Владимир Пекальчук - Жестко и быстро
Анна, держа подушку и глядя, как я приматываю ее веревкой к колонне, не утерпела:
- С чего ты взял, что меня кто-то прислал?
- Хочешь, я скажу, что подумали все, услышав про веревку? Что я осознал, что наговорил, ужаснулся и решил повеситься. Я прав?
- Хм... Да. К слову, ты реально с Александром Тимофеевичем перегнул палку.
- Нет, я ничего не перегибал. Просто не лицемерил.
- Ну тебе виднее, братец... Это... А зачем ты подушку привязал?
Я улыбнулся:
- Я люблю привязывать вещи в неожиданных местах. А беспокоиться, что я наложу на себя руки, не надо: если вдруг я решу сделать это, то уж точно в петлю не полезу. Задыхаться долго и мучительно - зачем оно надо? Еще ведь и снять могут успеть, и тогда начинай сначала. Бросок головой вниз из окна, а лучше с крыши - это куда надежнее. Хрясь - голова разбита, шея сломана. Две несовместимые с жизнью травмы, каждой из которых достаточно, и, что главное, любая из них убивает мгновенно. Никогда не понимал людей, которые лезут в петлю. Мазохисты, наверное. Кстати, это не единственный известный мне способ быстрого ухода из жизни.
- Знаток? Частенько об этом подумывал?
- Нет, - честно ответил я, - просто узнал случайно.
В самом деле, не читать же ей лекцию об отношении к смерти в Японии, стране, которую она себе представить не сможет.
- Ну ладно. В общем, осваивайся, обед, если что, тебе сюда принесут. - Она подошла к шкафу и открыла его так, чтобы мне было видно: - вот тут у тебя так называемая домашняя парадная одежда. Вечером, скорее всего, тебе от совместного ужина отвертеться не удастся, потому что у Александра Тимофеевича к тебе есть разговор.
- Догадываюсь.
- Нет. Не о твоей выходке. У него тема была еще до того, как тебя привезли из монастыря в пустыне. Переход аристократа из Дома в Дом - процесс порою сложный.
- Ладно, к вечеру я буду готов.
Когда за Анной закрылась дверь, я остановился напротив подушки, привязанной к колонне. Мне не суждено было родиться сильным, но теперь я знаю, как сильными становятся. Я начал в четыре года с пятисот ударов...
Стоп. Внутреннее противоречие. Я знаю, как стать сильным, или я становился сильным, начав в четыре года? Это говорит во мне память Такаюки Куроно, мастера из другого мира, или это я сам и есть?
Чуть поразмыслив, я внезапно понял, что и Такаюки, и Реджинальда все устраивает: у Реджи Рэмма теперь есть учитель «с того света», а у мастера Куроно появился новый ученик. Так что я больше не буду заниматься самокопанием, приму как аксиому, что меня зовут Реджинальд Рэмм в этой жизни, а в прежней звали Куроно. Пусть все будет, как есть.
Снова смотрю на подушку, подсчитывая в уме. От начала в четыре до убиения свиньи одним ударом - восемь лет тяжелых тренировок, от пятисот ударов и дальше по нарастающей. Но четыре - возраст, когда организм податлив и находится на пике приспособляемости. Я же начинаю - или заново начинаю? неважно, впрочем - на двенадцать лет позже, когда лучшие годы для начала тренировок упущены. Что ж, чтобы догнать мастера Куроно к двадцати годам, я должен начинать с двух тысяч ударов... Господи, я всерьез подумал эту цифру?! А ведь потом и возрастание пропорционально...
Медленно, чтобы прочувствовать движение, выполняю сэйкэн-цуки. Удар мастера Куроно идеален, ведь я выполнял его в той жизни бессчетное множество раз и отточил до совершенства. Да, догнать отставание в двенадцать лет будет очень трудно, если вообще возможно, но все же сейчас у меня тоже есть определенная фора. Десятый прижизненный дан.
Я выполняю в замедленном темпе ката «Дзиттэ». Медленно - потому что нет ни силы, ни сноровки, ни скорости для правильного выполнения. Однако все движения знакомы и выполняются так естественно, словно они в моем ДНК закодированы, по другому это не назвать. Рыба не учится плавать. Я не в состоянии продемонстрировать даже простейшие элементы, однако главный момент в том, что техникой я владею и так. Мне не понадобится нарабатывать мастерство десятки лет, оно у меня уже есть. И потому я сберегу массу времени на том, что не буду работать над техникой. С этой точки зрения намерение догнать физическую форму мастера уже не выглядит таким безнадежным, потому что время, потраченное в прошлой жизни на изучение техник, в этой я потрачу на закалку тела.
Устремляю взгляд на мишень-подушку, выбрасываю вперед кулак. Удар в высшей мере жалкий, но он - первый.
Конечно, у любого наблюдателя со стороны будет повод посмеяться вволю. Что такое искусство рукопашного боя в мире, где боевые маги пятого-шестого уровня способны в считанные секунды расправиться с взводом отлично экипированных солдат?! Казалось бы, пшик и только...
Но другого способа стать сильнее я не знаю.
Удар. Удар. Удар. Удар. Удар.
* * *Как и предупреждала Анна, вечером мне пришлось ужинать с дедом. Правда, это было не совсем «семейное» мероприятие, так как ужинали мы вчетвером: я, Александр Тимофеевич, господин Уэйн и еще один совершенно незнакомый мне человек.
К слову, эта манера людей из восточных краев использовать при обращении имя собеседника и видоизмененное имя его отца мне всегда казалась старомодной. На севере и западе подобные обычаи канули в лету, и услыхать имя вроде «Вольфганг Йоганн Реннер Бах» можно только на строгих официозах. А в повседневной жизни прибавляют имя предка к своему только восточники. И в ближайшем заграничье такая манера осталась разве что в Берберском Халифате, там тоже вовсю применяется «ибн Хассан». Новый мир во многом похож на старый: тут те же народы, арабы, европейцы, славяне... Интересно, есть ли японцы?
Обедали мы на балконе, откуда открывался неплохой вид на город в целом и Заречье в частности. Слуги, которыми руководила София Александровна, дочь дяди Александра, уже вполне взрослая двадцатилетняя леди, подали первое, второе, десерт в ассортименте и напитки. Короткий миг я чувствовал себя сильно не в своей тарелке, сидя - да, снова каламбур - перед большой тарелкой мясных щей. Это взбрыкнула память из прошлой жизни, напомнив, что в Японии подают много разных блюд малыми порциями, а не два блюда здоровенными тарелками. Впрочем, я не в Японии, да и к обычаям, царящим в Доме Сабуровых, привычен с детства.
В самом начале обеда мне представили незнакомца - это оказался Петр Николаевич Беляев, глава организации, которая играла роль одновременно службы безопасности, внешнеполитической, в масштабах Домов, разведки и контрразведки, внутренней и внешней.
А затем разговор пошел на все темы подряд, кроме серьезных. Единственным намеком на серьезную беседу стал вопрос Петра Николаевича.
- Реджинальд, а что, в Доме Рэмм вас обучали использованию холодного оружия и рукопашному бою?
