Вера Петрук - Индиговый ученик
Четыре человека расположились за уютным столиком в беседке, вырезанной из мрамора и увитой вечно цветущими розами. От имана, как всегда, ничем кроме табака не пахло, зато от его гостей распространялся букет роскошных ароматов, которые простым кучеярам были недоступны. Двое мужчин были уже немолоды, но и старость еще не постучалась в их дом. Один – крупный, сильно потеющий, с жесткой бородой, скребущей по нагрудным украшениям верхнего халата. Другой – его полная противоположность. Сухой, худой, и, наверное, высокий с аккуратно постриженной бородкой, которую он постоянно теребил пальцами. По количеству золотых цепей, жемчужных нитей и роскошных перстней на пальцах Арлинг догадался, что они принадлежали к Торговой Гильдии, однако, кто из них был главой города, Рафикой Аджухамом, догадаться было сложно. Регарди его не встречал.
С третьим гостем, мальчишкой, было легче, так как он, скорее всего, приходился сыном одному из кучеяров. Он не участвовал в беседе, обратив все внимание на низкий столик, обильно заставленный лакомствами. Молодой кучеяр молчал, но Арлинг предположил, что он уже вышел из поры детства и топтался на пороге зрелости. Ему было лет пятнадцать-шестнадцать – чуть моложе того Регарди, который покинул родину ради чуда, обещанного дядюшкой Абиром.
По купеческому сыну нельзя было сказать, что он ждал от жизни чудес. Арлинг знал таких. Уверенные в себе, они шли к цели по чужим головам, твердо зная, чего хотят от себя и от окружающих.
Ничего интересного в мальчишке не было, и Регарди не стал долго уделять ему внимания. Вот стол – другое дело. Нежный рахат-лукум, рассыпчатая, словно снег, халва, крошечные хабы из орехов и шоколада, всевозможные шербеты, тающие на языке, отборные фрукты, запеченные в меду. Наверное, Джайп трудился весь вчерашний день, чтобы приготовить такое угощение. Учеников в школе не часто баловали сладостями, что же касалось самого Арлинга, то сахар в его питании почти отсутствовал. Впрочем, он уже давно перестал ему сниться. На горизонте появились вещи, которые искушали гораздо сильнее.
Сам Джайп стоял неподалеку, ревниво наблюдая, как слуги, которые пришли вместе с высокими гостями, пробовали его пищу, прежде чем подать хозяевам. Охраны тоже хватало. Арлинг чувствовал незнакомцев по всему саду. Его уже заметили и провожали к беседке пристальными взглядами. Регарди не спешил развеивать их подозрения, еще больше замедлив шаг. Прежде чем предстать перед почетными гостями, ему хотелось узнать о них, как можно больше.
Теперь, когда до беседки оставалось пара десятков салей, голоса гостей и имана раздавались так отчетливо, словно кучеяры завтракали у него в голове. Арлингу даже не пришлось напрягать слух, чтобы их понять. Судя по всему, разговаривали о том самом мальчишке, который не спеша уплетал халву, совсем не заботясь о том, что говорили взрослые.
– Дети растут так быстро, – сокрушался иман, и в его голосе переливались ручьи притворства. – Ваш сын прекрасен ликом и статен телом, он может стать опасной ловушкой для женских сердец. Впрочем, я уверен, что он убережет свою честь от соблазнов и не станет рвать первую попавшуюся розу.
Кучеяры засмеялись, а молодой кучеяр сыто рыгнул и, откинувшись на подушки, вытянул ноги. Своим мнением о сорванных розах он делиться не собирался и откровенно скучал, уныло разглядывая набухшие плодами ветки шиповника.
– Если бы вы чаще приезжали ко мне во дворец, дорогой Тигр, взросление Сейфуллаха показалось бы вам рассветом, который, как я думал, уже никогда не наступит, – улыбнулся толстый кучеяр.
Услышав имя мальчишки, Арлинг насторожился, потому что оно показалось ему знакомым. Неужели это был тот самый Сейфуллах, который родился на свет в год, когда Регарди впервые попал в Балидет? Минувшее время было богато на яркие события, однако день, когда караван Рафики Аджухама праздновал рождение сына капитана, запомнился ему навсегда. Может, потому что тогда состоялось его первое знакомство с журависом, а возможно, оттого, что он стал рубежом, за которым началась его новая жизнь. Если молодому купцу сейчас было около шестнадцати, то года действительно пролетели незаметно.
– Правитель подобен пламени, – тем временем, загадочно ответил иман. – Чем ближе к нему, тем больше опасность сгореть. С другой стороны, чем дальше от него, тем меньше милостей и благ. Очень трудно найти золотую середину, наместник.
Значит, толстяк был Рафикой Аджухамом, заключил Арлинг, предположив, что второй кучеяр приходился ему родственником. Несмотря на разницу в телосложении, между мужчинами улавливалось сходство. Регарди уже собирался выйти к гостям, когда следующие слова городского главы заставили его опуститься на землю и заняться завязками сандалий, которые понадобилось срочно поправить.
– Вы хитрый человек, иман, – усмехнулся купец, – но давайте вернемся к калекам. Злободневный вопрос! В последнее время эти уроды, особенно бездомные, становятся серьезной помехой благополучию горожан.
– Калеки – это дети Семерицы, не забывай, брат, – вмешался другой кучеяр, подтвердив догадку Арлинга о его родстве с наместником. – Прикосновение к ним является лучшей молитвой великой богине.
– Суеверия, – отмахнулся Рафика. – Я недавно разговаривал с новым верховным жрецом Семерицы. Он тоже недоволен тем, что калеки днем и ночью сидят у храма. А в праздники их скапливается столько, что в святилище невозможно попасть. Однако сажать их только за бродяжничество слишком накладно для городской казны. У нас и так переполнены тюрьмы.
– Проблему можно решить проще, – вмешался в разговор иман. – При всем уважении к нашим традициям, замечу, что мы изначально допустили ошибку, сделав для калек исключение. Мы их терпим, а они пользуются плодами нашего терпения, существуя на милостыню и подачки.
– Вы предлагаете платить им деньги? – усмехнулся тощий кучеяр.
– Я бы выразился иначе, достопочтимый Сокран, – ответил учитель, подсказав Арлингу имя второго гостя. – Я предлагаю дать им работу. Если они будут трудиться так же как все, то перестанут быть обузой и станут полезны городу. Суеверия надо искоренять, потому что увечных сегодня действительно много. Люди неосторожны, а боги суровы. К тому же калеки ущербны не столько телом, сколько духом. Если они будут чувствовать себя нужными, а их труд будет полезным, они перестанут быть камнем, тянущим ко дну.
-При всем уважении к вам, иман, вы говорите ерунду! – возмутился Сокран – Что может делать калека? Только милостыню просить!
– При всем уважении к вам, мой мудрый гость, вы ошибаетесь, – парировал учитель тем же спокойно-добродушным тоном. – Возможностей больше, чем песка в пустыне.
