно опасны, и там на каждом шагу путника подстерегают нехорошие твари. Тем не менее гномы и хоббит, следуя мудрым наставлениям Элронда и полагаясь на опыт и память Гэндальфа, шли вперед и вперед, твердо придерживаясь единственно верной тропы.
С тех пор как они покинули Дом Элронда, прошло уже несколько дней, и гостеприимная долина Ривенделл осталась далеко позади, а путники поднимались все выше, выше и выше… Трудная, опасная тропа! Извилистый, пустынный, бесконечный путь! Далеко внизу расстилались покинутые ими земли. Бильбо знал, что где-то там, далеко-далеко на Западе, за голубоватой белесой дымкой, осталось его родное Заселье и уютная нора, где все было так славно — и никаких тебе опасностей… Бильбо поежился. Холодать стало… Поднялся ледяной ветер. Яркое солнце палило снега, вниз по склонам то и дело скатывались огромные камни — и хорошо еще, если они проносились между путниками, которые длинной цепочкой растянулись по тропе, но иной раз валун пролетал прямо над головой, что и вовсе грозило крупными неприятностями[43]. Ночевки были холодными и неуютными; ни о каких удобствах в горах не могло быть и речи, не говоря уже о песнях и даже громких разговорах, так как эхо здесь было каким-то недобрым, — казалось, горы не желали, чтобы безмолвие их нарушало что-либо, кроме шума воды, завывания ветра и грохота камней.
«А внизу лето в самом разгаре, — думал Бильбо, тяжело вздыхая, — сено, поди, давно уже косят, пикники устраивают… Если так и дальше пойдет, то, пока мы перевалим через эти горы, у нас небось урожай соберут и ежевика поспеет…»[44]
У остальных настроение было не лучше. А между тем, прощаясь с Элрондом теплым летним утром, все были полны надежд и радостно предвкушали, как перевалят через горы и двинутся дальше. Гномы рассчитывали добраться до потайного хода в Одинокой Горе никак не позже первого осеннего новолуния. «Как раз ко Дню Дьюрина и поспеем», — приговаривали они. Один только Гэндальф с сомнением покачивал головой да помалкивал. Гномы уже много лет не бывали в тех местах, а Гэндальф-то бывал и прекрасно знал, насколько опасно стало в Дикоземье с тех пор, как драконы выжили оттуда людей и там в неимоверных количествах расплодились гоблины, победившие в битве за Морийские Копи. Так что даже самый тщательно продуманный план, составленный таким мудрым волшебником, как Гэндальф, и таким добрым другом, как Элронд, вполне мог провалиться из-за непредвиденных обстоятельств — кто-кто, а Гэндальф это хорошо понимал.
