Ольга Погожева - Я стану твоим врагом
— Нет никакой уверенности в том, что эти розы от крон-принца, — смято ответила Таира. — А теперь, если не возражаете, я хотела бы побыть одна. Совсем одна, — уточнила принцесса, не дождавшись предполагаемого отбытия назойливой придворной дамы.
— О, конечно, конечно! Но… если не крон-принц, то кто?.. Нет, вы счастливица, счастливица, ваше высочество! Если вам понадобится что-нибудь…
— Это всё, леди Августа.
Феодор дождался, пока захлопнется дверь, и осторожно высунулся из бокового дымохода, соскальзывая вниз. Он не мог уйти, так и не повидав её. Присев на корточки, он медленно выглянул из-за кладки.
Таира стояла посреди опочивальни, задумчиво глядя в окно. Красная роза, которую принцесса вертела в руках, уже успела завять за то время, пока он сумел протащить её сюда, но Таира не желала с ней расставаться. Взгляд серых глаз, задумчивый, грустный, менялся, когда она время от времени бросала взгляд на цветок. Нежные губы трогала трепетная улыбка, и лицо её светилось почти неземным светом. Белоснежные волосы, хотя и собранные в строгий пучок, всё так же оживляли бледное, мраморное лицо. Она стояла там такая одинокая, такая потерянная. Среди множества шпионящих за ней придворных, среди фальшивых улыбок и дворцовых интриг она казалась хрупким цветком, который пытался выжить в непогоду.
Феодору так хотелось коснуться её, заговорить, да что там — в самых дерзких мечтах он представлял, как сжимает её в объятиях и покрывает поцелуями это точеное, совершенное лицо, эти волосы, гладкую, нежную кожу…
И больше всего на свете не хотел он, чтобы чужие губы касались его принцессы. Так не хотел, что порой сам страшился собственных черных побуждений.
Таира отложила цветок в сторону, дернула за шнурок, вызывая прислугу. Одеваться и раздеваться принцессе помогали придворные дамы под руководством опытной камердинерши, так должно было случиться и на этот раз.
Феодор затаил дыхание, глядя, как, не дожидаясь появления женщин, принцесса нетерпеливо скинула с плеч шаль и дернула шнуровку корсета…
Сэр Кеннет укрыл уснувшего ребенка одеялом, отвел отросшие пряди с высокого лба. Михаэль не хотел ложиться, и старому рыцарю пришлось вспомнить и пересказать заново все невероятные истории о своих бравых воинских похождениях. Мальчик рос практически без родителей. Занятые службой у императрицы, Магнус и Марион не могли уделить собственному сыну достаточного внимания. Оба стремились чаще бывать дома, но оба были поглощены войной и поручениями Северины. Сэр Кеннет не судил их: он прекрасно знал, что означало служить интересам империи — нельзя отказаться и нельзя выйти из игры. Всё это так, но всё это не делало лучше жизнь их единственного ребенка.
Сэр Кеннет был другом семьи и дальним родственником Синего барона. Подобно Магнусу, он посвятил свою жизнь военным походам и службе, и так и не обзавелся семьей и детьми. Поступком друга, его женитьбой на простолюдинке сэр Кеннет восхищался. Сам он вряд ли сумел бы пережить и подчинить себе мнение общества, дворцовой знати, заставить считаться со своим выбором, и не побояться рискнуть ради этого своей репутацией.
Впрочем, самой леди Марион сэр Кеннет восхищался ничуть не меньше. Сильная, гордая, она боролась за своё право на счастье так, как умела, используя для этого все данные ей природные таланты: воинский, позволивший ей заслужить уважение среди рыцарей; умственный, который помог ей быстро овладеть грамотой, науками и искусством придворных игр; и чисто женский, который околдовал Магнуса, удерживая его любовь и интерес десять лет. Марион невероятным образом сочетала в себе мужскую силу и женскую красоту, грубость и ласку, ум и интуицию, змеиное коварство и материнское великодушие, и эта гремучая смесь просто сводила с ума.
Сэр Кеннет был уже немолод, но он сумел оценить и одобрить выбор друга, а с появлением на свет племянника — Синего баронета Михаэля — старый рыцарь и вовсе пленился этим удивительным семейством. Став названным отцом для новорожденного, сэр Кеннет стал проводить в замке Синего барона больше времени, чем в собственном имении, а со временем — по многократным просьбам Магнуса и Марион — и вовсе перебрался жить к родственнику, посвятив остаток дней воспитанию возлюбленного чада.
Михо рос послушным, интересующимся мальчиком. Улыбчивым, любящим игры, как все отроки его возраста, но в то же время с этим не по-детски тяжелым взглядом серьезных темных глаз, который подчастую сложно было выдержать даже самому сэру Кеннету.
Пока в замке находились эта бесшабашная парочка, Фео и Фло, Михо скучать не доводилось. Редко кто из господ дозволял бы своим чадам играть с простолюдинами, но кто-кто, а Синяя баронесса была начисто лишена подобных предрассудков. В то же время Михо отводилась значительная часть времени на обучение, и за этим Марион, даже находясь на другом конце империи, следила особенно зорко.
Сэр Кеннет отговаривал Марион от того, чтобы брать с собой этих оборванцев, особенно Фео, уследить за которым было совершенно невозможно, но первая помощница императрицы настояла на своем, будучи абсолютно уверенной в том, что чопорная обстановка имперского дворца могла пойти им на пользу.
Старый рыцарь с трудом поднялся, и, стараясь ступать потише, покинул опочивальню. Михаэль спал, чему-то улыбаясь во сне, и сэр Кеннет в очередной раз подумал, что Синяя баронесса — очень несчастная женщина. Не видеть этой улыбки, не видеть этих горящих глаз, не радоваться его первым успехам, не разделять все мелкие, но такие важные для ребенка проблемы и вопросы, не быть рядом, когда Михо болеет, не испытывать благодарных объятий доверчивых рук и не слышать звонкий детский голос…
Определенно, сэр Кеннет считал себя гораздо более счастливым человеком, чем леди Марион. Михаэль наполнил смыслом его одинокую жизнь, и Кеннет надеялся только, что этой жизни, вопреки нерадостным прогнозам лекарей, хватит — ещё немного, ещё чуть-чуть — чтобы Михо успел вырасти, окрепнуть и уже не нуждаться в его защите.
Вечер начался пышно. Очередной бал в этот раз был приурочен ко дню рождения крон-принца Аверона, будущего императора Таира. Коронация должна была состояться в течении ближайших месяцев, чтобы Авероном мог править мужчина. Северина достойно подготовила наследника, сам Нестор Ликонт признавал это: Таир производил впечатление дальновидного, расчетливого и трезвомыслящего политика, и в то же время, подобно сестре, он был не лишен того тонкого обаяния, которое так нравилось народу. Нестор мог только порадоваться, что у него есть шанс изучить будущего императора и, возможно, наладить первый контакт.
