Евгений Щепетнов - Монах
Так что, в трактире частенько пребывало не меньше десятка таких непрофессионалок, или сказать полупрофессионалок, пользующихся спросом даже больше, чем проститутки, посвятившие этому ремеслу всю жизнь.
Не раз и не два Андрею предлагаю воспользоваться услугами этих дам, но он отказывался — в душе он так и оставался, монахом, хотя в этом мире распутства и его приверженность чистоте могла дать трещину.
В прежней, до монастыря, жизни, он никогда не отказывал себе ни в хорошем вине, ни в обществе красивых женщин. Первое время в монастыре он аж на стену лез, так ему хотелось секса…потом приобвык. Но тут было слишком много раздражителей…
Монах ещё активнее принялся стучать колуном, с удовольствием разбивая звонкие чурбаки.
Внезапно, его взгляд привлёк один из стражников, вооружённый, кроме обычного вооружения, арбалетом. Он зашёл в трактир, а Андрей задумался: " Вот и арбалет. И покупать не надо. Подстеречь в тихом месте, стукнуть по башке — и арбалет твой. Не зашибить до смерти этого придурка-стражника бы только… Ну и зашибить — служит ведь исчадьям, так чего с ним церемониться? Может и так…»
Часа два он рубил и подтаскивал к кухне дрова, поглядывая на то, как наливается вином стражник, прислонивший арбалет к столу. Потом, напившийся солдат, встал с места, покачнулся, поднял арбалет, положил его на плечо и вышел из трактира.
— Василий, я пойду схожу в лавку, мне надо иголку купить и ниток, поистрепался, надо подшить кое-что.
— Да Матрёна тебе зашьёт, чего ты будешь сам корячиться. У бабы и получится лучше, чем у тебя!
— Да, Андрей, давай я зашью, чего стесняешься? — откликнулась Матрёна
— Нет, спасибо, я сам — Андрей открыл дверь и встал на пороге трактира — я быстро обернусь.
— Ладно, только не задерживайся — у нас скоро будет наплыв народа, помогать на кухне надо будет.
Андрей осторожно зашагал за солдатом, который уже отошёл на метров двести. Он опасался упустить его из вида, а ещё больше, опасался того, что тот направлялся куда-нибудь на службу, а не домой. В этом случае его акция будет провалена. В этот раз.
Впрочем — вряд ли он шёл на службу, нажравшись. Скорее всего сменился со службы, зашёл в трактир, а сейчас идёт домой, или к какой-нибудь бабе. Ведь что делать, когда ты нажрался, и считаешь, что весь мир у тебя в кармане? Ну конечно — идти искать приключений на свою пятую точку.
Солдат шёл медленно, его коренастая фигура в потёртой кольчуге и стоптанных сапогах качалась из стороны в сторону, но он упорно преодолевал притяжение планеты и двигался вперёд, сжимая вожделенный для Андрея предмет, удерживая его на плече. Старый вояка даже пьяным, заботился об оружии и не выпускал его из рук.
Добротные дома на улице сменялись простенькими домишками, те простыми хибарками, почти лачугами бедняков, и на улицах оказывалось всё меньше народа. Наконец, солдат и его преследователь оказались в промежутке между длинными заборами — улица тут была очень узкой, между заборами было не более пяти метров.
Андрей прибавил шаг, догоняя солдата, приготовился к удару…и вдруг солдат резко остановился, обернулся к монаху и сказал, практически трезвым голосом:
— Решил меня ограбить? Не советую. Я располосую тебя на части быстрее, чем ты скажешь — Ап!. Ты идёшь за мной от самого трактира, и ты подсобный рабочий в нём, я тебя там видел. Здесь есть несколько путей, первый: я сейчас делаю попытку убить тебя, ты убегаешь, я нахожу тебя в трактире, и достаю там. Второй: я не смогу тебя убить, так как, возможно, ты исчадье — в чём сомневаюсь — иначе ты меня давно бы тогда убил. Третий — я не смогу тебя убить, потому что ты трезвый и более умелый в воинских искусства — это тоже сомнительно, зачем ты бы работал в трактире, если бы обладал способностью завалить Фёдора Гнатьева. Четвёртый путь — я тебя просто отпускаю, и ты уходишь, и мы навсегда забываем этот случай. И, наконец, пятый — мы сейчас идём с тобой ко мне домой, разговариваем за жизнь, ты мне рассказываешь, какой ты несчастный и как у тебя не удалась жизнь, мы с тобой выпиваем, я даю тебе серебряник и ты уходишь домой. Что выбираешь? Может попытаешься напасть?
— А ты умеешь пользоваться этой железкой? — усмехнулся Андрей и показал на саблю, висевшую на боку солдата — Она вообще не приржавела там к ножнам-то?
— Эта-то? — усмехнулся солдат и мгновенно выхватил из ножен клинок, блеснувший в лучах солнечного света чистотой заточки и узорами, похожими на узоры инея — к твоему сведению, я мастер фехтования, и если я пьян, это не означает, что я менее опасен, чем когда я трезв.
— А самому-то не стыдно стоять с обнажённым клинком против безоружного? — ещё больше развеселился Андрей, солдат ему нравился, вот только жаль, что не удалось добыть самострел. Впрочем — может и правда поболтать с воякой, можно выведать что-то, что ему пригодится в будущем.
— Да кто знает, безоружен ты или нет — может ты проклятое исчадье, и просто со мной играешь, а сейчас убьёшь через секунду! Только надеюсь, пока я гнию заживу, отрубить тебе башку. Одной этой гнидой станет меньше!
— Хммм…ты так ненавидишь исчадий? — удивился Андрей — и не боишься вот так болтать об этом первому встречному?
— Положим, ты не первый встречный. И ещё надо доказать, что я что-то говорил. Вокруг, вроде как, нет свидетелей? Или у меня глаза их не видят?
— Нет свидетелей. Ну что, же, Фёдор Гнатьев — пошли, побеседуем за жизнь. Может уберёшь всё-таки свою железку?
— Э! Э! — попочтительнее с этой «железкой» — возмущённо прикрикнул Фёдор. Эта «железка» досталась мне от деда, а куплена на юге, сделана отличными мастерами, и стоит столько, сколько десяток таких как ты не стоят! — солдат плавным отработанным движением убрал саблю в ножны и повернулся вполоборота к Андрею — пошли! Тут недалеко мой домик, там я и живу. Сразу предупреждаю — сокровищ не храню, не нажил. Кроме бутыли вина…ну может пары бутылей, никаких ценностей дома нет. Но и бутыли я без боя не отдам, костьми лягу, но сокровище не выпущу из рук!
Через минут десять улица привела из к большому дому, стоявшему за довольно крепким забором, с облупившейся голубой краской на шершавых от времени досках. Видно было, что дом знавал и лучшие времена.
— От родителей достался — пояснил солдат — я тогда был в походе, на Матусию, которая так и не хотела признавать, что вера Сагана есть самая лучшая вера на свете.
— И что, теперь признала?
— Теперь признала — угрюмо сказал Фёдор — теперь нет Матусии. Долго они держались, но куда им против исчадий? Особенно, когда чума выкосила половину страны. Думаю — без исчадий не обошлось. После этого я и ушёл из армии. Давай, садись, выпьем. Хоть будет с кем поболтать. А то я тут одичал совсем. Пить в одиночку верный способ сойти в могилу…впрочем — не в одиночку — тоже.
