Роджер Желязны - Принц Хаоса
— Хм, — сказал Мандор. — А что если вся твоя жизнь целиком была изучением подтасовки?
— Я бы не чувствовал ничего хорошего, — сказал я. — Полагаю, я чувствовал бы себя так же, как сейчас, только, еще напряженнее.
Он сделал жест, и передо мной появился изумительный омлет, преследуемый опоздавшим на мгновение дополнительным блюдом жареной картошки, смешанной с чем-то вроде зеленых чилли[6] и лука.
— Все это гипотетично, — сказал я, принимаясь жевать, — разве нет?
Последовала длинная пауза, так как Мандор жевал, затем:
— По-моему, нет, — сказал он. — По-моему, долгое время и до сих пор Силы клокотали бешено, — продолжал он, — но мы наконец подошли к эндыгрышу.
— Что заставляет тебя влезать в эти дела?
— Началось это с тщательного обдумывания событий, — сказал он. — Затем последовали формулировка и тестирование гипотез.
— Избавь меня от лекции по использованию научного метода в теологии и человечьих политиках, — сказал я.
— Ты спросил.
— Верно. Продолжай.
— Тебе не кажется странным, что Суэйвилл угас как раз тогда, когда одновременно свершилось так много событий из тех, что долгое время были в подвешенном состоянии?
— Когда-то ему пришлось бы уйти, — сказал я, — и все недавние потрясения, вероятно, хорошо этому поспособствовали.
— Выбор времени, — сказал Мандор. — Стратегическое расположение. Согласованность действий.
— Для чего?
— Чтобы посадить тебя на трон Хаоса, конечно, — ответил он.
4
Иногда слышишь что-нибудь неприятное, и — всё. В другой раз слышишь что-нибудь невероятное, и оно откликается эхом. Странное мгновенное ощущение невероятного знания, которое — и все время! — просто недосуг подобрать и изучить. По правилам мне следовало бы подавиться при заявлении Мандора, затем фыркнуть что-нибудь вроде: «абсурд!» Я странно воспринимал эту ситуацию — было умозаключение Мандора верным или нет, — словно здесь нечто большее, чем догадка, будто существовал некий всеобъемлющий план по выдвижению меня в круг власти во Дворах.
Я сделал затяжной, медленный глоток кофе. Затем:
— Да ну? — сказал я.
Я чувствовал, что улыбаюсь, пока он искал мой взгляд, изучал мое лицо.
— Ты принимаешь участие в попытках сознательно?
Я снова поднял чашку с кофе. Я чуть было не сказал: «Нет, конечно, нет. Я впервые об этом слышу». Затем я припомнил, как отец рассказывал мне о том, что он втянул тетю Флори в изложение жизненно важной информации для подлечивания отцовской амнезии. Меня впечатлила не столько ловкость, с которой он это проделал, сколько факт, что его недоверие к родне было за пределами сознания, в виде чистого рефлекса. Не пройдя через все семейные свары, где бывал Кэвин, я ощущал нехватку чувств такого высокого накала. И Мандор, и я всегда хорошо уживались, невзирая на то, что он был старше на несколько столетий и в некоторых вопросах мы имели весьма отличающиеся вкусы. Но вдруг, на столь высоких ставках, тот негромкий голос, о котором Кэвин поминал, как о худшей, но более мудрой половине, подсказал: «Почему бы нет? Можешь попрактиковаться, малыш», — и, поставив чашку, я решил попытаться, просто попробовать, как это на ощупь.
— Не знаю, имеем ли мы в виду одно и то же, — сказал я. — Но почему бы тебе не рассказать мне о середине игры… или, наверное, даже о начале… о том, что привело тебя сейчас к поспешному выводу.
— Образ и Логрус оба обладают разумом, — сказал он. — Мы с тобой видели доказательства тому. Проявляется ли это как Змей и Единорог или иным образом, — особой разницы нет. В любом случае мы говорим о парочке более-сильных-чем-человеческий разумах с обширной мощью в распоряжении. Кто придет к финишу первым — бесполезный теологический вопрос. Нам нужно лишь побеспокоиться о нынешней ситуации, поскольку она касается нас.
Я кивнул.
— Милая оценка, — согласился я.
— Силы, которые они представляют, противоборствуют, но годами были отточено равны друг другу, — продолжал Мандор, — и таким образом было установлено некое равновесие. Они постоянно алчут небольших побед, пытаясь добавить к собственному домену нечто за счет противника. Похоже, игра шла с ничейным счетом. И Оберон, и Суэйвилл были долгое время их агентами, а Дваркин и Сугуи — посредниками, связанными непосредственно с силами.
— Ну и? — сказал я, когда он глотнул сока.
— Я уверен, что Дваркин вошел в слишком тесный контакт с Образом, — продолжил он, — и стал объектом подтасовки. Однако он достаточно искушен, чтобы осознавать это и сопротивляться. Кончилось все его безумием, с обоюдным ущербом как для Дваркина, так и для самого Образа: слишком тесная связь была у них. Это, в свою очередь, послужило причиной тому, что Образ бросил Дваркина одного, не желая дальнейшего риска. Но ущерб был нанесен, и Логрус отыграл небольшой плацдарм. Это позволило ему орудовать во владениях порядка, как раз когда принц Брэнд начал эксперименты с намерением усилить свои способности. Я уверен, он подставился, попал под контроль и стал невольным агентом Логруса.
— В основном это предположения, — сказал я.
— Заметь, — сказал Мандор, — что его намерения, по-видимому, стали намерениями безумца. Они имели куда больше смысла, когда казались неким желанием уничтожить порядок, ввергнуть вселенную в изначальный хаос.
— Продолжай, — сказал я.
— В какой-то точке Образ открыл… или, вернее, окончательно овладел… способностью творить «призраков» — недолго живущих подобий любого, кто имел дело с Образом. Очаровательная идея. Я был очень заинтересован в ее исследовании. Она обнажает суть основного механизма, поддерживая мой тезис о прямом участии Образа и, вероятно, Логруса, в управлении реальными событиями. Как думаешь, могли они фигурировать в выдвижении твоего папы против Брэнда, как самого сильного Образцового Бойца? Мне интересно.
— Я что-то не вникаю, — сказал я. — Выдвижении, говоришь?
— У меня такое чувство, что на него действительно пал выбор Образа как на следующего Короля Янтаря — этакое повышение в чине, что, вроде как, соответствовало желаниям Кэвина. Я интересовался его внезапным выздоровлением в той клинике на Тени Земля и обстоятельствами, сопутствующими несчастному случаю, забросившему его туда: при различных временных потоках кажется возможным, что Брэнд мог бы находиться в двух местах одновременно — как заключенным, так и заглядывающим в прицел ружья. Хотя, конечно, Брэнд уже больше не пригоден для прояснения дела.
— Опять предположения, — сказал я, приканчивая омлет. — Но небезынтересные. Продолжай, будь любезен.
