Реальность сердца (СИ) - Апраксина Татьяна
— Простите, на что?! — О воле сущего мира Фиор уже выслушал от расследователя, теперь ему собирались поведать старую песню на новый лад? — О чем вы?
— Объяснить это будет не так уж просто. С вашего позволения, я сяду, — Скоринг уселся в кресло, попутно подобрав оброненный несколько минут назад предмет. Фиор задержал взгляд на черной гладко полированной рукояти хлыста, но не понял, зачем гостю эта вещь. — Не знаю, интересовались ли вы поверьями островов Хокны. Там и поныне рассказывают о том, что, создав наш мир, творец создал и его сердце, средоточие силы. Оно не угасло и когда создатель покинул мир, уйдя восвояси на тысячи лет. Все потомки первого племени были тесно связаны с ним. Это в некотором роде и банк, в который каждый отдает толику своей силы, получая при необходимости ее назад с процентами, и королевский совет для всего мира.
— Я слышал подобные рассказы…
— Теперь вы увидели доказательства того, что они верны. Вытворенное герцогом Гоэллоном поставило под угрозу само бытие. Сердце мира не желает подобного исхода событий и стремится влиять на происходящее силами его обитателей. В первую очередь тех, кто может услышать зов.
— Герцог Гоэллон… — Фиор вздохнул.
— Как? Неужели у вас не вызывает восторга его последняя выходка, исполненная глубочайшей предусмотрительности?
— Вы о взрыве в горах?
— Да, разумеется, именно о нем.
— Не вызывает, — еще раз вздохнул герцог Алларэ. — Я нахожу это слишком рискованным и неоправданным.
— Вы всегда отличались деликатностью в оценках, — оскалился Скоринг. Фиор удивился тому, как легко было понимать бывшего регента. Раньше он казался актером, лицо которого было скрыто под белилами и краской. Откровенность — или игра в откровенность? — Я считаю, что это сущее безумие. Впрочем, должен вас обрадовать: проход открыт, препятствий больше нет. Вы сможете им воспользоваться, если понадобится.
— Этим вы и занимались в последнее время?
— Да, конечно. Это же и заставило меня обратиться к вам. Не прояви герцог Гоэллон себя с весьма неожиданной стороны, вы были бы избавлены от необходимости меня лицезреть. Я не собирался делать ничего подобного, но господин герцог дважды вмешался в мои планы и попросту вынудил меня втянуть еще и вас.
— Где же обещанная пророчеством толпа чужих тварей?
— Помилуйте, какая там толпа, — скориец взмахнул рукой и захохотал, нагнувшись вперед, словно приглашая Фиора вместе посмеяться над анекдотом, который он сам же и рассказал. — Примерно одна телега существ, способных прогрызать камень. О них уже можно не беспокоиться, они живут очень недолго.
«Вот так, — подумал регент. — Одна телега каких-то неведомых существ. Которые — всего-то, какие мелочи — грызут камень. Очень просто, очень легко, даже смешно, наверное…» Чужим был он сам, герцог Скорийский, чужаком до мозга костей — не от мира сего в дословном понимании: порождением иных, невероятных миров, где обитают и твари, способные грызть скалы, словно бобер — деревья, и есть еще многое, неведомое и непостижимое, но главное — чужое. Инородное.
— Для чего же я вам нужен?
— Видите ли, господин герцог Алларэ… — собеседник сделал паузу, повертел рукоять хлыста, потом резко поднялся. — Я пришел предложить вам… пожертвовать жизнью. Для блага всего мира и в первую очередь — вашего брата. Вполне вероятно, помогая мне, вы погибнете. Хотя это не является неизбежным, но шансы достаточно велики. Мне нужна ваша кровь. В буквальном смысле. Я не могу поручиться, что вы это переживете. Однако ж, трудами герцога Гоэллона мы с большой вероятностью погибнем все.
— Господин герцог Скоринг… — Фиор склонил голову. — Я поклялся своему брату не совершать того, что может быть сочтено самоубийством, и поклялся его жизнью. Я не хотел давать подобную клятву, но что сделано — то сделано. Я помог бы вам…
— Это крайне досадно, впрочем, принимая во внимание причину вашего отказа… — собеседник досадливо растирал висок, отвернувшись к окну. Предыдущее все же не было игрой, а вот теперь скориец прилагал много сил, чтобы скрыть разочарование.
У него почти получалось: Фиору едва не показалось, что он в кабинете один. — Что ж, вы правы, вы не можете рисковать собой. Конечно, можно приложить усилия, чтобы избежать подобного исхода, но…
— Может быть, вы объясните, для чего это нужно?
— Да, разумеется. Я был уверен, что вы уже полностью осведомлены. Я хочу провести обряд, который позволит избавиться и от Противостоящего, и от Сотворивших. Покончить с угрозой, которую представляют собой и одни, и другой. Герцог Гоэллон же всеми силами стремится мне помешать. Я рассчитывал использовать для обряда вернейших адептов Противостоящего, но, благодаря стараниям герцога, это невозможно. Он же слишком поздно решился действовать. Сейчас затеянное им приведет только к катастрофе. С вашей помощью я мог бы это предотвратить и все-таки осуществить свой план, но — мне придется обойтись без вашей помощи. Благодарю, что согласились выслушать меня, а не сразу позвали городскую стражу.
— Вы ведь не просто хотели избавиться от богов, но и призвать на их место другого? — Фиор на всякий случай убрал руки за спину. — Скажите, какого цвета глаза у вашего покровителя? Герцог Скоринг удивленно повернул голову. По усталому лицу проскользнула легкая тень недоумения. Вопрос: «Какая разница, не жениться ж вы на нем собрались?» едва не соскользнул с губ — Фиор буквально услышал эту невысказанную мысль.
— Такого… серо-голубого, точнее сказать не могу, — скориец небрежно махнул рукой, обвел комнату взглядом, ища предмет подходящего оттенка. До последней минуты регент надеялся на то, что все это — череда дурацких совпадений и недоразумений. Герцог Гоэллон никак не обосновал свою уверенность в том, что проклятьем Золотая династия обязана богу-самозванцу. Оставалась еще надежда на то, что он ошибся, а проклятье — дело рук Противостоящего, оказавшегося истинным творцом, но ныне — разрушителем. Но «серо-голубые», а точнее — серо-синие, сизые, оттенка голубиного крыла были у той тени, что совсем недавно попыталась ударить в спину. Герцог Скоринг же, вопреки всем расчетам и надеждам, оказался верным соратником этой твари…
— Вы… — голос сорвался, но Фиор заставил себя говорить громко. Ему сейчас было наплевать на все правила приличий. — Вы так желаете всех спасти?! Вы говорите о благе мира и о многом прочем, но вы даже не лжец, вы — тварь под стать своему божеству!
— Простите?.. — скориец вскинул руки, словно пытаясь возразить, но Фиор его не слушал. Не мог, не хотел… не получалось.
— Тот, кем вы хотите заменить Сотворивших — я хотел бы увидеть его лицом к лицу, с оружием в руках… Да нет, честная сталь — слишком большая роскошь для подобного отродья! Виселица или сточная яма будут под стать! И я утопил бы его своими руками! За барона Литто, за герцога Гоэллона, за моих братьев, за всех, кому это ваше самозваное божество испортило жизнь! Вам стоило бы поговорить с бароном Литто. Спросить его, во что ваш дражайший друг превратил жизнь подростка.
— О чем вы? — стоявший напротив человек и так не отличался смуглостью кожи, но тут он побледнел до синевы.
— От кого вы пытаетесь нас спасти? Ровно от того существа, от той дряни, которой мы и обязаны проклятием, да, господин герцог Скоринг? От твари, которая устроила это все, от начала до конца! — голос подвел, сорвавшись на хрип, но слова еще не кончились. — Это его вы пытаетесь возвести во владыки мира?! Вам мало того, что уже случилось из-за проклятья? Всех этих смертей и сломанных жизней? Вы хотите, чтобы весь мир оказался в его власти? Кем, скажите на милость, нужно быть, чтобы искренне затевать подобное?!
— С чего вы взяли?..
— Об этом мне рассказал герцог Гоэллон. Но, знаете ли, я и сам имел возможность убедиться. В ночь после того, как я услышал о проклятии, как мы все узнали… — уже приходилось выжимать из связок каждое слово. Фиор прижал ладонь к горлу. — Тогда я и увидел, какого цвета глаза у вашего божества. Во плоти оно ко мне не явилось, конечно. Но познакомились мы близко. И угадайте, чего эта мерзость от меня хотела? Подтолкнуть к самоубийству. Уже после данной мной клятвы… То, что последовало за этим признанием, Фиор, герцог Алларский, запомнил до конца своих дней. Там, где только что стоял живой человек — изумленный, потрясенный, не вполне верящий своим ушам, — вдруг образовалась пустота. Пустота эта была ростом с самого герцога Алларэ, пошире в плечах и весьма плотного сложения.
