Наталья Игнатова - Врагов выбирай сам
Маленький... Что же сделали с тобой...
– Все, – сказал Артур, сломав последнюю защиту.
Получилось как-то тихо, те, сзади, похоже, и не услышали. Артур повторил
– Все. Можете подходить.
Тут-то Альберт глаза и открыл.
Черные глазищи, черные и... туман клубится там, глубоко, туман, как тот, что с Ходины ползет. Ух и глянул – на митрополита и то добрее смотрел:
– Уходи.
Вот так. А ты чего ждал, рыцарь?
– Помрешь ведь, – улыбнулся Артур.
– Дай телепорт.
– Куда ты собрался?
Дурацкий вопрос, а то неясно куда. Младший лишь вздохнул и повторил:
– Дай.
Ну что тут сделаешь? Телепорт, конечно же, принесли. Да не из тех дешевок, которые Фортуна делает, а настоящий, многозарядный: связка бусинок-активаторов на длинной цепочке. Артур надел цепочку на тонкое запястье брата, вложил в искалеченные пальцы овальную бусинку и помог раздавить.
Альберт исчез. Хлопнул, смыкаясь, воздух.
И почти сразу на опустевшую койку упало перо. Прозрачное слюдяное перо из крыла Флейтиста. Ответное послание. Расписка в получении ценной посылки. Если бросить перо в огонь, откроется портал в Цитадель Павших.
Только что там теперь делать?
Флейтист и без Артура знает, как лечить магов.
Однажды ты придешь ко мне,
И необъявленной войне
Конец положит возвращенье.
Однажды ты придешь ко мне
По обезглавленной весне,
И мы забудем прегрешенье
В первоначальной тишине.
Никто больше не стоял за спиной. Некого и незачем было защищать. Ничьи мысли не вплетались в размышления, спрашивая, подсказывая, посмеиваясь.
Ну и что?
С ним все будет хорошо. Ведь мешали друг другу. Мешали. А теперь – не мешают. И хватит об этом.
– Как ты? – сочувственно спросил сэр Герман, когда Артур, вертя в пальцах слюдяное перо, вышел из лазарета
А как он? Да никак. Чего ему сделается? Работать надо. Митрополит уже часа два как ноги делает. Спрячется – где его потом искать?
– Зачем ему прятаться? – удивился командор. – Не так глуп владыка, чтобы убегать, – на людях ему безопаснее. Да ты сам подумай.
Артур подумал. Всю дорогу думал, пока шли до кабинета сэра Германа. А когда пришли, спросил:
– Миротворец где?
– Дома у тебя лежит. Взять его так и не смогли, ни Недремлющие, ни наши братья.
– Сбежит владыка Адам, – сказал Артур, – Он думает, что я пойду убивать.
– А ты?
– Не пойду. – Артур поискал слова: – Мне его жалко.
Сэр Герман посмотрел недоумевающе. Не понял, что значит «жалко». А объяснять Артур не стал. Все равно не найти слов, чтобы выразить смешанное чувство жалости и отвращения, такое неуместное в отношении того, кто наслаждался твоей болью.
Такое естественное по отношению к человеку, добровольно уходящему от Господа.
Убивать владыку Адама нельзя. Вообще нельзя убивать людей, а этого еще и противно. Все равно что рубить личинок очежорки: они хрустят под топором и потом еще долго вздрагивают длинными, суставчатыми лапами.
Но убивать очежорок, и личинок, и взрослых, приходится. А здесь, слава богу, можно обойтись.
Если же получится справиться с отвращением, если удастся победить в себе жалость, если все-таки отыскать владыку Адама и отпустить его душу туда, где ей самое место, что-то обязательно случится, что-то странное, пугающее и манящее. Мучительные сны станут счастливой явью.
... Сказочный лес, и горы с водопадами, и внимательный взгляд Единорога. Далекая земля, близкая, желанная, как родина, которую давно забыл, но иногда, очень редко, видишь во сне и просыпаешься от боли, зная: не вернуться.
Все это глупости. А митрополита нужно найти.
Нам не спасти безумный мир
Потоком фраз, латаньем дыр
Мир, где друг другу словно волк
Все уже было море слез,
Венец из терна и из роз,
И полководец строил полк,
Неверно понимая долг.
– Давай-ка по порядку, – приказал сэр Герман. Артур собрался с мыслями:
– Вам с самого начала?
– Да. И с подробностями. Итак, вы уехали из Шопрона...
– Нет. Сначала я зашел в собор. Владыка как раз служил литургию...
Он рассказывал. По порядку и с подробностями, как и было велено. Про молитвы, обращенные не к Господу, а к предстоятелю церкви. Про Цветочницу в предгорьях. Про нечисть и демонов, что каждую ночь приходили к костру...
– Когда появилось время подумать, – Артур не то улыбнулся, не то поморщился, – там, в катакомбах, я решил, что нас не собирались убивать. Нас куда-то звали. Начиная с Цветочницы, вся другая нечисть приходила и говорила, чтобы мы шли с ними. Тогда, понятно, и в мыслях не было, что они действительно хотят именно этого. Ну, когда какая-нибудь дрянь к границам круга подходит, последнее, что подумаешь, это что оно поговорить приползло. А вот демоны... – Он задумчиво помолчал. – Да, демоны приходили, чтобы убить. Среди них разумных не было.
И дальше. Про больных священников, про сумасшедшую Илону Чопичеву, про страшное обвинение, брошенное отцом Золотого Витязя новоявленному священнику отцу Адаму, про дневники отца Димитрия, про письма Ирмы... Много, много всего пришлось рассказать. С подробностями, которые иной раз очень хотелось опустить.
Когда дошла очередь до профессора Фортуны, сэр Герман не выдержал:
– Ты сотворил Копье Георгия? Против человека?
– Это я потом понял, – нехотя признал Артур. – Тогда только про Альберта думал. А Копье рассыпалось.
– Конечно, оно рассыпалось. Нельзя использовать Его силу против Его же создателя. Артур, это ведь азы нашей науки.
– Угу. Я тогда решил, что все. Кровь на руках... Да не важно. А книгу Фортуна забрал. – Он замолчал.
– Дальше, – напомнил сэр Герман.
– Дальше нас взяли
Тишина. Долгая пауза, во время которой командор успет встать и передвинуть свое кресло так, чтобы их с Артуром не разделял тяжелый письменный стол.
– Я слушаю, сын мой.
Артур посмотрел на него. Так он, наверное, смотрел на владыку Адама, когда тот особо усердствовал в святом деле спасения двух заблудших душ. И почти сразу взгляд стал равнодушным и пустым. Привычная картина: рыцарь для особых поручений делает доклад командору, сосредоточиваясь на фактах и опуская эмоции.
Покуда в мире есть враги,
Идущие не с той ноги,
И нет желания прощать,
Все было так, все будет вновь:
Густая кровь, кошмары снов.
За все придется отвечать.
И будешь вновь во сне кричать
Итак, Звездный. Что он такое, остается неясным, но Светлая Ярость подсказывает, повторяя слова Тори: это смерть.
