Второй шанс для «старушки» (СИ) - Мишутка Гришутка
Метнулась на кухню, схватила первое попавшееся блюдце и бидон с молоком, побежала назад. Зверь лежал смирно, но при моем появлении снова забеспокоился.
Я поставила блюдечко на пол. Сняла щенка с кровати и, не вытаскивая из сумки, положила рядом с блюдцем. Хорошо хоть, не очень глубокое попалось. Налила туда молока и пододвинула щенку.
— Попей, бедолага. Пока хотя бы молока. А потом я обязательно узнаю, чем вы питаетесь, и покормлю как следует.
Щенок снова попытался встать, но из-за лапы и из-за сумки не смог. Я попробовала помочь, поставить его, но он тут же зарычал.
— Ладно, ладно, не трогаю, — подняла я руки. — Но поесть-то тебе все же как-то надо? Давай расстегну мешок, чтобы ты смог выбраться.
Я снова схватила щенка за шкирку и, расстегнув мешок, аккуратно его стянула, насколько это было возможно. Зверек жалобно заскулил. Наверное, я задела рану или лапу.
— Прости, прости, малыш. Сейчас уберу все это, освобожу.
Я откинула сумку и поднесла щенка поближе к блюдечку. Воздушную преграду создать не получилось, пришлось резко его отпустить и отскочить, чтобы не укусил.
Волчонок тявкнул, снова немного поскулил, наступая на опухшую лапу, и сел зализывать свой бок, на котором уже почти не было видно раны, только края кожи с шерстью, торчащей в стороны.
Потом он принюхался, посмотрел в сторону ящика с гнездом, повернул голову к тарелке с молоком. Складывалось впечатление, что он решает, пить молоко или приступить к более калорийной трапезе.
— Э-э, не-е, туда можешь даже не смотреть, — подала я голос, на что щенок снова насторожился. Не сводя с меня глаз, он опустил морду к миске и принялся лакать молоко.
— Вот это правильно. Пей, потом принесу вареного птичьего мяса.
Молоко исчезло очень быстро, бока щенка ощутимо раздулись.
— Вот и хорошо. Подкрепился, а теперь надо заняться твоим лечением.
Однако, как только я встала, волчонок ощетинился, стоя на трех лапах, прижал уши к голове и оскалил пасть.
— Ты ж мой маленький комок шерсти с зубками. Не бойся. — Я стала потихоньку подбираться к нему. — Иди сюда, мой хороший. Я не обижу тебя.
Но у щенка было свое мнение на происходящее, и он заковылял под кровать. Там я его и настигла за пару шагов. Но в этот раз мне не повезло схватить его за шкирку. Он, извернувшись, все же цапнул меня за руку между указательным и большим пальцами. И сразу дал деру под кровать.
— Ай, блин. Какого… больно, елки-палки.
По руке потекла струйка крови. В комнату прибежала Мария.
— Что? Укусил? У-у, зверюга проклятая. А ты знаешь, что в их слюне содержится парализующий яд для крупной добычи, чтобы ее обездвижить? Конечно, у этого еще вряд ли есть та железа, что яд вырабатывает, у него еще даже пух не слез как следует. Видать, сбросыша ты подобрала, — ворчала старушка, помогая мне остановить кровь и вычистить место укуса, судя по ее манипуляциям руками. Потом ладонь ее засветилась зеленым, и рана потихоньку начала затягиваться.
— Будешь знать, как не слушаться взрослых, — попеняла она мне.
— Я слушаю, но решения принимаю сама. И от него не откажусь. Ему надо помочь.
— Помогать она всем вздумала. Вчера зорки, сегодня волчонок, а завтра кто?
— А на завтра я планов не знаю, они известны только создателю. Лапку ему надо бы посмотреть, она опухла. Как бы не сломана была.
— Да посмотрю, посмотрю. Ты ведь не отстанешь. Добрая душенька твоя.
И началась сложная работа по поимке верткого щенка. Пришлось в итоге сходить за шваброй и ею его выволакивать. Мы накрыли его коробкой, и Мария осмотрела его магическим зрением. Как же здорово наблюдать за ее работой!
— Нет, лапа не сломана, просто ушиблена. Кости все целы, но на коже много паразитов, надо избавить его от них, а то навредят не только ему, но и нам могут.
— Нам? Ты остаешься? — радостно воскликнула я.
— Остаюсь, куда я от тебя денусь? Ты ж вроде как моя племянница. О, ну поглядите на нее, был бы хвост, уже б виляла им, — рассмеялась она.
А я просто крепко обняла мою названую родственницу.
— Спасибо, что ты у меня есть, — шепнула ей на ушко.
— Ой, скажешь тоже, — махнула она рукой. — Давай усыплять твоего подопечного, надо лапку подправить.
И мы, немного повозившись, смогли его усыпить, а потом Мария подлечила зверьку лапу.
Условились на том, что никому не скажем о зверях, чтобы не пробуждать лишнего любопытства и тревоги. Даже Нику. Зорков пришлось переместить на тумбу, чтобы этот пушистик до них не добрался. Ему я постелила старый кусок зимнего тулупа у теплой стены и там же поставила миску с мясом и новой порцией молока. И на этой радостной ноте улеглась спать.
***
Луг. Душистые цветы, разнотравье. Светит яркое солнце.
Небо голубое, с редкими пушистыми облаками, на душе так легко.
Я прогуливаюсь с кем-то, но не вижу с кем. Зато чувствую себя в безопасности, со спокойной душой могу уходить на большие расстояния от деревни.
За окраиной луга лес. Стоят деревья-великаны и ветками держатся друг за друга, будто не хотят пускать к себе посторонних, отгородившись кустами и объемными кронами. Там кто-то есть. Ветра почти нет, но кусты шевелятся. Наверное, звери.
Но я не боюсь. Со мной мой друг.
И тут из леса друг за другом выходят огромные псы. Их шестеро. Они ростом с хорошего теленка. Это что же, местные волки? Мне становится страшно, ноги будто в землю врастают. Сердце усиленно колотится. Мозг, по-моему, вообще не хочет соображать, потому что я не могу даже двинуться с места.
Погода быстро портится, налетает холодный резкий ветер, треплет волосы и режет глаза, так что они начинают слезиться. Солнце пропало, небо затянуто тучами, я уже не на цветущей полянке, а на заснеженном лугу. Деревья в стороне стоят мертвой плотной стеной.
Мороз пробирается под одежду и щиплет мое бедное тело. Я коченею от холода. Где мой друг? Я одна. Нет защиты. Как я сюда забрела? Бежать некуда, начинается пурга. Помощи ждать неоткуда.
Звери, ощетинившись, окружают меня. Прижимая морды к земле, а уши к голове, готовятся броситься на меня, растерзать. С клыков капает слюна, глаза сверкают, как светоотражатели. Еще миг — и кинутся.
Но вдруг со спины я чувствую чье-то приближение, тихие шаги по снегу. Это он, мой друг? Он пришел помочь?
Зубы продолжают отстукивать чечетку, холод никуда не делся, страх и не думает включать мозг. Я оборачиваюсь и вижу еще одного волка, крупнее тех, черно-серого окраса, с мощными лапами и телом. Он спокоен — не прижимается к земле, не скалится, идет ко мне.
Сердце почему-то бешено колотится. Я его не знаю, а значит, он с ними. Может, их вожак? По-моему, я от страха сейчас отключусь. Так будет даже лучше, не почувствую агонии от предстоящих терзаний моего тела.
Закрываю глаза. Боже, пусть это произойдет быстро.
Время тянется бесконечно. Я чувствую вожака рядом, его дыхание обдает теплом руку. Я дергаюсь от страха. В ладошку тычется мокрый нос. Потом этот здоровяк лижет мне кисть.
Мой мозг решает вернуться и попробовать поработать. Клеточки серого вещества в бешеном темпе носятся, чтобы придумать выход.
Я открываю глаза. Серый никуда не ушел. Стоит рядом. Те, что были у леса, попятились назад. Но не ушли. На мордах остается оскал.
Серый подталкивает меня в противоположную сторону. И я, немного придя в себя, начинаю тихонько отступать. Он не с ними, он за меня. Это придает уверенности, и я пячусь. Стая у леса замечает мой маневр и все же решает напасть. Они кидаются на нас все вместе, и мне кажется, что сердце просто останавливается.
Я подскочила на кровати в холодном поту, сорочка промокла насквозь. Сердце билось так, что уши закладывало. Руки дрожали, а ноги будто онемели. Не успела я опомниться, как руку, где был укус, лизнули. Я даже взвизгнула от страха, отдернув ладонь.
Сон не хотел, видимо, меня отпускать. Хорошо хоть, наступил рассвет, и в окно пробивались утренние лучи. На постели рядом лежал щенок и, прижимая уши, виновато глядел на меня. Повиливая хвостом, он подполз вперед, прижимаясь к кровати всем тельцем.