Виктория Шавина - Дорога в небо
Гебье засомневался:
— Я давно не тренировал память…
Хин коротко, невесело усмехнулся:
— Времени мало. Ты запомнишь. Прежде всего, пусть рассчитывает на полторы недели. Две — в лучшем случае. К этому времени всё, что может быть достроено, должно быть достроено. Остальное придётся оставить или разрушить. Пусть проверит собранные запасы продовольствия и сырья для работ. Да, и что там с колодцами! Про воду ни в коем случае нельзя забывать!
Затем оборонительные укрепления. Пусть найдёт все чертежи, какие есть, опросит ушлых людей и детей — они всюду лазают. Нужно внести изменения.
Не привлекая внимания соседей, привести войска в готовность. Пусть следует плану, но поправит его — сам, не дожидаясь и не рассчитывая на меня. Лагери должны быть устроены как следует: ров делать вокруг, четыре айрер в ширину и глубину. Над ним укрепить сетки, накрыть шкурами и навалить песка — на айрер в высоту. На верху вала вбить колья из камня или костей мурока. Что касается форм лагерей, пусть исходит из очертаний местности и помнит, что летни часто отлынивают — их работу нужно проверять.
Все наши действия объяснять манёврами, следить за настроениями войск. Население не будоражить, но быть готовым в случае опасности быстро отвести женщин, стариков и детей в укреплённые поселения.
Пусть заставит людей работать шибче, но не вызывает тревоги. Слухи о войне — пресекать или распускать менее опасные, вроде как о возможном столкновении с соседями в Олли или Умэй. Завершить перевооружение, ускорить обучение новобранцев — особенно пусть обратит внимание, чтобы они сразу сдваивали ряды, и чтобы во время движения сохраняли ряд, в который поставлены. Не нужно, как это принято в Лете, нестись на врага толпой. Проверить склады оружия, отработать на месте и на ящиках с песком взаимодействие наших кварт, в том числе, если нас атакуют с воздуха.
Ко всем старейшинам нужно направить доверенных людей, чтобы проследить за тем, как будут выполняться приказы на местах. Следует выбирать сдержанных, а не пылкого норова, так как им придётся дать право смещать старейшин, если те окажутся враждебно настроены, слишком упрямы или нерасторопны.
Со мной поддерживать птичью связь — хотя бы раз в день. Дозоры повсюду усилить, особенно опасным считать северо-западное направление. За донесениями внимательно следить, разбирать их тщательно. Не силой одной дерутся, а уменьем. Так и передай.
Хин ещё задержался в крепости, пока ведун готовил снадобье от головной боли. Слуги и стражники суетились во дворе, подвешивая к сёдлам объёмистые мешки с провизией и мехи с водой. Юллея, запертая в своих покоях, наверняка металась у окна, пытаясь разглядеть, отчего так оживлённо перекликаются снаружи. Мать упорно «поджаривала» внучку на полуденном Солнце. Девочка ко всему тянула руки, что-то радостно и невнятно выкрикивая, в особенности её занимали хвосты динозавров. То один, то другой добросердечный стражник оттаскивал от них ребёнка, наказывая не подходить близко, объяснял Надани, что могут и задавить ненароком. Женщина торопливо, испуганно кивала, нет-нет да и бросая беспомощные быстрые взгляды в сторону ворот. Может быть, она надеялась, что Хин подойдёт попрощаться, но тот решил её не замечать: говорить коротко было не о чем и незачем, а на длинную беседу с пристрастием не хватало времени. Сделав пару глотков ароматной жидкости, похожей на травяной чай Вазузу, правитель вернул чашку Гебье и коротко поблагодарил.
Заскрипел, опускаясь, мост. Хин проехал по нему в сопровождении четырёх воинов из личной охраны — людей настолько преданных, насколько летни вообще понимали это слово. Они не болтали понапрасну — правитель это ценил —, хотя, когда дети просили их рассказать историю или придумать игру, не скупились на выдумки. Они убивали, не накручивая себя, не впадая в исступление или ярость. Хин наблюдал за летнями, сколько себя помнил. Последние годы ему казалось, он начал их немного понимать.
Встретиться с союзником предстояло через четыре дня у границы с зоной Умэй, так что времени для раздумий выдалось предостаточно. Правитель догадывался, куда лежит путь дальше, пусть и не представлял, каким чудом Эрлих получит разрешение.
Хин не испытывал восторга, совсем наоборот — не мог избавиться от предчувствий, как на подбор дурных и смутных. Спасительная лёгкость, которая и канатоходцу с завязанными глазами не позволит оступиться, покинула его. Весены презирали дикарей, населяющих Лето, и не слишком трудились это скрывать. Может быть, потому, что как ни внушали невежественному народу просвещённый образ мысли, а вынуждены были убираться восвояси. Летни платили им той же монетой.
— Рановато вскарабкались на пьедестал совершенства, — смеялся Орур, явно повторяя где-то услышанную фразу.
Подданным Парвы-уана пришлось легче остальных. Таруш был совсем юнцом, когда началась памятная война, и в сражениях не участвовал, но и он однажды припомнил, удивив Хина:
— Они человеку талдычат: «Ты, дескать, калека. Ты этого не можешь, и того не можешь. Не дозволено тебе». Вот, «жизнь отнимать» — это они так выражаются — одним у них спускают, а других преследуют. Ни-ни. Они говорят человеку: «Зачем тебе защищать себя? Ты себя не защитишь. Ты не можешь драться — не зверь же. Мы, говорят, тебя защитим, а ты живи тихонько по тем законам, какие мы тебе скажем». А с чего это им обо мне заботиться? Как харнаптов в загон сажают — вот им закон, наружу не выходить. Птица поначалу рвётся на волю, но её прикармливают, опасности никакой. Она расслабляется, ленится, жиреет, не боится уже. Тут-то её тюк, ножом по горлу и на стол. А ежели кто жиреть и успокаиваться не хочет, они и того прирежут, чтобы остальных ненароком не разбудил.
Лодак, когда Хин в письме поинтересовался его мнением, выразился мудрёно:
— Весены боятся своей природы тем сильнее, чем больше навязывают человеку добропорядочный образ. Они пытаются отмежеваться от своих страстей, от всего, что именуют «тёмной стороной», а того не понимают, что неотъемлемую часть себя себе же делают врагом. Терзаются, пишут философские трактаты. Как управлять тем, чего не знаешь? Вот и выглядывает из под благостной маски порою мерзкий оскал. Джевия говорит, страх отнимает у них то последнее, что у человека никто другой отнять не может: несравненное право самому выбирать свою смерть.[16]
За Разьерой всегда было ветрено. В белых бурнусах и пылевых масках всадники походили на призраков. Вечную пылевую бурю объехали стороной — она служила хорошим ориентиром. Во всяком случае, так уверял старший охранник, родом из бывшего владения Парвы-уана. Сам Хин ещё никогда не забирался так далеко на запад. Он ожидал, что станет прохладней, что, как и у другой границы зоны, земля покроется травой, пусть и сухой. Тем более, что, как учили древние свитки, движение с востока на запад было против вращения Оси: из Лета в Весну, к прохладе.
Однако, ожидания не сбылись. Напротив, сухая саванна сменилась пустыней: вначале глинистой, затем песчаной. Хину очень хотелось спросить у воинов, как выглядит граница между зонами, что там: стена или, может быть, совсем другое небо. Он не мог и только ловил обрывки разговоров скучающих охранников. Один упомянул дерево пустыни, значительно, с уважением. «Должно быть, то самое дерево», — подумал правитель.
— А что за зверь? — словно желая помочь ему, спросил самый молодой и, как Хин полагал, наиболее сильный из четверых его спутников.
— Сам увидишь, — бросил кто-то.
— Они с бурей на пару для нас что ворота, — пояснил охранник, выросший в этих местах. — Аккурат между ними кончается наша земля и начинается чужая. Бурю побаиваются. Говорят, она порою как учудит… Хотя я не припомню. Но когда-то перекинулась в ближний городок, да и остались одни руины. Их посмотреть можно было, если дальше к закату забирать, да теперь уж всё занесло. И больше не строят здесь.
Песок, самый жёлтый на свете, под яркой синевой неба, казалось, отливал в зелень. Дерево Хин увидел раньше, чем старший из охранников вытянул руку, привлекая внимание к тёмной точке на вершине невысокого бархана.
— Значит, сразу за ней? — уточнил он у правителя, подъехав ближе.
«Надеюсь», — подумал тот. Вслух ничего не сказал, ограничившись согласным жестом.
Динозавры перевалили через гребень и пошли вниз медленно, осторожно, заметая хвостами следы. Точка всё увеличивалась и словно поднималась выше. Стало видно, что на ветвях дерева нежно голубела листва, отражая небо. Было что-то донельзя неправильное и мучительно тоскливое в этой картине.
Только на подъёме стало видно, что таинственная тень, которую отбрасывало дерево пустыни, была на самом деле его засохшим близнецом, вывороченным из песка вместе с корнями. Хин ожидал услышать удивлённые или гневные возгласы. Их не последовало. Должно быть, близнец лежал здесь давно, и отчего-то песок не засыпал ни его, ни первое дерево.
