Право сильного - Горъ Василий

- Что значит «если»? – уже пребывая за гранью между сном и явью, возмущенно буркнула она и затихла…

…Добудиться до нее мне удалось только на следующее утро. Вернее, не так – на следующее утро, услышав шелест вылетающих из ножен клинков, Илзе шлепнула ладошкой по изголовью и, не почувствовав своего кинжала, испуганно подскочила.

- Он на табурете… Положить тебе под руку я забыл… - прервавшись после первого же движения «Эха в теснине», виновато улыбнулся я. – Прости…

- Не прощу… Ни за что… - услышав мой голос и успокоившись, сонно пробормотала моя супруга, затем кинула взгляд на мерную свечу и обреченно посмотрела на меня:

- А что, уже утро?

- Вот-вот рассветет… - кивнул я.

Ее глаза на миг потемнели, а затем с губ сорвался вымученный вздох:

- Поняла. Уже встаю…

- Можешь поваляться еще как минимум полчаса: тропильщики только-только вышли за ворота…

Илзе непонимающе нахмурилась, а через несколько мгновений, подумав, поинтересовалась:

- А, это те кто пробивают тропу?

- Угу: хотя бы полпути к перевалу пройдем не по целине…

Илзе закусила губу – видимо, вспоминая вчерашний переход – затем заметила, что над бочкой для омовений поднимается легкий парок, и недоверчиво уставилась на меня:

- Теплая?

- Горячая!

Одеяло тут же улетело в сторону, а моя супруга, оказавшись на ногах и сделав первый шаг к вожделенной бочке, вдруг остановилась и… тряхнула волосами:

- Выкупаюсь, но после десяти повторений «Глины»…

…Первый проход тренировочного комплекса она сделала через пень-колоду, так как боль в натруженных мышцах была слишком сильной. Второй и третий – чуть лучше. А начиная с четвертого дело пошло на лад: каждое движение выполнялось с максимальной концентрацией, предельно добросовестно и точно. Само собой, такое самопожертвование требовало награды, поэтому после завершения десятого я подхватил ее на руки и закружил по комнате.

Как ни странно, особой радости это кружение ей не принесло: уже через пару оборотов она прикоснулась пальчиком к моей груди и задумчиво уставилась мне в глаза:

- Знаешь, я никак не могу отделаться от мысли, что мы наивны, как дети…

- В смысле?

Илзе взглядом показала мне на кровать, а когда я сел, она поудобнее устроилась у меня на коленях, обняла за шею и тихонечко вздохнула:

- Ерзиды захватили целое королевство. Причем сходу и очень малой кровью. Скажи, неужели ты думаешь, что они послушаются этого, как его, Гогнара Подкову и вернутся в свои степи?

Я отрицательно помотал головой:

- НЕ послушаются и НЕ вернутся…

- Тогда зачем мы тратили время на поездку в Свейрен?

- Алван-берз – самый обычный степняк. Он умеет скакать на коне, махать саблей, орать «Алла» и пить кумыс. Все остальное делает Гогнар…

- Степь УЖЕ объединилась и УЖЕ научилась воевать!

- С тем, что объединилась, спорить не буду. А насчет «воевать»… Та тактика, которую степняки использовали в Морийоре, у нас не пройдет. Хотя бы потому, что мы знаем, как ерзиды берут города, и знаем, как этому помешать. Значит, после первой же неудачи им придется придумывать новую…

Поняв, к чему я веду, Илзе расслабилась и заулыбалась:

- «Им» - это Алвану?

- Теперь – да…

Искорки радости, засиявшие было в глазах моей супруги, вдруг пропали:

- Так, значит, война все-таки будет?

Я пожал плечами:

- Вероятнее всего, да…

Она помрачнела, ткнулась носом в мое плечо, а через несколько мгновений глухо пробормотала:

- А я ломала голову, пытаясь понять, почему мы так спешим и едем через Запруду, а не через Церст…

- Могла бы просто спросить…

Плечики Илзе едва заметно дрогнули:

- Мне надоело быть Видящей…

- В каком смысле?! – чуть откинувшись назад, чтобы увидеть ее лицо, спросил я.

- Хочу стать Думающей… - грустно пошутила супруга…

…Отряд тропильщиков мы догнали часа через четыре после выхода из крепости. И, поблагодарив порядком вымотанных воинов, поперли по снежной целине, местами доходящей мне до середине груди. Шли сравнительно неторопливо и каждые полчаса устраивали коротенькие привалы. Увы, даже такой темп быстро вымотал Илзе до предела: несмотря на две инициации и постоянные тренировки, движение на подъем, в теплой и поэтому тяжелой одежде, да еще и по глубокому снегу оказалось для нее почти непосильным испытанием.

Через два часа после полудня, когда мы поднялись выше облаков и оказались в царстве слепящего света, она настолько устала, что почти без уговоров согласилась не идти, а ехать. На моей спине.

После короткой остановки, во время которой мы натянули на головы глубокие капюшоны и вставили в прорези закопченные кусочки стекол, позаимствованные в Запруде, мы двинулись дальше и уже в вечерних сумерках выбрались на перевал.

Оказавшись на ногах, Илзе, которую все время путешествия у меня на закорках грызла совесть, тихонечко сказала спасибо, а потом, увидев, что воины разбирают лыжи, встревоженно посмотрела на меня:

- Мы что, пойдем дальше?

- Не пойдем, а полетим, ваша светлость… - хохотнул Бродяга. – Почти как птицы…

- В темноте?! – ужаснулась моя супруга.

- А что тут такого?! – притворно удивился он, затянул ремешки на правом сапоге и, выпрямившись, поймал факел, брошенный ему Гореном.

- А-а-а, значит со светом!!! – облегченно улыбнулась Илзе, быстренько отошла до ветру за ближайшую скалу, а когда вернулась, задумчиво посмотрела на меня: - Хм, а палки тебе не понадобятся?

- Зачем его милости палки? – хохотнул неунывающий Горен. – Все равно он рук давно уже не чувствует…

- Я тяжелая, да? – ужаснулась Илзе, услышала наш дружный хохот и врезала меня кулачком по груди: - Вы у меня дошутитесь! Поубиваю!! Всех!!!

- Если устанут руки – не вздумай терпеть, ладно? – отсмеявшись, негромко попросил я. – А то если грохнешься, да еще и на полной скорости – мне будет лень за тобой подниматься…

- Если устанут руки – не вздумай терпеть… - в унисон мне ответила она. – Я пересяду за спину кому-нибудь е-…

- Илзе?! – возмущенно воскликнул я. – Ты чего?!

- Ну… вдруг, они не такие ленивые, как ты?

…Первые несколько минут спуска, пока я привыкал к отсутствию палок и лишнему весу за спиной, Илзе сидела тихо, как мышка. А потом, когда я чуть прибавил скорость и понесся вниз по ущелью, она начала повизгивать. Сначала – тихо. Потом – чуть громче. А когда я намеренно разогнался до свиста в ушах, взвизгнула на весь Ледяной хребет и… расхохоталась. В ее смехе было столько детской радости и счастья, что я не удержался и начал валять дурака – выписывал совершенно ненужные дуги, подпрыгивал на пригорках и иногда вырывался вперед, обгоняя воинов с факелами.

Кстати, они, почувствовав мое настроение, тоже вели себя соответственно: Горен, скользивший первым, расставил в сторону руки и начал изображать птицу, Колченогий Дик поджал левую ногу и ехал на одной лыже, а Клайд, забыв о том, что он десятник, размахивал факелом так, как будто пытался его потушить.

- И… часто… вы… так… катаетесь?! – в какой-то момент, почти прижавшись губами к моему уху, прокричала Илзе.

- Каждую зиму… - ответил я. Потом подумал и добавил: - Если, конечно, проводим ее в Вэлше…

…Веселье продолжалось почти до полуночи. Точнее, до момента, когда факел в руке Горена вырвал из темноты покосившийся тын и я понял, что мы проезжаем Волчье подворье.

Не знаю, почему, но увидев темные окна ближайшей избы и снежный холмик, выросший на видавшей виды телеге, я вдруг вспомнил мальчишку по имени Суор, когда-то сообщившего мне о захвате Запруды Иарусом Молниеносным, и решил выяснить его судьбу.

Замедлил ход, подкатился к околице, ссадил со спины Илзе и, отвязав от сапога правую лыжу, провалился в сугроб до середины бедра.

- Ты куда, Ронни? – как обычно, почувствовав мое состояние, тихонечко спросила супруга.

- В прошлое… - неожиданно для самого себя ответил я, затем увидел, что она зябко поежилась, и коротко пересказал ту историю [61].