Даниэль Зеа Рэй - Айрин (СИ)
Кейти схватил свободную подушку и сбросил ее на пол, устраиваясь поудобнее на ковре.
— Иди спать на кровать! Здесь много свободного места!
— Спасибо, не хочу.
— Если ты не пойдешь на кровать, я тоже лягу на полу!
— Спи давай!
— Я не шучу!
— Интересно, этот день когда-нибудь закончится? — тихо спросил себя Кейти и, прихватив подушку, заполз на кровать.
— Довольна теперь?
Имайя перевернулась и, накинув на него свободный край одеяла, улыбнулась:
— Теперь довольна.
— Ну, вот и спи.
— Ты свет не выключил.
— Спи так.
— Не хочу. Я привыкла, что в Тарто ночью темно.
— Ладно.
Кейти совершил маневр до выключателя и вернулся обратно в постель.
— Все, теперь спи.
Пять минут Имайя провела спокойно. К сожалению, как только Кейти начал проваливаться в сон, она оказалась рядом с ним и, прилипнув ко всему телу сразу, сделала вид, что ничего особенного не произошло.
— Скажи, тебя не смущает, что мы с тобой вроде как чужие друг другу люди? — спросил Кейти, не открывая своих глаз.
— Ты самый близкий и родной для меня человек, а говоришь такие обидные вещи только потому, что злишься на меня.
— А если я не злюсь на тебя?
— Ты меня любишь и злишься, потому что я бросила тебя.
— Так, значит…
— Ага.
— То есть, сомнений в том, что я тебя люблю, никаких нет?
— Нет.
— И тебя не смущает мое происхождение?
— У нас у всех были родители, — пожала плечами Имайя.
— Но, твой отец не стал воплощением ужаса, как мой.
— Поступки твоего отца не имеют никакого отношения к тебе.
— Но, корни-то у нас с ним одни? Откуда ты знаешь, может, я, рано или поздно, стану таким же, как и он?
— Ты? Ты самый милый, самый добрый, заботливый, нежный человек, которого я когда-либо знала. Ты заботишься о матери, о сестре, ты ладишь с детьми и всегда находишь общий язык с людьми. Конечно, ты упрям, прямолинеен и очень напорист, когда дело касается чего-то важного, но я считаю, что эти качества тебя только красят.
— А как же мои иголки и яд?
— А у кого их нет? — хмыкнула Имайя.
— Ты всегда находила ответы на любой вопрос.
— Я тебя люблю.
— Ты уже говорила.
— Тогда, почему ты мне не веришь?
— Проникновенно, ничего не скажешь.
— Поцелуй меня. Пожалуйста.
— Спи Имайя.
Имайя погладила пальцами щеку Кейти и прикоснулась к его губам.
— Поцелуй меня. Ну, пожалуйста.
— Тогда ты замолчишь и попытаешься уснуть?
— Обещаю! — расплылась в улыбке Имайя и закрыла глаза, подставляя Кейти свои губы.
Кейти немного наклонился и провел языком по ее губам.
— Так пойдет?
— Нет! Поцелуй по-настоящему!
— Ну, смотри, ты мне обещала.
Какими бывают вишни, снятые поутру с дерева в саду Айи? Можно надкусить самый край и насладиться их соком, попадающим в рот. Но этого сока очень мало и, выбросив косточку, можно распробовать остатки, посасывая их у себя во рту. Следом за первой вишней, руки тянутся ко второй, к третьей, к четвертой, пока их мякоть не наполнит рот до отказа, а сок не польется внутрь, обволакивая горло. Кейти обожал вишни. И за раз мог объесть треть дерева. С этими вишнями у него ассоциировались только губы Имайи. Такие же багровые, маленькие и сочные. А когда он к ним прикасался, всегда становилось мало. Постепенно они наполняли рот, будто наливаясь соком. Этот сок можно было попробовать на вкус и потом проглотить. Ранние вишни всегда были более кислыми и их сок «вязал» рот, заставляя губы кривиться. Ранние вишни — это губы Имайи, покрытые слезами. Их вкус всегда вяжет рот, заставляя язык неметь, а губы кривиться от того, что больно ощущать привкус горечи на ее губах. Поздние вишни — самые спелые. Они более крупные, чем остальные, и самые сладкие. Поздние вишни могли треснуть в руке и измазать ладонь своим соком. Кейти любил слизывать этот сок со своих рук, наполняя рот треснувшими вишнями. Поздние вишни — это губы Имайи, испытывающей желание. Они наполняют рот вместе с языком, с которого Кейти слизывает сок, и прикусывают его губы, побуждая Кейти делать все, что он пожелает. Но бывают и другие вишни. Самые опасные из всех. Перезрелые вишни. Побыв на солнце, их сок начинает бродить. Они такие же сладкие, как и поздние, но если съесть достаточно много, голова начнет кружиться и запросто можно отравиться. Перезрелые вишни — это губы Имайи, утратившей контроль над собой. Он испробовал их всего однажды, когда после праздника урожая у коренных они с Имайей остались в шатре одни. Привкус настойки на этих губах, кружащий голову, смешанный с ее сладким соком, когда только шепот о том, чтобы он продолжал, нарушал вокруг тишину. Вкус рта Имайи оставался внутри и дурманил разум, побуждая губы двигаться вниз, целовать ее кожу и ласкать обнаженную грудь. Этот вкус заставлял его руки раздвигать ноги Имйи и вжиматься в ее лоно своим телом, улавливая призывный ритм движения ее бедер. Этот дурман приказывал губам спускаться вниз, оставляя влажные следы на ее животе. Пальцы касались влаги, что собралась в ней, и тихий шепот сменялся стоном. Желание испробовать другой ее сок, овладевало разумом, затмевая собой все правила и запреты. Губы опускались вниз и пробовали этот запретный сок на вкус. Странная косточка перезрелой вишни, неизвестно как оказавшаяся там. Имайя вскрикивала, когда он пытался забрать ее губами и выгибалась, когда он просто посасывал ее. И сил остановиться не было, и дурман велел продолжать. И когда сдерживаться было уже не возможно и хотелось только одного: войти в ее тело один рывком, — Имайя, вдруг, выкрикнула его имя и начала под ним дрожать. Тогда он подумал, что сделал что-то не так и, подняв голову, встретил ее непонимающий взгляд. То, что она пережила, ее испугало и страх перед тем, что он может с ней сделать, передался Кейти. Этого страха было достаточно, чтобы вернуть ему разум на мгновение, чтобы понять, чем он отравлен. Перезрелые вишни — самые опасные. Перезрелые вишни — это не то, что ему следует есть.
Кейти приподнялся над обнаженным телом Имайи и только тогда осознал, что вкусил только что перезрелых вишен. Начал с поздних, с привкусом ее желания во рту, и закончил перезрелыми, заставив ее кончить под своим ртом, как тогда, в шатре.
Кейти рванул с кровати в ванную, плотно закрывая за собой дверь и оседая на пол.
— Юга… — простонал он, до боли сжимая свой член в руке, чтобы не дать себе кончить.
— Кейти! Кейти, открой дверь!
Он не ответил. Она стучалась к нему не меньше получаса, пока, наконец, не успокоилась. Была бы его воля, он бы не покидал этой ванной никогда. Но, рано или поздно, выйти все равно придется. И взглянуть ей в глаза, чувствуя свою вину, тоже.
