Сергей Шведов - Черный колдун
Волк неслышно возник у него за спиной. Бес не обернулся. Сын не сообщил ему ничего нового. Чтобы удержать в повиновении разношерстную массу, которую он собрал под свои знамена, требовались каждодневные усилия. Склоки, ссоры, раздоры грозили перейти в кровопролитие. В одном, пожалуй, сходились вожди племен — в ненависти к Черному колдуну из Южного леса. Он был чужим и варвару Пайдару, и степняку Адабаю. Пока существовал общий враг — Храм, они шли за ним, единственным человеком, обладавшим волей, необходимыми знаниями, сверхъестественными способностями наконец с помощью которых только и можно было превозмочь отлаженную за века систему принуждения и насилия. Бес эту систему разрушил и сразу же оказался лишним в новом мире, возникающем на обломках старого. Рано или поздно, это должно было случиться. Лишний здесь, в Суранских степях, и лишний там, в Лэнде. Человек, ставший между двух миров, одной ногой попирая Лэнд, другой — Храм. В результате страшных потрясений миры начали расходиться, и пришла пора для решающего прыжка, иначе открывшаяся бездна поглотит и его самого, и людей, которые ему дороги. Лэнд или Суран — куда повернуть уставшего от бешеной скачки коня? В Суране он мог бы создать свое королевство, объединив несколько городов. В нынешние смутные времена там были бы рады сильному человеку. Слава Черного колдуна велика, как велик и страх перед ним. Быть может, он выбрал бы Суран, но встреча с Рекином изменила его намерения. И не столько льстивые речи старого хитреца, которому он ни на грош не верил, были тому причиной, сколько письмо Сигрид. Появился еще один человек, за которого Бес Ожский нес ответственность. Еще один меченый, которого звали Кеннет. Надо полагать, Сигрид непросто было написать это письмо, как ему непросто было его читать. То, что связывает Беса и Сигрид Брандомскую, лежит за пределами любви и ненависти. Твердо он мог сказать только одно — эта женщина ему небезразлична. Встреча с Сигрид могла изменить все. Или ничего не изменить. И тогда снова война — снова кровь, грязь, перекошенные ужасом лица, блеск мечей и... тоска.
— Я отправил Тора сопровождать нордлэндцев. — Волк все еще стоял у него за спиной, а капитан забыл о его присутствии.
— Зачем?
— Не всем хочется, чтобы они достигли границ Лэнда. Бес резко обернулся и пристально посмотрел в глаза Волка:
— А если и мне этого не хочется?
— Почему?
Волк любит задавать вопросы. Ему хочется знать, за что сражается его отец и капитан. А Бес Ожский всю жизнь сражается за собственное человеческое достоинство. За то, чтобы оставаться самим собой и не превращаться в червя, покорного чужой воле. За Ожский бор и веселых друзей. Волку этого не понять, он не пережил ужаса одиночества, когда во всем огромном мире только ты, солнце, черный пепел и взбесившееся сердце, готовое разорваться от боли. И тогда собственная память становится врагом.
— Меченым есть что защищать кроме личной свободы, — сказал Волк.
— Что именно?
— Лэнд — это их родина, это их деревни, это их семьи. Они ничего не забыли.
— У меня нет родины.
— В таком случае нам с тобой не по пути.
— Даже тебе?
— Даже мне.
Выбор уже сделан. И этот выбор сделали без него, и ему остается либо присоединиться, либо уйти. Рано или поздно, но это должно было случиться.
— Сколько людей осталось с тобой?
— Двадцать.
— Ждите меня за стенами.
Ну, вот и все. Бес Ожский так и остался последним истинным меченым на земле, и никто не захотел разделить его одиночество. Никто не захотел быть свободным от всего и всех. Даже Волк, даже Тор. Они ушли, и спасибо, что хоть позвали за собой. Хотя, быть может, они правы. Башня не жила сама по себе, она прикрывала Лэнд от внешней угрозы, и в этом, наверное, был смысл ее существования. Меченый не может быть свободным от долга перед своей землей, как бы зло и жестоко она к нему ни относилась. Любить ее он не обязан, но обязан защищать.
Бес поднялся и в раздумье прошелся по комнате. Главные смутьяны в его войске — Рахша и Адабай, это они зовут к походу в Лэнд. Пайдар осторожничает, не желая рвать с Черным колдуном слишком резко и рано. Хитрый Дуда, родной брат погибшего в Хянджу хана Азарга, держит сторону Беса. Но это пока. Дуде не нужны соперники в Суранской степи, ему не нужны ни Бес Ожский, ни бес покойный хан Адабай. Варваров он не боится. И правильно делает: рано или поздно осканцы, урканцы и югеры уйдут в родные леса. Опасны лишь Рахша с его городским сбродом да вечный соперник Адабай.
Осторожный хан как всегда пришел не один. Три немых телохранителя застыли истуканами у дверей. Интересно неужели Дуда думает, что Бес Ожский не справится с четырьмя степняками, если дело дойдет до драки? Или это просто въевшаяся в душу осторожность человека, прошедшего через предательство, плен, рабство, вновь обретшего свободу и не желающего ее терять за здорово живешь?
— Рад тебя видеть, хан Дуда.
— Почтенный Ахай всегда в моем сердце, — Узкие глаза хана блеснули из-под черной бараньей шапки, смуглая рука словно бы невзначай опустилась на рукоять кинжала.
— Я слышал, что хан Адабай готовит орду к походу в Северную страну?
— Адабай не единственный хан в степи.
— Много ханов — много раздоров, — согласился Бес — Твой брат был моим другом, достойный Дуда, и я этого не забыл.
Дуда никак не отреагировал на слова Беса. Они были братьями с Азаргом, но не были союзниками. Смерть Азарга пришлась на руку Дуде, но он никогда не признался бы в этом вслух.
— Адабай недоволен тобой, почтенный Ахай, он считает, что ты потерял победу, отпустив северных варваров невредимыми и с оружием в руках.
— А что думает об этом достойный Дуда?
— Мне Лэнд ни к чему. Хану Дуде хватает Суранской степи.
Судя по всему, он не лжет. Дуда осторожен и, пока не укрепит свою власть в степи, ни в какую авантюру не полезет. Но для решения столь сложной задачи Дуде потребуются годы.
Губы Беса растянулись в ухмылке, белые волчьи зубы сверкнули на смуглом, иссеченном шрамами лице:
— У хана Адабая большой аппетит, но слишком маленький живот, чтобы переварить проглоченное.
Дуда коротко хохотнул, всем видом демонстрируя веселье, но настороженность в его глазах не исчезла.
— Почтенный Ахай нашел свою дорогу в Лэнд. — Это был не вопрос, а скорее утверждение.
— Да, и по этой дороге нам с Адабаем не по пути.
— Я это понял, — кивнул Дуда. — Адабай не поймет никогда.
— Именно поэтому передо мной сидит сейчас достойный Дуда, а не его ничтожный соперник.
— Адабая поддерживают Рудак и Кинкар, не говоря уже о Ракше, который пьет воду из рук хана.
