Мэрион Брэдли - Лесная обитель
«Сентябрьские иды… сентябрьские иды…» – дробью проносилось у него в голове под цокот копыт. С того самого дня, как Мацеллий сообщил ему дату восстания, Гай потерял покой и сон. Отец его полагал, что местные племена поддержат заговорщиков, но Гай не был в этом уверен. В междоусобной борьбе Орлов Римской империи мог быть только один победитель – Вороны. Стоило ли рисковать всеобщим спокойствием – даже ради свержения Домициана?
«Когда все это закончится, я буду рад посвятить остаток жизни возделыванию своих земель, – думал Гай, потирая глаза. – Быть заговорщиком – не по мне».
И надо же так случиться, что архидруид, который был своего рода фактором стабильности в стране, решил умереть в самый неподходящий момент. Если бы Гай верил в христианский ад, о котором постоянно твердила Юлия, он, наверное, с досады пожелал бы старику сгореть в преисподней. Одному Митре известно, кого жрецы назначат его преемником, и, даже если новый архидруид будет настроен дружелюбно к римлянам, потребуется немало времени, чтобы достичь с ним такого взаимопонимания, какое сложилось у Арданоса с Мацеллием. Как бы то ни было, известие о смерти архидруида заставило Гая принять важное для него решение. Теперь вопрос об усыновлении Гауэна отошел на второй план. Если в стране вспыхнет мятеж, ему следует прежде всего позаботиться о безопасности сына. Осведомители Мацеллия подтвердили, что Эйлан по-прежнему является Верховной Жрицей. Заручившись письмом от легата, в котором тот от имени Рима выражал соболезнования по поводу кончины Арданоса, Гай направлялся в Лесную обитель.
Собираясь к Эйлан, римлянин очень тщательно подбирал свой наряд. В конце концов он надел темно-красные штаны из оленьей кожи, желто-оранжевую тунику, вышитую по нижнему краю узором из листьев аканта, и бордовый плащ из неплотной шерсти, скрепленный на груди золотой брошью, – облачение в римском стиле, но с кельтским шиком. Хорошо хоть никто не требовал, чтобы он сел на коня в тоге. Но, повернув скакуна в аллею, ведущую в Лесную обитель, Гай забыл о своем пышном наряде; он почувствовал, что очень волнуется. Буквально перед самым выездом он повыдергивал первые седые волосинки, серебрившие виски. Эйлан долго не видела его – понравится ли он ей в этот раз?
Гая проводили в сад, где в тенистой беседке он увидел женщину, укутанную в синее покрывало. Рядом стоял придурковатого вида телохранитель, тот самый, который когда-то, много лет назад, во время праздника костров упал в обморок, испугавшись рассвирепевших коров. Он сверлил Гая угрожающим взглядом. Значит, его встречает сама Верховная Жрица, хотя с трудом верилось, что эта женщина с прямым станом и с вуалью на лице и есть Эйлан.
– Госпожа… – Гай замолчал и, подчиняясь какой-то непреодолимой силе, поклонился. – Я приехал, чтобы от имени командующего легионом, расквартированного в Деве, выразить тебе соболезнования по поводу кончины архидруида, твоего дедушки. Его смерть для всех огромная утрата. Он был… – Гай на мгновение задумался, – необыкновенным человеком.
– Да, для нас это тяжелая утрата, – ответила Верховная Жрица, и, хотя она произнесла эти слова бесстрастным тоном, у Гая учащенно забилось сердце. Не желаешь ли подкрепиться с дороги?
Спустя несколько минут девушка в мешковатом платье послушницы поставила перед ним поднос с медовыми пирожками и бутыль с напитком, настоенным на травах и ягодах. Приготовлен он был, очевидно, из воды Священного источника. Гай отпил из чаши, пытаясь придумать, как бы продолжить разговор, и вдруг заметил, что Эйлан дрожит.
– Эйлан, – тихо промолвил он, – открой свое лицо. Я так давно не видел тебя.
Она издала короткий смешок.
– Какая же я дура. Думала, мне удастся сохранить хладнокровие. – Пожав плечами, Верховная Жрица откинула с лица вуаль. В глазах ее стояли слезы:
Гай заморгал от удивления. Эйлан выглядела не то чтобы старше, но она стала женщиной, и эта новая внешность более полно отражала суть ее натуры; в той девушке, которую знал и помнил Гай, черты будущей женщины не были выражены столь явственно. Несмотря на слезы в глазах, хрупкую шею, которая, казалось, вот-вот поникнет под тяжестью золотого ожерелья, в Эйлан чувствовалась сила. «Но это и понятно, – думал Гай. – За последние годы она стала столь могущественна, как командующий легионом, только в своей вотчине». Неужели она была той Фурией, которая так напугала его когда-то? В его воображении замелькали картины воспоминаний о давнем. Гаю хотелось броситься к ногам Эйлан, объявить во всеуслышание, что он любит ее, но ведь стоит ему сделать одно неверное движение, и этот верзила проткнет его своим копьем.
– Выслушай меня. Я не знаю, как долго мне дозволено говорить с тобой, – быстро выпалил он. – Скоро начнется война – не в связи со смертью твоего дедушки, нет; в Риме происходят тревожные события. Готовится восстание против императора – большего я не имею права открыть тебе. Мацеллий надеется, что британцы поддержат нас, но трудно сказать, как все обернется. Я должен увезти вас в безопасное место, Эйлан, тебя и мальчика.
Эйлан устремила на Гая взор своих переливчатых глаз; взгляд у нее стал жестким и холодным.
– Позволь уточнить, правильно ли я поняла смысл твоих слов. Теперь, когда империю раздирают мятежи и бунты, ты предлагаешь мне защиту Рима. И это после стольких лет! А не кажется ли тебе, что в случае беспорядков здесь я буду в большей безопасности, – она грациозным жестом указала на стены обители и массивную фигуру Хау, – чем ты и твоя семья?
Гай вспыхнул.
– А ты уверена, что твой собственный народ не обратит на тебя свой гнев? Ты своими пророчествами сохраняла мир между британцами и Римом, но теперь, когда твоего деда больше нет, как ты думаешь, кого станут винить за свои беды такие люди, как Синрик? Неужели ты не понимаешь, что должна уйти со мной?
– Должна?.. – Эйлан сверкнула в его сторону горящим взглядом. – А как отреагирует твоя жена на этот замечательный план? Или ты ей надоел за двенадцать лет?
– Юлия приняла христианскую веру и дала обет воздержания. Согласно римским законам это достаточное основание для развода. Я мог бы жениться на тебе, Эйлан, и мы были бы вместе. Если ты отказываешься стать моей женой, я готов официально усыновить нашего ребенка!
– Какой ты добренький! – Лицо Эйлан из мертвенно-бледного превратилось вдруг в сплошную пунцовую маску. Она резко поднялась и быстро зашагала по тропинке, подметая юбками гравий. Гай и Хау разом вскочили на ноги – римлянину показалось, что телохранитель Эйлан был ошеломлен не меньше его самого, – и последовали за Верховной Жрицей.
Они подошли к невысокой живой изгороди. Гай увидел ровную площадку, лежащую между постройками и внешней стеной Лесной обители. Там несколько ребятишек играли в кожаный мяч. Гай сразу приметил одного мальчика, который был у них заводилой. Это был длинноногий подросток, похожий на жеребенка, который еще не стал настоящим конем. Темные вьющиеся волосы выгорели на макушке и приобрели рыжевато-коричневый оттенок. Обернувшись, он что-то крикнул одному из своих друзей. У Гая перехватило дыхание: выражением лица мальчик очень напоминал Мацеллия.
