Александр Волков - Пришелец
Над спинкой трона взметнулся тройной язык рыжего пламени, коронованный черной зубчатой полоской копоти, воины согласно ударили в деревянные щиты оперенными костяными топориками, до упора забитые трибуны тотчас ответили на этот грохот гнусавым завыванием тростниковых рожков, а высоко в небе повисли стервятники, наблюдая за тем, как рабы оттаскивают в боковую нишу безголовую тушу быка и бездыханное тело воина.
«Они дождутся своего часа», — подумал Катун-Ду, поднимаясь к трону и поглядывая на черных птиц, описывающих плавные широкие круги в белесом небе. Когда Верховный занял свое место над ареной, две молодые дворцовые жрицы приблизились в нему и, отерев влажными полотенцами пот и кровь с плеч и лица Повелителя, стали вновь наносить на его кожу ритуальный глиняный узор. Влажная глина приятно холодила разгоряченный лоб и щеки Катун-Ду, и он с наслаждением следил за тем, как избранные по жребию ремесленники налегают на длинные рукоятки рычагов, поднимая над окружающим арену барьером крупные ржавые решетки. Вначале звери словно и не собирались покидать темные прохладные ниши под трибунами, но, когда ремесленники по узловатым веревкам спустились на песок арены и принялись заметать следы поединка Верховного с быком, из ниши раздался глухой утробный рык, и в воздухе черной молнией мелькнула молодая пантера. Молоденький мальчик-скорняк даже не успел отбросить метлу; лапа зверя на лету смазала его по затылку и, взметнув черные волосы, залепила его застывшее от ужаса лицо кровавой изнанкой собственного скальпа. Ремесленники бросились к свисающим веревкам, быстро вскарабкались на стены и, тяжело дыша, припали к решеткам, наблюдая за тем, как звери один за другим покидают свои темницы и разбредаются по арене, щуря глаза от непривычно яркого солнца. Поднявшийся с судейской скамьи глашатай вызывал для поединков по два игрока от каждого племени, и по его возгласу ряды чернозубых шечтлей, плосколицых накау, маленьких кривоногих кнуц, полуголых, покрытых ритуальными рубцами аси с достоинством вставали и, обратившись к восседавшему на троне Катун-Ду, выкрикивали краткое гортанное приветствие. Когда ответные возгласы обошли все трибуны, глашатай обернулся к Норману и, вскинув над головой покрытые браслетами руки, дважды хлопнул в воздухе черными деревянными дощечками.
— Мы готовы! — громко выкрикнул Норман, выпрямившись во весь рост и тряхнув густыми рыжими кудрями.
— Готовы! — дружно гаркнули поднявшиеся вслед за ним кетты и гардары.
— Принять участие в Больших Играх, посвященных вашему каменному болвану, называемому Иц-Дзамна! — с кривой усмешкой нашептывал падре в ухо Норману.
— Так и говорить, святой отец? — переспрашивал тот.
— Говорите, они все равно не понимают, — отвечал падре.
Когда приветствие было окончено, Норман опустился на свою циновку и, глядя, как Дильс и Свегг неторопливо направляются к проходу между рядами, обернулся к священнику.
— Что вы так пристально смотрите на меня, командор? — спросил падре.
— Вспоминаю один случай из вашей исповеди: замок, арена, медведь, кинжал — тогда вас отделял от власти всего лишь один точный бросок, не так ли?
— Да, но в тот момент я меньше всего думал об этом!.. — воскликнул падре.
— Меня интересует не то, что вы думали, а то, что вы делали…
— Уж не собираетесь ли вы повторить мой опыт? — спросил падре.
— А почему бы и не рискнуть? — прошептал Норман, наклоняясь к уху священника, — судя по тому, как начинаются эти Игры, подавляющее большинство игроков вряд ли сможет принять участие в торжествах по поводу их окончания… Так что в любом случае мы ничего не теряем!
— Что ж, может быть, вы и правы, — сказал падре, — но я не могу со всей уверенностью судить о том, как этот народ смещает своего царя и назначает преемника… Я вижу пустое кресло рядом с вождем — не исключено, что оно предназначено для наследника престола, который появится в самый торжественный момент…
— Что ж, не будем спешить, — согласился Норман, щелкая огнивом и направляя искру на обугленный кончик трута.
Тем временем Дильс и Свегг уже спрыгнули на арену и теперь потешали публику, забавно передразнивая яростные прыжки хвостатых хищников и ловко уворачиваясь от их тяжелых когтистых лап. Отсюда, с безопасных трибун, все происходящее на арене действительно выглядело хоть и не совсем безопасной, но все же забавой, и лишь узкие полоски крови, оставленные когтями пантер и ягуаров на лицах и плечах зазевавшихся игроков, напоминали о том, что каждый неверный шаг в этой игре может закончиться смертью. Но вид крови необыкновенно возбуждал зрителей, и потому, когда Свегг буквально сдернул пятнистого ягуара с разодранной спины упавшего в песок накау, по трибунам прокатился гулкий недовольный ропот. Впрочем, после того, как спасенный накау отполз к стене, а отброшенный Свеггом ягуар упал на лапы, обернулся и стал ходить вокруг своего обидчика, топорща усы и вздыбливая густую шерсть над мускулистыми лопатками, ропот затих, сменившись вожделенным ожиданием смертельного поединка. Ждать пришлось недолго: Свегг как бы по рассеянности подставил хищнику спину, а когда тот прыгнул, быстро обернулся и, на лету перехватив распластанные в воздухе лапы, резко развел их в стороны. Ягуар захрипел и рухнул к ногам воина, судорожно загребая когтями песок, окрашенный кровавой пеной. Зрители взвыли от восторга, и на арену посыпался сверкающий ливень мелких монет. Когда шум утих, Свегг склонился к мертвому хищнику, захватил пальцами его мягкое пушистое ухо, резким движением оторвал его, широко размахнулся и через поднятую решетку перебросил свой трофей Верховному.
Катун-Ду даже не повел бровью, когда оторванное ухо ягуара упало ему на колени. Он лишь с легким мгновенным сожалением вспомнил Толкователя, который непременно сочинил бы какую-нибудь небылицу для объяснения этого странного поступка. Но стоящее рядом кресло было пусто, и даже призрак убитого жреца не нарушал размеренное течение Больших Игр. Сейчас игроки ползали по арене и собирали брошенные монеты, просеивая сквозь пальцы крупный зернистый песок. При этом они поминутно оглядывались по сторонам, готовые дать отпор подступающим хищникам, отчего сбор монет превращался в новый аттракцион, приятно щекотавший нервы Верховного. А когда черно-бархатная пантера мускулистым комком рухнула на лопатки второго бородача, Катун-Ду на миг даже пожалел о том, что такой великолепный игрок не доживет до главного состязания — игры в мяч. Но жалость оказалась преждевременной: над загривком хищника взметнулась жилистая ладонь, по блестящей черной шерсти от лопаток до кончика хвоста пробежала мелкая волна и пантера с переломленной шеей упала на песок, судорожно загребая воздух когтистыми лапами.
