Княжич Олекса. Сказ второй (СИ) - Архипова Анна Александровна "Lilithanna"
«Значит, не пугает его отцовская кара и сопротивление тиуна, — подумал Мусуд, отчасти разделяя огорчение своего воспитанника. — Досадует он только о том, что отец не оставил ему дружину побольше, дабы смог он раздухариться в его отсутствие…»
— Однако ж, замысел твой удачен. Так и вправду можно принудить бояр заняться крепостями, — продолжил татарин меж тем. — Только мыслю я так: надобно тебе отправить батюшке своему донесение о том, как дела обстоят в псковщине и рассказать ему свою задумку. А там посмотрим, как князь решит обставить дело — быть может, раз сам не сможет прибыть с дружиной вскорости, то пришлет необходимое подкрепление?
Кислая мина никуда не исчезла, но Александр примирился с доводами Мусуда.
— Верно. Так и поступлю, — кивнул он головой и, успокоившись, прекратил расхаживать по светелке.
Мусуд, сидя на лавке возле дверей, за всю ночь не сомкнул глаз — как и телохранители за дверью. Хоть находились они в доме уважаемого боярина, занимавшего пост псковского посадника, но здесь было опаснее, чем во время ночевок под открытым небом и в острогах на торговых путях. Здесь была вотчина тех, кто не желал покоряться власти князя Ярослава и тайно помышлял, как же им скинуть с себя ярмо княжеской власти. Здесь нужно держать ухо востро и смотреть в оба.
Задерживаться в Пскове, несмотря на просьбы бояр погостить подольше, Александр не стал. Уже на следующее утро дружина оседлала отдохнувших коней, построилась в стройные ряды и, под предводительством княжича, двинулась прочь из города. Торговая дорога вела их дальше на юг, к Изборску, вдоль острогов.
На подходах к Изборску княжеская дружина оказалась подле Труворового кургана — могилы Трувора, пришедшего княжить на русские земли вместе со старшим братом своим Рюриком. Александр, еще никогда не бывавший на месте погребения своего знаменитого предка, захотел сделать привал и осмотреть погребальный курган. Несмотря на снегопады и морозы рукотворный холм не выглядел забытым — с разных сторон к нему были протоптаны тропинки, свидетельствовавшие о том, что местный люд зачем-то посещает могилу легендарного воина из клана Рюрика.
Поднявшись на курган, княжич понял, почему это место сплошь испещрено тропками — кто-то из местных язычников превратил могилу его предка в капище. Здесь, в центре возвышенности стоял крупный серый валун, изъеденный летними дождями и зимней стужей. Вокруг этого камня виднелись врытые в землю камни поменьше. Весь снег внутри каменного кольца был истоптан, а у основания валуна в середине круга виднелись следы языческого жертвоприношения: горсть семян, несколько лепешек с медом, куриное яйцо, огарки лучин.
Княжич долго стоял возле камня, с любопытством рассматривая его.
— О чем призадумался, Олекса? — спросил Мусуд, решившись нарушить тишину.
— О том, каково оставить позади родину и отправиться княжить в чуждые земли… — негромко промолвил Александр. — Как же далось то трем братьям? Чего им стоило? Хотел бы я знать это!
— Для смелого мужа родиной станет земля, избранная им самим.
Княжич со слабой улыбкой покосился на него:
— С тобой так и случилось?
Татарин небрежно рассмеялся и со смущением потер затылок.
— Пожалуй и так, — подтвердил он.
Александр снял рукавицу и прикоснулся ладонью к валуну:
— Спи вечным сном, князь Трувор, — беззвучно прошептал он. — Спи в земле, которую избрал родиной своей.
Малая дружина, с которой Александр выехал в поход по острогам, вернулась в Новугород в аккурат к наступлению особенно лютых морозов сеченя. Вновь очутившись в стенах Рюрикова Городища, княжич, не теряя времени, отослал к князю Ярославу донесение с гонцом. В своем послании он изложил и то, что видел, проезжая вдоль острогов, и рассказал делах бояр псковских, а по итогу предложил отцу надавить на Псков через запрет торговли солью.
Ответ пришлось ждать долго — гонец вернулся лишь в начале весны.
Вопреки опасениям Мусуда и тиуна Якима Матвеевича, что Ярослав разгневается на самовольство Александра, князь похвалил сына за совершенную поездку по острогам. Однако князь строго запретил и тиуну и Александру самим бодаться с псковским боярством, пообещав, что сам разберется с вопросом по своему возвращению в Новугород.
— Когда же ждать князя? — спросил гонца Александр.
— Пресветлый князь переждет половодье в Смоленском княжестве, — сообщил гонец. — После чего повернет дружину к Новугороду.
Княжич попробовал было расспросить гонца подробнее о намерениях своего отца, но тот ответствовал туманно, ссылаясь на запрет Ярослава. Стало ясно — князь Ярослав с дружиной не просто собирается пережидать половодье в смоленских землях, а имеет еще какие-то цели в тамошних землях. Но знать о делах князя, покуда тот не вернулся в Рюриково Городище, никому не следовало.
Отцовские распоряжения ввергли Александра в уныние, но — что поделаешь? — пришлось им покориться. Покориться и ждать возращения отца. Это непросто далось княжичу — за время похода он отвык от обывательской жизни и потому дела мирские нагоняли на него тоску. С трудом он принудил себя вернуться в прежнее жизненное русло, напоминая себе с усердностью: терпение сие есть добродетель.
Меж тем церковные колокола трезвонили без устали: в разгаре был Великий Пост.
После большого и многолюдного Новугорода Переславль-Залесский показался Миланье на диво скромным поселением, хоть и прожила она тут почти тринадцать годов. Здесь и стены детинца смотрелись не столь неприступными и хоромы казались не такими высокими и улицы не столь широкими, как в граде на Волхове. Да, вотчина князя Ярослава уступала Новугороду и богатстве и в величии!
Однако сердце горянки наполнилось облегчением, стоило им миновать крепостные стены Переславля и оказаться подле дома, дарованного Мусуду князем в честь свадьбы. Наконец-то они добрались до дома! И добрались как раз вовремя — весна уже ступала в силу, лед на реках стал блеклым и рыхлым, скоро ледовая корка на реках и озерах лопнет и половодье разгуляется во всю мощь. А значит это, что Мусуд останется в Переславле-Залесском, пока земля не перестанет от сырости проваливаться под копытами коней, а реки не вернуться в свои русла.
У ворот дома их встретили сторожа — старик со старухой — которых Мусуд оставил смотреть за хозяйством, покуда он с Миланьей живет в Новугороде. Быстрого осмотра Миланье хватило, чтобы убедиться в том, что дом старики держали в порядке, а скотину в сытости. С радостью она вошла в свой дом, погладила, как-то было прежде, мурчащую кошку за ухом и села на лавку подле пышущей жаром печи. Пока старик-сторож помогал Мусуду распрягать лошадей, его старуха вернулась в избу и поспешно принялась сдвигать столы да накрывать на них: хозяев и ратников, сопровождавших их, следовало попотчевать сытной трапезой!
Вот Мусуд вошел в дом, приглашая за собой княжьих ратников. Шумно переговариваясь меж собой, мужчины устроились за столами и принялись за еду, а Миланья предпочла уйти в опочивальню, прикрыв плотно за собою дверные створы. Ждала она, когда ратники насытятся и покинут их дом, надеясь, что тогда Мусуд придет к ней — но даже когда шум застолья стих, а изба опустела, муж не открыл двери опочивальни.
Миланья тяжко вздохнула, понимала она: Мусуд сердит на нее.
За весь путь от Новугорода до Переславля-Залесского он ни словом ни делом не выдал своих чувств. Он заботился о ней, беспокоился об её удобстве, ни на миг не терял бдительности на случай, если натолкнуться они на засаду какую. И всё-таки Мусуд был сердился на неё! Смотрел на неё угрюмо и сторонился разговоров с нею. Не мог Мусуд простить Миланье, что она хитростью оторвала его от Александра, выпросив у княжича дозволения уехать с мужем в Переславль-Залесский.
Такова был цена спасения мужа…
Припомнила она, как протестовал Мусуд, едва только прознал о том, что обратилась она к княжичу с просьбой отпустить её в Переславль-Залесский вместе с супругом! И хотя Александр сразу же дал свое дозволение, Мусуд еще долго спорил и с ней и с княжичем, ни за что не желая оставлять подопечного без надзора. Но несмотря на возражения, княжич своего решения не поменял и настоял на том, чтобы Мусуд отправился в путь вместе с женой.