Джулия Джонс - Чародей и дурак
XXXV
Время медленно, доля за долей, слой за слоем, обращалось вспять.
Магия, заключенная между металлом и плотью, делала свое дело на краю могилы. Темная сгустившаяся кровь вновь начинала струиться, непереваренная пища всасывалась в желудок. Влага орошала иссохшую носоглотку, и внутренности потихоньку сокращались.
Эта магия не имела силы сознательных чар. Она не могла бы служить ни оружием, ни щитом. Ненаправленная, полуоформленная, она излилась с губ вместе с последним вздохом.
Слабый, рассеянный посыл, рожденный волей к жизни и не успевший созреть, обволакивал тело и просачивался в толщу времени.
Кольчуга не позволяла магии распыляться, и та согревала тело, восстанавливая и воскрешая одновременно. Время сгустилось вокруг тела и разжижилось по краям. Одной рукой магия сдерживала будущее, другой растягивала настоящее. Сто, потом тысяча, потом миллион неуловимых перемен — и сердце забилось.
Былой ритм пронизал тело, набирая силу. Ткани сердца напрягались, клапаны открывались, артерии очищались, готовясь к первому мощному толчку.
Погруженное в раствор медленно меняющегося времени сердце затрепетало. Старая магия встретилась с новой, сила Ларна — с силой, рожденной человеком. Сердце, расположенное в месте их слияния, заработало.
За жутким, душу выворачивающим всасыванием последовал первый тяжелый удар. Тело ожило. Мускулы сократились, кровь потекла по жилам, нервы напряглись, органы чувств пробудились, и пот выступил сквозь поры.
Красное и черное. Черное и белое. Яркая вспышка света, превратившаяся в крошечную искру. Мгновение раздвоилось, время разодралось, и Джек открыл глаза.
Все замерло, когда Тирен вышел из шатра. Бегущие остановились, поднятое оружие опустилось, крики боли и гнева замерли на устах. Все взоры устремились на Тирена. Кинжал, приставленный к его горлу, отразил первый луч зари и бросил блики на лица собравшихся.
Таул прижал острие так плотно, что на коже проступила капля крови величиной со слезу.
— Назад! — крикнул он рыцарям. — Назад, или я убью его, видит Борк.
Он вывел Тирена из шатра за связанные руки и быстро окинул взглядом всю картину. По обе стороны от входа грудой лежали тела. На тех, у кого в груди или спине не торчали стрелы, зияли глубокие раны. Муррис лежал в луже собственной крови, а Севри стоял перед входом в шатер весь израненный, с мечом, облепленным мясом и волосами. Джервея не было видно.
Рыцари были повсюду — одни в доспехах прямо поверх белья, другие вовсе без доспехов. Однако у всех имелись мечи, а у некоторых и щиты.
У границ лагеря высокоградцы рубились с теми рыцарями, что успели сесть на коней. Мафри и Корвис постарались: дело выглядело так, будто весь лагерь окружен.
— Отпусти Тирена, не то я выстрелю тебе в спину, — крикнул кто-то сзади.
Таул не стал оглядываться и крикнул в ответ:
— Валяй. Только знай, что на мне кольчуга и, если ты не владеешь мастерством самого Вальдиса, я еще успею перерезать Тирену горло.
Настала тишина. Лучник не посмел выстрелить.
— Чего ты хочешь? — спросил один из рыцарей, выступив вперед.
Таул не знал его, но бледность трех колец на правой руке выдавала старейшину.
— Власти, — сказал Тирен. — Он хочет занять мое место.
Это не слишком расходилось с истиной, и Таул вздрогнул. В его ушах гудела кровь и звучали удары демонских крыльев. Что движет им сильнее — желание оправдать гибель своей семьи или давнишнее стремление к славе? Гибкий, привыкший убеждать голос Тирена вдруг лишил Таула уверенности.
Бэрд и Кеффин сменили позицию, чтобы прикрыть его сзади.
Таул повсюду встречал горящие взоры рыцарей. В самом ли деле он хочет занять место Тирена? Он не смог бы ответить «нет» — какая-то часть его души все еще желала, чтобы сбылись старые мечты. Но теперь к старым мечтам прибавились новые, не менее сильные. Таул подумал о Мелли и увидел перед собой ее бледный прекрасный лик. В ушах прозвучал голос Меган: «От твоих демонов тебя избавит не достижение цели, а любовь». Сердце Таула сжалось. Способен ли он отказаться от всего, чтобы спасти Мелли и ребенка? Да. После сегодняшнего дня — да.
Дело уже не в честолюбии. Он не нуждается в месте Тирена. И в славе тоже. Он должен верить, что делает все это из благих побуждений. Не отнимая кинжала от горла Тирена, он сказал:
— Я хочу, чтобы орден стал прежним. Хочу, чтобы вы сражались ради чести, а не ради золота.
— Ради чести? — насмешливо повторил Тирен. — Может ли говорить о чести человек, запятнавший свои кольца подлым убийством? Не читай нам проповедей, Таул, — они так же грязны, как и твоя душа.
Рыцари встретили слова Тирена одобрительными возгласами. Они медленно смыкали круг, приближаясь к шатру.
— Он никого не убивал.
Всадник въехал в круг с восточной стороны, спиной к рассвету, и его черты трудно было различить, но Таул узнал голос Андриса. Всадник натянул поводья и спешился.
— Таул — человек чести. Я готов поклясться в этом жизнью.
Трепет волнения прошел по толпе.
— Откуда ты знаешь? — резко, заглушив перешептывания, спросил старый рыцарь.
— Я знаю это, потому что провел с ним рядом много недель. Я видел, как доблестно он сражался. Я считаю его своим другом.
Таул встретился взглядом с Андрисом и отвел глаза. Рыцарь шел на большой риск, въезжая в круг. Если все кончится плохо, все они — Севри, Бэрд, Кеффин, Джервей, сам Таул и Андрис — падут мертвыми. Рыцари сомкнут кольцо и изрубят их в куски, прежде чем высокоградцы успеют прорваться.
— Он обманул тебя, Андрис, — нарушил молчание Тирен. — Он ненастоящий рыцарь: он отрекся от своих колец перед всем городом Бреном. Подойди и возьми у него нож — тебе он отдаст.
Андрис не дрогнул.
— Таул не приказывал убивать женщин и детей в Хелче. Не заключал с Кайлоком сделок в обмен на золото. — Андрис обернулся к рыцарям, и голос его стал тихим. — Я собственными глазами видел, что творят люди Кайлока. К северу от Камле мы наткнулись на место, где был их лагерь. Там во рву, под открытым небом, валялись изувеченные тела тридцати женщин.
— Нас это не касается, — сказал старейшина.
— Нет, касается — в том отряде были рыцари. — Голос Таула разнесся далеко в холодном рассветном воздухе. Беспокойный ропот пронесся над толпой, которая все росла, — люди складывали оружие и шли к шатру Тирена.
— Андрис, — рявкнул Тирен, — этот человек лжет. Отбери у него нож, не то будешь изгнан из ордена до конца твоих дней.
Никто не шевельнулся. Андрис смотрел в землю, и шрам у него на щеке казался белым в тусклом утреннем свете. Таул ослабил пальцы — он готов был отдать нож Андрису, чтобы не делать выбор рыцаря еще более трудным.
