Кирилл Шатилов - Торлон. Война разгорается
Отведенное на отдых время промелькнуло быстро, и отец снова отправился нести службу на далекую заставу. Младшая сестра его жены в срок разродилась прелестной девочкой. Ахиму новорожденная приходилась сестрой по матери, однако, поскольку родонаследие шло по мужской линии, девочка не считалась его кровной родственницей, так что через пятнадцать зим, будучи вполне взрослым человеком и состоявшимся, хотя и тайным, геволом,[23] к которому обращались за советами прознавшие о его способностях соседи, он испросил позволения обоих отцов и с чистой совестью взял ее в жены. В Нави у него к тому времени уже была жена, причем внутренне он ощущал, что по сути своей это одна и та же женщина. Потому-то он не задумываясь выбрал именно ее — юную, смешливую и трогательную. Она не верила ему, когда он рассказывал, что присутствовал при ее родах. О том, что она не первая его жена, он ей не сказал — опасался, что поверит.
К тому времени в Дом Наставника он приходил все реже. На то и Наставник, чтобы наставлять, указывать путь и предлагать выбор, а не быть извечной нянькой и поводырем. Ахим уже давно осваивал возможности мира Нави самостоятельно, заводил друзей, учился у мастеров разных полезших ремесел, читал никогда не написанные свитки, сам иногда давал советы, с наслаждением путешествовал между многочисленными поселениями тамошних обитателей, каждое из которых было ничуть не меньше Вайла’туна, а иногда даже принимал участие в кровопролитных стычках с тварями посланцами темных сил, что населяли недостижимые для него междумирья. Стычки эти, как потом выяснилось, были частью его обучения. Каким бы мудрецом ты ни прослыл, тебя нельзя назвать геволом, пока ты не проявишь себя достойным воином. Твари нападали целыми ордами, против них вставали отборные дружины жителей Нави, и победа всегда сопутствовала правым. Сложнее было выискивать и уничтожать тех, кто проникал поодиночке, тайком, не поднимая шума и умело маскируясь под обычных невинных людей. Они могли причинять и причиняли гораздо больше вреда, чем полчища им подобных, действующих в открытую. Так Ахим потерял в Нави свою жену и первенца. Если бы не явная его жена, которая к тому времени тоже пребывала на сносях, он бы от отчаяния наверняка понаделал глупостей и поставил крест на всем предыдущем опыте.
Вот когда ему по-настоящему понадобился совет Наставника. И тот свел его с человеком, который учил распознавать темные сущности. Причем, как ни странно, происходило это в явном мире, где Ахим, пройдя через труд охотника, остановил свой выбор на более мирном занятии — разведении кроликов и всевозможных птиц-несушек. В глазах соседей он был простым, хотя и вполне зажиточным фолдитом, однако его это сравнение нисколько не коробило. Труд на своей земле в противовес пусть даже более выгодной беготне по лесам позволял ему постоянно быть на хозяйстве и неотступно следить за благополучием растущего рода.
Новый знакомый забрел к ним в торп неизвестно откуда под предлогом переночевать, наутро признался, что ищет работу, а к полудню Ахим, видевший людей насквозь, доверил ему зарезать дюжину кроликов и свезти их на рынок. Вечером, отмечая за общим столом выгодную сделку и удачное знакомство, он услышал в веселом разговоре несколько слов, произнесенных не то умышленно, не то случайно, которые заставили его взглянуть на гостя глазами не радушного и преуспевающего хозяина, каким он в действительности был, а обездоленного вдовца, каким он стал в мире Нави.
С этого момента началось его второе пробуждение к жизни. Как оказалось, в Яви тоже было место для необъяснимого. Начать хотя бы с того, что новый учитель сразу назвал его настоящим именем — Светияр. Он так и не признался, откуда знает его, отшутился, однако в отсутствие посторонних продолжал называть именно так. «Чтобы быстрее, — пояснил он, — доходить до естества Ахима, минуя препоны сознания и подсознания».
Теперь они много времени проводили вместе. Раньше Ахим редко без нужды отлучался из торна, считая себя полностью ответственным за благополучие домочадцев. Новый знакомый, напротив, считал это не таким важным, как развитие второго зрения, и то и дело уводил Ахима с собой, в гущу Вайла’туна, который он тоже называл Живградом, чтобы изучать человеческие типы воочию. Он видел больше, чем видел Ахим, указывал на людей, мимо которых тот прошел бы спокойно, ничего необычного не заподозрив, заставлял присматриваться к ним, рассказывал, что следует видеть, что видит сам, однако чаще всего его пояснения звучали совершенно неправдоподобно. Лишь однажды за все время их праздных прогулок Ахим первым сумел заметить ничем с виду не примечательную женщину, позади которой ему померещилась та самая тень, о которой настойчиво говорил его спутник. Тень была выше женщины, не имела с ней самой ничего общего и просто плыла следом по воздуху, привязанная к ее спине, пониже талии, эдакой толстой короткой бечевой. Ахим оторопел от неожиданности и ощутил предательское желание обратиться в бегство. Потому что зрелище это было действительно страшным и даже больше того — омерзительным. Особенно если хватало мужества приглядеться к тени и обнаружить, что она отбрасывается совсем не женщиной, а неким существом, похожим на гигантскую ящерицу, идущую на задних лапах.
— Вот так они выглядят, — сказал учитель, подхватывая Ахима за локоть и уводя в сторону. — Теперь ты знаешь. Эта несчастная стала посланцем междумирья. Она не сознает, что с ней происходит, и ничем не отличается от нас. Но она кукла. И ты видел тень того, кто ею управляет.
— Ее нужно убить? — Ахим хотел задать вопрос, но произнес его утвердительным тоном.
— Конечно. Только не здесь и не сейчас.
— Покажи мне еще!
— Со временем, друг мой, со временем. Ты уже начинаешь прозревать, и скоро мои уроки тебе не понадобятся. Когда я уйду, ты сам решишь, как тебе следует поступать.
— Послушай, а в Нави они… они такие же? Я смогу их там различать?
— Разумеется. Только сдается мне, что теперь тебе покажется гораздо важнее видеть их здесь, а не там.
Он оказался прав. На какое-то время Ахим и думать забыл о ночных странствиях. Со стороны стало казаться, что он одержим навязчивой идеей: мало ест, еще меньше говорит, ложится спать поздно, встает с первыми лучами солнца, перебрасывает через плечо свой старый арбалет и до самой ночи в задумчивости слоняется вокруг торпа. Хотели расспросить о его изменившемся поведении гостя, но тот, как назло, куда-то запропастился, не оставив после себя никаких следов, кроме измятого и местами порванного свитка, сплошь испещренного всякими причудливыми рисунками. Свиток обнаружила юная жена Ахима, показала мужу, тот выхватил его у нее из рук, напугав, и, ничего не объясняя, сделал вид, что сжигает в очаге. Когда пребывание гостя постепенно забылось, а про свиток никто уже не вспоминал, Ахим извлек его из-под вороха старой дедовской одежды, к которой никто из домочадцев не отваживался без разрешения прикасаться, и внимательно изучил последнее послание доброго друга.
