Иван Казаков - Найдёныш
Пролетевшее по воздуху лассо едва не захлестнуло его шею. Нед уклонился, схватил за верёвку и сильно дёрнул к себе. Мужчина подлетел к парню, теряя равновесие, и тот коротким тычком ударил кулаком в кадык противнику. Человек хрюкнул и осел, как подрубленный.
Удар палкой ожёг плечо, и оно онемело. Следующий враг получил удар в пах такой силы, что потерял сознание.
Дальнейшие события не отложились в голове Неда — он бил, рвал, выдавливал глаза, разрывал рты — брызгала кровь, хрустели кости, стонали люди. Завизжала собака — Нарда ворвалась в центр драки на помощь другу, полосуя врагов острыми зубами, и кто-то ударил её ножом. Собака свалилась, подёргиваясь и пуская кровь сквозь щёлкающие в агонии зубы.
И тогда Нед, тело которого действовало уже без его участия, озверел. Ранее он бил как механическая кукла, уворачиваясь, отбиваясь и нанося удары так, как если бы он бил в бездушных кукол, желая лишь, чтобы они оставили его в покое. Теперь — он убивал. Каждый его удар калечил, а следующий был добивающим. Он упивался кровью боя, а в глубине души таилась боль: Нарда! Бедная собачка! Она умерла, любя его. Последнее существо в этом мире, которое его любило, и которому он был дорог. Так ради чего жить этим тварям? Почему они должны жить, когда умер тот, кто ему дорог?
Последним умер староста. Нед переломил ему шею, а перед этим сломал позвоночник ударом в спину, когда тот пытался спастись бегством.
Когда всё закончилось, Нед молча постоял над обезображенными трупами несколько минут. Сколько стоял — он не запомнил. И вообще — всё казалось таким далёким, таким странным и нереальным, как будто это был сон. Затем очнулся — Нарда!
Нед бросился к собаке, прижался ухом к её боку — бесполезно. Она была мертва. Нед встал перед ней на колени, закрыл глаза и постоял, как когда-то стоял перед могилой Силана. Затем поднялся и посмотрел туда, где лежали трупы его врагов. Смотреть пришлось всего секунду — после того, как он понял, что наделал — его вырвало бурным фонтаном, выбив из желудка ту нехитрую еду, что он забросил час назад. Позывы рвоты не прекращались ещё долго — может это была нервная перегрузка, а может физическая…не каждый день ведь убиваешь десять человек голыми руками.
Нед, будто не веря своим глазам, поднял свои мосластые руки и стал рассматривать их, как в первый раз. Руки, как руки. Костяшки сбиты, синяк — сюда попала дубинка одного из нападавших. Здесь небольшой порез — выбивал нож из руки здоровенного плотника. Кровь, ссадины. Больше ничего. Как он сумел победить целую толпу народа, да ещё голыми руками? Он, простой парнишка, пастух? И что больше всего его поразило — когда убивал, испытывал острое наслаждение. Такое, будто…будто…с женщиной был. Да! Как будто был с женщиной. И только когда наваждение спало, разум отказался воспринять происшедшее. Отказался поверить своим глазам.
Нед уселся на камень, и тупо уставился на трупы. Что делать? Ну что делать? Ему хотелось плакать — ведь в сущности он был простым мальчишкой, обиженным судьбой. Что он мог противопоставить обстоятельствам, кроме разума? А разум говорил ему: беги. Беги отсюда, и как можно быстрее! Это смерть! Что ещё может быть, какое наказание за убийство старосты села? За убийство десяти человек? Особенно если ты безродный изгой!
Повернувшись, Нед пошёл к трупу собаки. Поднял Нарду на руки, отнёс её в лощинку и стал копать для неё могилу — прямо руками, помогая себе обломком сухой ветки, подобранным под большим деревом. Копать было легко — земля в низине рыхлая и слегка сыроватая, сладко пахла прелостью и грибами.
Выкопав яму глубиной до колена, Нед в последний раз погладил собаку по крупной, лобастой голове и осторожно, будто боялся причинить боль, положил Нарду на дно могилки. До боли закусив губу, посмотрел вниз, и отвернувшись, решительно двинул кучу вынутой земли своими сильными руками. Через несколько минут на месте могилы встал небольшой холмик, который после первого дождя сравняется с землёй. Больше Нед не мог ничего сделать для своего друга.
Парень посмотрел на солнце — оно было уже высоко. Полдень. У него было несколько часов до заката, чтобы убраться отсюда как можно дальше. Пока они поймут, что Нед со стадом не пришёл в означенное время, пока пустятся на поиски — а там он уже отойдёт так далеко, что найти будет трудно. Если только с собаками… Но это, скорее всего, будет уже утром. Так что ему предстоит долгий путь. Куда? В город, конечно, куда же ещё?
Поразмышляв минуты три, Нед решительно подошёл к трупам, и стал обшаривать карманы и пояса. Улов был не очень-то богатым — кто в деревне носит с собой много денег? Так, на кружку пива…да и то редко. Днём пьют только бездельники. Для пития есть вечер и праздники.
Всего из карманов покойных Нед выудил десять медяков, пять серебряных пулов, и…всё. Ни перстней, ни цепочек, ничего ценного. Деревенщины! — сказал бы ворчливый лекарь.
Два хороших ножа длиной с предплечье Неда, такие острые, что можно бриться. Таким Нед время от времени, обрезаясь и ругаясь, соскребал свою юношескую поросль, ещё не совсем окрепшую, но густую, как болотный камыш.
Прикинув на руке, Нед выбрал один, выглядевший подороже и поудобнее лежавший в руке. Видно, что не рядовой клинок. Такие обычно имели при себе ловцы жемчуга — вдруг запутается в старых сетях, да и отбиться от морского чудовища можно. Акулы редко, но заплывали к этим берегам.
Выбрав одного парня, ростом схожего с собой, раздел его, сняв с него хорошую, добротную одежду и крепкие, почти не ношеные мягкие сапоги. Одежда была слегка испачкана кровь, но Нед отнёс её к ручейку и аккуратно застирал эти коричневые пятна.
Посмотрел, и удовлетворённо цокнул языком — хорошо отстиралось. Скинул свою одежду, и бросил на месте, не скрывая. А что толку скрывать? Любой сведущий в следах охотник, осмотрев место происшествия, без труда установит, что тут случилось. Чего тогда время терять?
Монеты сложил в кошель, снятый с пояса старосты. Кстати — серебряные пулы были оттуда, из этого кошеля.
С досадой подумал о том, что нет времени вернуться за котелком и кучкой спрятанных возле него жемчужин — их там было штук пятнадцать — ровные, розовые, каждая с ноготь величиной. Силан говорил, что за каждую можно выручить не менее десяти золотых, а то и больше.
В Чёрном Овраге каждый разбирался в жемчуге, даже последний из последних раб, или безродный найдёныш. Жемчуг был основным хлебом деревенских жителей. Всё остальное — рыбалка, поля, засеянные рожью и овсом, коровы с их молоком — это всё было вторично, для поддержания штанов, как говорил старый раб. Главное — жемчужные плантации, которые сотни, а может и тысячи лет грабили селяне.
