Константин Ветошко - Три стороны медали
— Ну что, не вспомнил, куда припрятал зерно? — Кель перевел взгляд на старика, и на секунду в его глазах демоническим огнем отразились языки пламени, танцевавшего в очаге.
— Пощади их, господин! Я ничего не знаю, клянусь. Не бери греха на душу, это же баба и несмышленое дите! Возьми лучше мою жизнь, — отчаянно взмолился старик, обхватив голову руками и вновь бухнувшись на колени.
— Неправильный ответ, — зевнул Кель и дал знак Бастарду, мигом ухватившему мальчонку.
— Спорим, что я всего двумя пальцами сломаю ему руку? — гвардеец действительно легко обхватил ими тонкую ручонку.
Только сейчас Торстен заметил, какой же паренек худой. Штопанная во многих местах, но чистая льняная рубаха задралась, открыв выпирающие ребра и прилипший к животу живот. По чумазым щекам текли слезы, но глаза сверкали не по-детски яростно.
Отчаянно заголосив, забытая на время женщина, завозилась на полу, а потом внезапно схватила щепку, отлетевшую от разбитого засова, и кинулась на гвардейцев. Этот порыв был так беспомощен, что Торстен лишь легко отмахнулся, отшвырнув крестьянку, и она со стоном покатилась по полу.
— Не бейте мамку, господа лыцари! — пронзительно завопил мальчонка. И от этого отчаянного крика что-то перевернулось внутри Торстена. Он словно увидел себя со стороны и ужаснулся тому, насколько привычным для него стало причинять людям боль.
— Ну что, ломать щенка? — равнодушно спросил Бастард, грубо встряхнув парнишку.
Торстен не стал ждать. Он испугался, что Кель сейчас хладнокровно даст приказ покалечить ребенка, и бросился вперед.
— Говори, падаль! — закованный в сталь кулак впечатался в стену в каких-то сантиметрах от головы закатившего глаза старика, а следующий удар, послабее, Торстен направил ему в живот. — Говори, где урожай, или всех на куски порежем!
И столько неприкрытой ненависти и жажды крови сквозило в яростном рыке норда, что старик сломался. Захлебываясь слезами, и так и норовя лишиться чувств, он выложил все. Несчастному зиранцу так и осталось невдомек, что на самом деле вспышка гнева была направлена совсем не на него.
Когда Торстен, слегка пригнувшись, вышел на улицу, где-то вдалеке загрохотали раскаты грома. Тяжелый душный воздух застыл неподвижно, а солнце уж давно миновало свой зенит. Порывы ветра умерли, и весь мир словно замер в испуге. Лишь на самой линии горизонта клубились тучи, а значит, императорская армия была уже близко. Адепты не знали устали, создавая на пути зиранцев осеннюю распутицу. Именно тучи служили для гвардейцев маяком, когда они возвращались к основным силам.
— Гроза и смерть, вот что идет у нас попятам. Мы и сами для местных крестьян сродни стихийному бедствию, жестокому и беспощадному в своем равнодушии, — странная мысль заставила вздрогнуть. Торстен снял шлем и вытер запотевшее лицо.
— Хорошо ты расколол этого скрягу. Хм, закопать зерно в амбаре. Наконец-таки нам попались достаточно тупые для этого крестьяне, — довольно улыбнулся Кель, щурясь от яркого света после сумрака крестьянской халупы. Солнце уже клонилось к закату и светило гвардейцу прямо в лицо.
— Наверное, у них тут поблизости не нашлось подходящей рощи, — механически ответил Торстен, все еще пытавшийся сообразить, не превращается ли он в чудовище. — Может им оставить немного зерна, а то с голоду попухнут? Да и толку нам от него, это же не мука.
— Сгодится, это лучше, чем нечего. Возьмем все, что сможем унести. Жаль, стада далеко угнали, — Кель внезапно запнулся, к чему-то прислушиваясь. — Ну, уроды, не могли баб попрятать.
Торстен недоуменно посмотрел на друга, бросившегося куда-то на окраину деревни, и поспешил за ним. Вскоре и он услышал приглушенные стоны, доносившиеся из-за совсем бедного покосившегося домишки.
Когда оба гвардейца перемахнули через низенький забор, им открылась неприглядная картина. Прямо на вязанках хвороста, прислоненных к стене дома, лицом вниз распростерлась женщина в разорванном грубом платье, а над ней со спущенными портками вовсю трудился один из солдат.
Этого гвардейца из свежего пополнения Торстен запомнил, так как в первой из деревень он уже успел попользовать какую-то крестьянку. Кель, настрого запретивший насилие, тогда вышел из себя, и солдат лишился нескольких зубов. Похоже, урок не пошел впрок, и не в меру любвеобильный боец вновь принялся за старое.
Торстен ожидал, что Кель опять задаст болвану славную трепку, но друг в очередной раз удивил его. Ни на секунду не задумавшись, он обнажил клинок и сильным ударом едва не снес насильнику голову.
Уже немолодая крестьянка, которую окатило фонтаном крови из разрубленной шеи, в ужасе визжала и ворочалась под вздрагивающим в агонии телом. Торстен растеряно смотрел на эту жуткую картину, не зная как реагировать. А Кель зычным голосом уже собирал гвардейцев.
Прибежавшие солдаты, увидев мертвого товарища, вначале схватились за оружие, но Кель остановил их, продемонстрировав окровавленный клинок. Опытные рубаки смотрели на командира со смесью недоумения и испуга. Лишь Ритал и Мур восприняли произошедшее как должное и снисходительно поглядывали на остальных. Наконец октат счел, что пауза уже достаточно затянулась, и начал свою речь.
— Мы гвардейцы, а не мародеры. Да, мы на войне. Здесь приходится творить страшные вещи, но таков приказ. Мы это делаем, потому что должны, а не потому что нам нравится, — все еще сжимая обнаженный меч, Кель обвел взглядом притихших солдат и продолжил:
— Этот мешок дерьма умер не потому, что взгромоздился на эту сучку. Она может была и не против. Он умер потому, что ослушался моего прямого приказа. Дважды за этот рейд. Я признаю свою ошибку — нужно было его казнить уже после первого раза. На будущее я это учту. Мы на войне, вашу мать! Вам понятно? Не слышу!!!
Дружный хор голосов громогласно выражал полное понимание и солидарность с командиром, а Торстен смотрел на друга с уважением. Он впервые подумал, что Граф не зря остановил свой выбор на Келе.
***
— Сеть! — Тайми первой заметила опасность и немудрено: заклинания своей стихии опытные боевые маги чувствовали нутром, порой раньше, чем смертоносная сила обретала форму.
Винстон заложил лихой вираж, уклоняясь от перечеркнувших небо пламенных нитей. Расстояние между огненными ячейками казалось большим, но ему и в голову не пришло попытаться промчаться сквозь боевое заклинание. Последний из адептов воздуха, решивший провернуть этот фокус, погиб, заключенный в весело потрескивающий пламенный кокон. Летевший с ним вместе маг огня хоть и остался жив после столкновения с вражеской волшбой и падения с высоты нескольких десятков метров (помог один из амулетов с плетением воздушной перины, изготовленных Винстоном как раз на такой случай), но был немедленно распят на копьях зиранскими солдатами. С тех пор как императорские адепты сожгли несколько обозов с раненными, пленных никто не брал.
