Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 4. Чёлн на миллион лет
Они уже немного говорили об этом прежде. Однажды, во время дневной передышки в долгом пути с востока, она помогла ему представить, что может случиться…
Глава 19
ТУЛЕ
Второе, машинное «я» Ханно вырвалось из темных бездн и вернулось к нему. И вместе с ним внезапно вернулось человеческое зрение, он вновь увидел мир — но какой!
Тучи громоздились горами, пещеры их подножий были полны ночной мглы и молний. Склоны, сотрясаемые ветрами крепче тысячи ураганов, бурлили и клубились, переливаясь диковинными кирпичными и охряными оттенками. Их ослепительно белые грозовые пики сияли в свете солнца на фоне величественной синевы.
Робот с каждой секундой поднимался выше и выше, атмосфера разрежалась, а связь с человеком крепла, пока не достигла полной устойчивости. Ханно ощущал ускорение собственным хребтом, ракетный двигатель уподобился его крови и мышцам. Это он, лично он, полыхал огнем, ревел и выкрикивал проклятья швырявшему его шторму, одолевая чудовищную гравитацию планеты. Цвет неба становился все насыщеннее — через пурпурный к черному, появились звезды. Сейчас он видел их взором, открытым для всех цветовых оттенков, от радиоволн до гамма-частот; радиация усиливалась. Он, лично он, на запах и на вкус исследовал изменяющийся химсостав атмосферы, постепенно угасающий до абсолютно пресного вакуума. Звуки тоже угасали; когда включился ионный двигатель, рокот показался негромким мурлыканьем, занимавшим в сознании куда меньше места, чем поток математических формул, при помощи которых робот прокладывал обратный путь к исторгнувшему его кораблю.
Но в то же самое время Ханно оставался и парящим в безмолвии человеком, наделенным собственным зрением. Со стационарной орбиты невозможно оглядеть Юпитер от горизонта до горизонта, не повернув головы хотя бы малость. Сейчас король планет наполовину таился в ночи. По границам поясов и зон вились замысловатые узоры, создавая обманчивое впечатление мертвенного покоя. Очень обманчивое. Ханно знал это по опыту — он же побывал там.
Побывал — в определенном смысле. Из нижних слоев атмосферы наладить пристойную связь просто невозможно, так что напрямую познакомиться с планетой-океаном ему не удастся, и придется удовольствоваться реконструкцией и воспроизведением того, что робот испытал своими электронными чувствами — или приказать перекачать данные прямо в мозг; но это будет уже не исследование, а всего-навсего позаимствованная у машины память.
На Земле удивлялись, с какой стати он пускается во все тяжкие, подвергает свою жизнь опасности ради столь малозначительных научных результатов. Ханно уклонился от спора, просто сказав, что так уж ему захотелось. Приняв соответствующие предосторожности — ибо неправильное обращение с факельным двигателем может натворить больше бед, чем древние войны, — власти отпустили его. В конце концов, он самый старый человек на свете; вполне понятно, что его обуревают первобытные инстинкты.
Он ни разу не слышал слов «пробный полет».
Робот приближался. Ханно разорвал связь и отключился от нейроиндуктивного блока. Маневр захода на посадку для человеческого интеллекта скучен, утомителен и запутан. Расчет движущихся масс дается легко, но необходимо еще согласование фаз, чтобы не потревожить пляску электромагнитных полей вокруг корабля. А стоит им отказать лишь на секунду, и окружающая радиация прикончит жизнь, рожденную еще на заре железного века.
Как всегда, на мгновение он ощутил себя ослепшим и оглохшим; восприятие робота куда шире, чем дано любому существу из плоти и крови. А взаимодействие с компьютером, пусть и весьма мимолетное, только усиливает эффект. Лишившись связи с компьютером, Ханно чувствовал себя поглупевшим.
Но чувство потери померкло; он снова был человеком по имени Ханно, а значит, играл отведенную человеку уникальную роль. Теперь на Земле это дано понять очень немногим. Они думают, что понимают, и по-своему они правы, но они не умеют мыслить, как Ханно.
Он занялся приготовлениями к новой фазе полета, и когда корабль доложил, что все в порядке, был уже готов. Послушный его приказам, корабль рассчитал векторы оптимального курса к следующей цели. В далеких кормовых дюзах материя встретилась с антиматерией, породив энергию. Вес вернулся. Юпитер медленно выплыл из поля зрения, и вот на экране остались одни лишь звезды.
При ускорении в одно g путь от планеты к планете занимает всего несколько дней. Полной свободы передвижения у него не было; определенные области смертельно опасны даже для корабля с подобной защитой, — скажем, окрестности Солнца. Некоторые области запретны, и справедливо. Можно бы пройти достаточно близко от Паутины, чтобы сквозь оптические приборы полюбоваться ее изящными тенетами, но приближение может помешать ее работе, исказив информацию, впиваемую из Вселенной. Паутину будто окружал едва уловимый загадочный аромат иных существ из глубин Галактики.
Ничего страшного. Ханно не пассивный пассажир; корабль выполнит все, что он пожелает — в широких пределах общих правил и собственных возможностей. Сплетая молекулы в проверенные и испытанные комбинации или выстраивая их в совершенно новые узоры, корабль обеспечит все нужды, большинство удобств и многое из того, что относится к роскоши. Достижения почти всей человеческой культуры хранятся в его базе данных и в любой момент могут быть вызваны для дела или для удовольствия; на борту были даже разумы, которые можно призвать для беседы.
А вот живые тела, не считая его собственного, остались за кормой. Полет-то ведь пробный, и все на корабле сведено к самому минимуму. Ханно предполагал, что путешествие по Солнечной системе займет год-два, а то и три, если окажется настолько уж интересным, — но для него это лишь ничтожный миг жизни.
И все-таки беспокойство гнало и гнало его вперед.
2С высоты склона, где стояла мастерская, взгляду открывалась вся Великая долина Аппалачей. Землю покрывали переливающиеся тысячами оттенков зелени леса; ветер заставлял их волноваться, будто море. Среди деревьев высились сотни стройных шпилей, каждый высотой в сотни метров, а вершины их венчали своеобразные короны. Глубоко внизу, теряясь в дальней туманной голубизне, на смену лесам приходили луга. Там стояли разделенные огромными пространствами здания — и башни небоскребов, и другие, поменьше; их причудливые фантастические силуэты радужно переливались.
Ду Шань знал, что страна эльфов — всего-навсего иллюзия. Ему довелось видеть разнообразные, но всегда очень точные формы этих деревьев вблизи. Они росли, не давая ни листьев, ни цветов, ни плодов; их предназначением было выращивать такие материалы, какие не может породить ни одно нормальное растение. Парк был заводом, но не инженерным сооружением, а биокомплексом, в котором под управлением гигантских молекул атом за атомом росла необычная поросль, возделанная компьютером и взлелеянная машинами. В их чреве вызревали моторы, корпуса и прочие вещи, которые раньше делали вручную. Шпили служили приемными антеннами, поглощающими энергию солнца, в виде микроволновых пучков посылаемую с лунных накопительных станций. Бледный полумесяц Луны, почти затерявшийся среди голубизны, находился как раз над головой; и тут Шань сообразил, что «над головой» — тоже иллюзия.
