Дмитрий Скирюк - Драконовы сны
Кай вдруг вздохнул и завозился, устраиваясь поудобнее, словно ребёнок на руках. В каком-то смысле он и был ребёнком — глупым, необученным. Маг, силой и умением превосходивший всех, кого когда-то знал Жуга; какой бы взрослой женщиной он ни был, мужчина в нём остался тем мальчишкой, которого украла с улицы Хедвига де ла Тур. Жуга отдавал должное силе его характера, но лишь теперь понял, что никогда не интересовался состоянием его души. И сейчас не знал, как поступить.
— Мне бы такого друга, как ты, — пробормотал вдруг Кай негромко.
Жуга помедлил. В этот момент ему было плевать на все фигурки и все доски эльфийского Квэндума, сколько бы их в этом мире ни было.
Ему было на всё плевать.
— Он у тебя есть, — сказал он.
В щель между неровно приколоченными досками сочился красноватый отблеск от огня. Шум в доме Торкеля уже утих, костёр догорал, большинство варягов уже дремали, утомлённые дорогой, холодом и пивом. Вильям за стенкой смолк, некоторое время бездумно перебирал струны, как будто пытался уловить общее настроение, а затем тихонько запел.
Спи. Земля не кругла. Она
просто длинна: бугорки, лощины.
А длинней земли — океан: волна
набегает порой, как на лоб морщины,
на песок. А земли и волны длинней
лишь вереница дней.
И ночей…
— Я буду звать тебя — Хансен, — сказал Жуга. — В конце концов ведь это имя принадлежит тебе и ничего не меняет… Ты согласен?
Последовал молчаливый кивок. Жуга помедлил и отцепил от пояса нож Морна в кожаном чехле.
— Когда дают имя, положено что-нибудь дарить. У меня сейчас нет ничего, чтоб тебе подарить, кроме, пожалуй, вот этого ножа. Возьми.
Тот несколько неуверенно сжал подарок в кулаке. Снова кивнул.
— Вот и ладно, — вздохнул Жуга. — А теперь — спи.
Постепенно Кай и в самом деле уснул. Травник и сам начал клевать носом, как вдруг настороженно вскинулся. В темноте кладовки, возле самых дверей вдруг возникло шевеление. Жуга напряг зрение и потянулся к поясу. Нащупал пустоту — нож лежал у Кая на коленях. Движеньем быстрым, как бросок змеи, Жуга схватил истёртый клинок и вгляделся в темноту. Ещё через мгновение мрак сгустился и проступили очертания человеческой фигуры.
— Точишь коготки, Лисёнок?
Травник опустил уже занесённую руку.
— Опять ты…
Олле сложил свой зонт, невозмутимо стряхнул с него невидимые капельки воды, одно короткое мгновение созерцал обоих, затем вздохнул.
— Ну, — хмуро сказал Жуга, — что ты посоветуешь теперь?
Канатоходец осторожно уселся на корзину. Наклонил голову.
— А что тут посоветуешь? — сказал он. — На словах всё легко. Но правда заключается в том, что легко не будет. Хотя бы однажды нужно отказаться от имени, чтобы его обрести.
— Перестань говорить загадками.
— Загадки, отгадки, — хмыкнул Олле. — Ты ведь не дурак, и понимаешь, что это — две стороны одной монеты. Считай, что я говорю догадками. В конце концов, эльф правильно сказал — когда спускаешься в ад, держись за чью-нибудь руку.
— Сгинь, — сказал Жуга.
И Олле сгинул.
* * *— Так стало быть, ты снова встретил Хальгрима.
Жуга, уже наполовину задремавший, вскинул голову и проморгался. Навострил уши: говорили совсем рядом, за дощатой стенкой кладовой. Хриплый голос принадлежал Торкелю. Через мгновение заговорил второй.
— Да, и уж теперь я за Эрика расквитался.
Жуга напрягся: Яльмар.
— Ну, тогда моя душа спокойна, — вздохнул тот. — Недаром, значит, я закрыл ему глаза[25]. Однако кто бы мог подумать, что Хальгрим тогда уцелел! Живучий, как змея… Надеюсь, ты ему вырезал «орла» на спине[26]?
— До того ли было! Он напал на нас, а мы оборонялись.
— И победили.
— И победили. Боги помогают сильным.
Последовало непродолжительное молчание, прерываемое бульканьем и гулкими глотками.
— А-ах… — выдохнул Яльмар. — Хорошее у тебя всё-таки пиво, братец. Замораживал?
— А то как же! В аккурат, как ты тогда советовал. Возьмёшь с собой?
— А дашь?
— Что за вопрос! Конечно, дам. Сколько бочонков?
На мгновение Яльмар задумался.
— Пять будет мало, — рассудительно проговорил он, — десять — пожалуй, много… Девять возьму.
— Ну, девять, так девять. А за подарки спасибо. Особенно за эти твои стекляшки-кружки. Славная штука. В жисть не думал, что у пива этакий приятный золотистый цвет… Когда отплыть решил?
— На днях, как погода наладится.
— Гномы, дракон… — задумчиво проговорил Торкель. — Странная компания для викинга. А этот, рыжий… Кстати, где он?
— Жуга? Бог его знает. Спит, наверно, где-нибудь.
— Кто он такой?
— Мой друг.
— Тот, про которого ты говорил? Я сразу догадался, что он колдун — ни один пёс на него не лает, даже самый свирепый. Это он подговорил тебя поплыть на север?
— Не только… но и он тоже. А почему ты спрашиваешь?
— Послушай меня, Яльмар. Это гиблая затея, никудышная. Сейчас вы туда не доберётесь, а если доберётесь, то застрянете до лета. Сам ведь знаешь: льды, торосы, холода, а твой корабль не Скидбладнир, которому всегда дует попутный ветер, куда бы он ни плыл… Оставайтесь здесь. Работа найдётся, да и еды на всех хватит — урожай в этом году хороший был, да и овцы хорошо плодились. Оставайтесь.
Яльмар долго молчал.
— Не останусь, — сказал он наконец. — Плыть нам надо.
Торкель плюнул и выругался.
— Да что за нужда? — воскликнул он. — Что там, в Исландии, мёдом намазано? Скажите, Исландия! Плешь каменная! Тьфу! Чего ради надрываться, других мест нету, что ли? Разок-другой свезёте рыбу в Ирландию, вернётесь с выручкой, а зиму здесь пересидите. Видел ведь, какого мы лосося закоптили? Лет пять такого не было. И попробуй только скажи, что не сумеем хорошую цену взять, хо! А лес, если хочешь, я у вас куплю, да и соседи тоже не откажутся.
— Не в этом дело, Торкель. Тот рыжий парень… он мне друг. Мы с ним под дёрном не ходили и на топоре не клялись[27], но он мне ближе побратима. Я ему жизнью обязан. Помнишь ту историю, про башню? Я уже чувствовал дыханье Хельгаффель, когда он вытащил меня обратно. Вот ты про месть сейчас вспоминал, сам же знаешь, что это такое. А у меня к нему… ну, как бы месть наоборот.
— Так не бывает. Да и от мести можно откупиться, виру дать.
— Бывает, — помолчав, ответил тот. — Только не у всех. А что до виры… — тут Жуга услышал странный глуховатый стук и через миг понял, что это Яльмар бьёт себя в грудь. — Вот моя вира. Это как клятва. А даже Асам клятвопреступление не проходило даром. Сам видишь — новый бог идёт по свету.
