Джулия Джонс - Крепость Серого Льда
Ранальд Вей повесил голову. Самый старший по годам в лагере Робби, он одним из первых, отрекся от Скиннера и объявил себя сторонником Дан Дхуна. В клане он славился как лучший наездник.
«Его убил черноградец».
«А остальных?» — с окаменевшим лицом спросил Робби.
«Орлийский лучник».
В то время никто не понимал, в чем дело, да и теперь, по мнению Брима, полной ясности у них не было. Двое защитников фургона, без отличительных знаков какого-либо клана, умудрились убить трех дхунских воинов. Их приняли за глэйвских купцов и напали на них без должной осторожности. В стычке отряд потерял двух бойцов, а потом и Яго Сэйка, захваченного врасплох. Брим, несколько раз слышавший рассказ Рэнальда Вея, пришел к выводу, что Яго во всем и виноват. Его долгом было выяснить, сколько человек охраняет повозку и каковы они в бою, а уж потом нападать. Вслух этого, однако, никто не говорил. Такой славный воин, как Яго, после смерти достоин почестей, а не порицания.
Его гибель обогатила клан. В фургоне вместе с кучей всякого хлама обнаружились двадцать четыре золотых слитка. Все обитатели башни дивились, глядя на них. Металл Дхуна — медь, добываемая на северных холмах, но медь утратила свою ценность давным-давно, когда ее вытеснила сталь. Золото же ценится — Брим так и не подобрал подходящего определения — на вес золота. Робби велел выгрузить его из фургона и спрятал в тайник, известный ему одному, — Брим не знал, где это.
— Опустите тело, — приказал молочанский ведун. Дхунский оставался в Старом Кругу у Скиннера, и Робби попросил молочанского заменить его.
Робби, Мангус Угорь, Дидди До и Ранальд Вей подняли Яго и перенесли в мелкую, трехфутовой глубины, яму. Здесь полагались бы веревки, но старый обряд не исполнялся уже много десятилетий, и подробности его успели забыться. Ранальд Вей в конце концов просто спрыгнул вниз и поддержал покойника. Он ушел до пояса в грязь, сползающую со стенок, и в эту же грязь опустил Яго.
Яму вырыли на самом берегу, в двадцати шагах от реки, укрепив перемычку между ними россыпью камней. Молочная плескала о камни и просачивалась сквозь них.
К мантии из свиной кожи, выбеленной по обычаю Молочного Камня пемзой и свинцом, ведун из почтения к Дхуну добавил голубой шерстяной воротник и надел на запястья медные браслеты. Когда он взял из сложенного в кучу воинского снаряжения Яго топор-полумесяц, все затихли. Не было в Молочном Камне человека, который не знал бы этого топора.
Ведун, преклонив колени, положил топор на грудь Яго. Брим тем временем разглядывал собравшихся. Сотни молочан и дхунитов стояли на берегу. Весть о том, что Робби на погребении собирается «пустить масло», распространилась быстро. Были вещи, которые в кланах помнили даже без летописей Визи и Колодезя, а погребальный обряд дхунских воинов, бывший в ходу до Речных Войн, почитался на всем Севере. Робби, как полагал Брим, не случайно решил устроить людям такое зрелище.
Над Молочной занималось мглистое утро. Солнце еще не поднялось из-за высоких сосен. Ведун призвал сокланников Яго подойти и взять по камню из перемычки. Брим стал в очередь с другими дхунитами. Он снова переоделся в свой старый бурый плащ и выделялся в нем среди большинства, одетого в голубой цвет Дхуна. Когда он нагнулся за камнем, острие его меча ушло в грязь. Все они пришли на погребение при оружии и в доспехах. Брим за неимением панциря или кольчуги надел нагрудник из вареной кожи и толстые рукавицы.
Взяв свой камень, он заметил, что через перемычку уже бежит ручеек. Его предшественники расчистили путь речным водам, и тело в яме понемногу всплывало. Брим попятился. Зажатый в кулаке камень показался ему холодным, как лед. Он не хотел видеть, как всплывает из ямы труп Яго Сэйка, но и глаз отвести не мог.
Дхуниты переступали с ноги на ногу, тихо бряцая доспехами. Ведун, стоя в головах ямы, твердым и страшным голосом перечислял Каменных Богов: Ганнолис, Хаммада, Ион, Лосе, Утред, Обан, Ларранид, Мальвег, Бегатмус.
Небо между тем потемнело, и вдоль реки задул ветер. Ведун снова стал на колени, и помощник подкатил к нему большую черную бадью с маслом. Ведун разлил его по воде, поднимающейся из ямы. Яго покачивался на воде, и масло плескало на его грудь и топор. Обе жидкости пузырились и перемешивались, но ведун твердой рукой продолжал лить масло.
Он хорошо рассчитал: как только из бадьи вылились последние капли, вода в яме сравнялась с уровнем реки. Помощник унес пустой сосуд. На берегу стояла тишина. Тело Яго плавало на поверхности подернутой маслом воды.
Ведун встал, отступил на несколько шагов и вскричал, широко раскинув руки:
— Бегатмус! Темный Брат, Дарующий Смерть! Этот воин умер, служа тебе. Он заслужил место в Каменных Чертогах, и мы велим тебе взять его туда.
Сверкнула непонятно откуда возникшая искра. Масло с тихим гулом воспламенилось, и Бриму стало нечем дышать: ребра его словно подвело к позвоночнику. Яма полыхала белым пламенем, и воздух над ней мерцал, обдавая жаром глаза. Горячий ветер гнал реку от берега, трепал плащи дхунитов и молочан.
Шли минуты, и вода в яме начала закипать. Одна из стенок с мягким шорохом осела. Вода хлынула через перемычку, унося с собой в реку охваченное огнем тело Яго Сэйка.
Лишь тогда Брим отвел глаза. Раздалось жуткое шипение, и облако пара опахнуло его волосы. Брим на миг перестал дышать, захлестнутый запахом горящей плоти. Так, в венце из пламени, дхуниты веками уплывали по Быстрой навстречу своим богам. Иногда яма рушилась, хороня тело под землей — в такие дни говорили, что Бегатмус спит и не слышит.
Все взоры медленно обращались от густой выгоревшей ямы к Робби Дан Дхуну, стоявшему у самой реки. Он был одет по-королевски, в стальной панцирь и меч рыболова. Бронзовый обруч с голубым топазом защищал его горло. Золотые, до плеч, волосы он заплел медной проволокой, свежую, еще не зажившую татуировку на левой скуле окружала легкая краснота.
— Люди, — сказал он тихо, зная, что повышать голос нет нужды. — Готовьтесь. Через час мы выступаем на войну.
Он ушел один к разрушенной башне, и какое-то время никто не осмелился последовать за ним.
Брим стоял не шевелясь, неспособный разобраться в своих чувствах. Сейчас ему, как бывало уже не раз, казалось, что настоящего дхунита из него никогда не выйдет.
— Ты и есть тот парень? — Молочанский ведун смотрел на него с той стороны ямы. На его плаще у колен остались два грязных пятна. — Ты и есть Брим Кормак, я спрашиваю? Тот, что переходит к нам?
Брима точно кипятком ошпарило. Как же он мог забыть, что Робби продал его Молочному Камню? Дурак. Дурак. С чего он взял, что поездка в Старый Круг к Скиннеру Дхуну что-то изменит в его судьбе? Должно быть, все это из-за того, что сегодня он почувствовал себя дхунитом.
