Командировка в западню - Коблова Ирина

- Да не за что.  

- За сотрудничество, - она довольно подмигнула. - Я в конце концов добьюсь, чтобы у нас с Борисом начались романтические отношения по полной программе. Как у Валеаса с Лидией - спасибо, лучше не надо, но мне бы хотелось, чтобы вот как у них... - она перешла на таинственный заговорщический шепот. - Туда посмотри, видишь, стоят около панно с хвойным пейзажем и тоже слушают маэстро? Знаешь, кто это?  

Я их, конечно же, не знал. Рослый, загорелый, коротко стриженый парень в форме Трансматериковой компании, но не из руководства: на рукаве у него можно было разглядеть отпечаток звериной лапы, перечеркнутый наискось остролистой веткой - следопытская эмблема. И рядом с ним круглолицая девушка, в общем-то симпатичная, хотя не красавица.  

- Это Залман Ниртахо, - прошептала Дриада, наклонившись вперед, возле ее бледной щеки покачивался спирально закрученный зеленый побег. - Тот самый, который вместе с Александрой Янари и моей сестрой выполнил волю Леса и устроил Перемену. Когда все утряслось, он опять пошел работать в Трансматериковую компанию, его там с распростертыми объятиями приняли - он у них лучший следопыт. А ее в этой жизни зовут Миленой. А в прошлой звали Эфрой. Она тогда была фиктивной женой Мерсмона, ему это понадобилось для имиджа и политики. Потом Эфра познакомились с Залманом, и у них началась любовь, причем Валеас к этому по-человечески отнесся, а Высшие позже распустили слухи, будто бы он ее убил. На самом деле она погибла, потому что ей медицинскую помощь вовремя не оказали. Когда она умирала, поблизости находился Андреас со своими, запросто могли бы ее спасти, но им было наплевать. Залман думал, что потерял ее навсегда, и после Перемены тосковал - все хорошо, но Эфры все равно больше нет. А Валеас разыскал ее среди живых уже в другом воплощении, благодаря тому, что их связывала клятва, которую он дал ей во время Темной Весны. Думаешь, как отреагировал Залман, когда ему показали Милену? Она ведь в прошлой инкарнации была фантастически красивой женщиной...  

- Разочаровался, наверное. Или сначала расстроился, но потом прошло, - предположил я, глядя на пару, которая казалась вполне благополучной.  

- А вот и нет. Обрадовался, как не знаю кто! И Милена сразу к нему потянулась, хотя она замкнутая и сдержанная в общении с людьми. Ту свою жизнь она не помнит, хотя бывает, что некоторые помнят. Наверное, у нее какие-нибудь смутные представления иногда мелькают, она ведь почувствовала, что Залман ей не посторонний. Поженились и теперь живут душа в душу. Если ты слышал дурацкую сказку про Темного Властителя, Эфру Прекрасную и Залмана-героя, которую Высшие когда-то запустили в оборот, так у этой сказки все-таки хороший конец, хотя первоначально его не предполагалось.  

Сказку я и в самом деле слышал. По аналогии вспомнил о комиксах, которые так и лежали нечитанные у меня в чемодане. Рассказал Дриаде о приключении на таможне и о своих подозрениях насчет того, что тамошние работники всю ночью мои комиксы листали.  

Глаза у нее вспыхнули:  

- Диплодис, если еще никому не обещал, оставь их мне! Ты ведь все то же самое сможешь посмотреть, когда вернешься на Изначальную, а к нам неизвестно когда что-нибудь такое попадет, из-за этой мороки с карантином.  

- Да, пожалуйста. Портал ждет меня послезавтра, а до этого обязательно их тебе завезу.  

- Какой ты хороший!   Она символически чмокнула меня в висок, мазнув по щеке нежными листочками, и вручила визитку с адресом.    

Эта неописуемая тварь, тонконогая щетинистая "карусель" цвета ржавчины, в один прекрасный день начала охоту на человека. Мозг у нее был с картофелину, не больше - вместе с сердцем, желудком и другими жизненно важными органами помещался в волосатом мешке объемом пять-шесть литров - но работал эффективно, раз она додумалась до такой хитрой пакости. А может, не мозг, может, инстинкты вроде тех, что заставляют паука плести паутину, а муравьиного льва закапываться в песок.  

Чертова скотина соорудила западню на подходе к кособокому дощатому сортиру, который стоял в десятке метров от домика. К нему вела от двери дорожка, выложенная кусками фанеры и вязанками прутьев, все это едва ли не плавало в грязи, расползалось вкривь и вкось - сущее непотребство, а не дорожка. Он там постоянно запинался, особенно в сумерках. Запнулся и на этот раз. Глянув под ноги, заметил в шаге впереди торчавшую из слякоти ветку. Если б носок ботинка зацепился за ее петлистый изгиб, он бы, скорее всего, потерял равновесие, растянулся во весь рост... И напоролся на острые сучья, кончики которых выглядывали из влажного месива чуть подальше. Это бы его не убило, но позволило бы твари атаковать и нанести удар хлыстообразным хоботом. Подняться после этого на ноги ему бы вряд ли довелось.  

Ожидавшая развязки "карусель" притаилась в кустарнике, почти слилась с фоном. Ее выдавал рыжевато-бурый оттенок, нетипичный для здешних черных зарослей. Когда человек демонстративно взялся за рукоятку тесака, она заспешила прочь, издавая негромкий разочарованный стрекот.  

У нее почти получилось его поймать, однако она не учла людской неуклюжести: если б его не угораздило споткнуться на относительно ровном месте, в шаге от ловушки... С тех пор до сортира и обратно он пробирался, как по минному полю.    

Вернувшись в первом часу ночи, я нашел письмо от Чармелы, доставленное рассыльным из отеля "Золотой гладиолус". В заведении Тима она не появлялась ни разу - то ли принципиально, то ли опасалась ненужных встреч.  

Бодрое предложение позавтракать в "Гладиолусе" и обговорить предстоящее отбытие на Землю, а я уж было подумал, что какие-то проволочки.  

Честно говоря, не возражал бы против проволочек. Запугали меня "беглецы совести" страшилками про свое измерение, словно студента каверзным тестом. Теперь эти страхи начали рассеиваться, и я совсем не прочь еще пожить в гостинице "У Помойного Тима", продолжить знакомство с ветреной и насмешливой Дриадой (вдруг ей взбредет в голову изменить своему Борису?), наконец-то выбраться за береговую стену, а то куда это годится - побывал на Долгой Земле, а Леса так и не увидел! Я уже почти перестал напрягаться, когда в сумерках за окном слышался шелковистый шелест, и в просветах жалюзи мелькали полосатые щупальца или тускловато-глянцевые бока плавающих в воздухе медузников.  

Чармела выглядела неважно. Похоже, что-то у нее здесь не выгорело. Поинтересовалась, как обстоят дела с контрактом, и когда я похвастался, что на десятку по десятибалльной шкале, контракт лежит у меня в кейсе, - улыбнулась с нервозным облегчением. Должно быть, наши федеральные службы поставили ей условие, что она отвечает за сохранность документа, после того как он будет подписан. Тем лучше, что это не только моя головная боль.  

В следующий момент облегчение схлынуло, но улыбка держалась на ее лице еще несколько секунд, как будто по инерции - изгиб коралловых губ, безупречные зубы, ямочки на щеках, а в глазах сквозит смутная тревога и вдобавок что-то мучительное, словно запертая в клетке больная птица. Я попытался выяснить, что ее беспокоит, но она делано усмехнулась и отрезала, что все в порядке.  

После завтрака мы поехали за ее вещами в Ронду - поселок в глубине Кордеи, в восьмидесяти километрах от столицы. У Чармелы раньше был там коттедж, от которого после "карнавального времени", наступившего вслед за Переменой, остались одни щепки. Вещи хранились у знакомых, что-то неинтересное само по себе, но ценное для нее, как память о прошлом. По крайней мере, так она объяснила, добавив, что не собирается там задерживаться, к обеду вернемся обратно. Подумалось: вот и хорошо, успею заглянуть к Марианне Никес-Ланфранко и отдать комиксы.  

По дороге Чармелу опять ни с того, ни с сего пробило на надрывное признание, что не хочет она никого убивать, и никогда не хотела, куда лучше было бы все на свете улаживать без насилия и обмана, да только от нее ничего не зависит, и раньше не зависело, и все мы жертвы обстоятельств, каждый по-своему.