Константин Храбрых - Печать Леса
— Мое почтение, Ваше высочество! — Я позволил себе улыбку.
Тут ее лицо вытянулось, и она непроизвольно отступила.
— Грахламм… — губы принцессы задрожали.
«Жнец», — перевел я для себя ее шепот.
Резко развернувшись, она нанесла удар в лицо старшему группы. Вампир, не ожидавший такого поворота, отлетел в угол, сбив по пути столик с пыточными инструментами. Гордость пыточных дел мастера со звоном разлетелась по полу.
— Немедленно снять! Гархадан!
— Да, моя госпожа? — Перед вампирессой, словно дымка, появился худой телохранитель.
— Немедленно освободить маркиза Олесеанна ла Корью! И окажите ему лекарскую помощь! Эту четверку — под арест! Совет клана решит, что с ними делать. — Голос принцессы клана вампиров гремел от ярости. — Всем покинуть помещение! Немедленно!
Принцесса рассекла кинжалом путы на моих руках и отступила.
Низко поклонившись, она произнесла на старом диалекте вампиров:
— Прошу простить моих родичей, они не ведали, на кого напали, защищая границы клана от чужаков!
— Ты знаешь, кто я? — Я спустился с этой пыточной дыбы, и принялся растирать запястья.
— Да, грахламм! — Принцесса клана вампиров упала на левое колено и склонила голову. — Я готова принять наказание за нападение сородичей, если вы пощадите клан!
Честь. Вампиры чтут честь, силу, и традиции. Низшие вампиры — не больше чем голодные звери, гонимые неутолимым голодом. А вот те, кто переступил ступень, отделяющую низшего кровососа от высшего — те начинают обретать и привычные человеческие чувства, и контролировать запредельные для обычных смертных силы.
Все дамские романы о любви вампиров к простым смертным — полная чушь. Люди для вампиров — не более, чем скот. И только количество высших не позволяет вампирам занять доминирующее положение в мире. Их не любят, но они заставляют с собой считаться. Целые армии были вырезаны вампирами, прежде чем люди поняли, что война не принесет ничего, кроме потерь.
— Пусть мне вернут мои браслеты, и окажут маркизу ла Корью достойный уход лекаря. А вы, миледи, должны сохранить в тайне все, что увидели!
Принцесса, резким движением выхватив из ножен черный клинок кинжала, резанула левое запястье и произнесла магическую формулу: «Кровью своей клянусь, сохранить в тайне все, что было мной увидено и услышано здесь и сейчас».
Кровь вспыхнула черным пламенем, охватив порез. Рана на глазах затянула свои края, не оставив даже царапины. Темные боги приняли клятву принцессы.
— Может, встанешь? Как-то неудобно общаться с сокурсницей, стоящей на коленях?
Талларна Ри Кван-Тарго удивленно посмотрела на меня, после чего на лице появилось удивление и узнавание. Я только сейчас вспомнил имя вампирессы. Она училась в пятом потоке, потому мы с ней и не пересекались.
Искры походных костров взметались ввысь, освещая стойбище в великой степи. Уже которую ночь не смолкали барабаны в шатре великого шамана орков. Все с нетерпением ждали начала завоевательного похода в земли людей и ненавистных эльфов, попирающих лесами земную твердь, мешая распространению великой степи.
В огромную палатку, украшенную диковинными черепами, призванными охранять от злых духов, завели следующую партию пленников.
Внутри палатки возле стен сидели шаманы низкого ранга — ученики верховного шамана. Заунывно напевая песнь духам, они ритмично били руками по барабанам. В центре шатра на расстеленном магическом «рагорхе» (выделанной шкуре дракона), покрытой слабосветящимися в полумраке шатра рунами. В центре «раргоха» стоял треножник с кроваво красными углями, от которых шел легкий дымок, отправлявший шаманов в верхние слои астрала, дабы принести духам соответствующие почести.
Верховный шаман с пустым взглядом отплясывал замысловатый танец с костяным бубном в руках. Казалось, что танец беспорядочен, и не имеет ритма, однако стоило присмотреться и становилось ясно, что каждый шаг, каждое движение старого высушенного, словно живая мумия, орка выверено и отточено до автоматизма.
На «Рагорх» уложили одурманенную травами молодую человеческую женщину. Помощник верховного шамана сорвал с нее одеяние и практически без замаха вогнал в сердце девушки ритуальный обсидиановый нож. Тело девушки дернулось и затихло, а из раны потекла кровавая дорожка, целеустремленно огибая остальные руны на «рагорхе» стремясь к сложному геометрическому узору под треножником с углями. Достигнув края узора, она стала впитываться в сам узор, заставляя руны светиться ярче. Шатер наполнил нечеловеческий вой пойманной в ловушку души жертвы.
Тело девушки, когда оттуда вытекала вся кровь, рассыпалось прахом. Помошник шамана, сделав несколько пассов и произнеся магическую формулу, заставил прах убитой подняться в воздух, после чего его буквально засосало в чашу с углями. В воздух поднялась струя дыма, сложившаяся в лицо убитой человеческой женщины, искаженное в муке и беззвучном крике.
Следом подвели светловолосого эльфа. Ритуал повторился с точностью до миллиметра. Вот только после того, как прах светлого эльфа попал в чашу с углями, шатер наполнил запах лиственного леса.
На восьмой жертве шаман издал клокотание и, его тело засветившись зеленым огнем, повисло в воздухе на расстоянии четырех локтей над землей.
Помощник, не произнося ни звука, чтобы не нарушить общение с духами верховного шамана жестами заставил убраться из шатра барабанщиков. Достав из трофейного сундука кувшин с восстанавливающим зельем, помощник стал терпеливо ждать, когда же вернется из мира духов шаман. Сейчас в лагере начинается праздник. После трехнедельного ожидания и более сотни жертв разумных духи ответили!
Шаман стоял и озирался по сторонам. Он стоял посреди черной пустыни с ослепительно белым небом. То и дело по небу проносилось непонятное существо, пугая не только своим видом, но и оглушительным свистом.
Без каких либо звуков, громов и молний позади шамана возникло черное облако, скрывающее настоящий облик существа. И только два огненно красных провала глаз, в котором словно была заключена ненависть ко всему живому, с насмешкой рассматривали дрожащее от страха тело шамана.
Почуяв неладное, шаман развернулся, после чего рухнул на колени и распростерся ниц.
— Владыка духов! Доволен ли ты жертвами, которые мы отправляли в иной мир во славу твою? Смилостивишься ли ты до жалких смертных мудростью своею? — шаман трусом отнюдь не был, вот только не бояться существа, находившегося перед ним, он просто не мог. Страх буквально сковывал его до самых кончиков ногтей, ибо волос у него не было от природы.
