Павел Буркин - Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы)
Моррест потрясенно молчал. "Как такое может быть? Почему она поет так, будто знает, чем все кончится... Чем кончилось бы, если б не этот поход в Империю... Именно так все было описано в "Сказании" - но откуда об этом знать Ирмине? Ведь он, Моррест-Михаил, сделал все, чтобы этого не случилось. А слова падали, падали - тяжеле, неотвраимые, яростные... Горечь неслучившегося - пока неслучившегося? - поражения звенела в каждом из них, жажда мести и надежда. Надежда на то, что в этой реальности сбывается и так...
"Эта реальность, та реальность, - подумалось Морресту. - Я что, схожу с ума?"
Эвинна погибла. Но речь ее, голос,
Нас снова ведут, как и было тогда,
Поймут враги снова, что слишком уж скоро
Они торжествуют победу всегда.
Когда же войдем мы во вражью землю,
Где приняла ты последний свой бой,
Затихнем на время и склоним колени
Не перед алками, а перед тобой.
Когда это будет? А так ли уж важно?
Ты нам указала путь правды давно,
И каждый из сколенцев то знает, каждый,
Что сбудется слово твое все равно.
- Не пой больше никогда эту песню, ладно? - попросил Моррест. - Не буди лихо. Мы должны победить, и мы победим.
- Этого-то я и боюсь, - неожиданно серьезно, с несвойственной юности печальной уверенностью, произнесла Ирмина. - Как бы не оказалась для нее победа хуже поражения. И как бы не увидели мы все, как победа превращается в дым.
- Ты о чем?
- О том, что даже тут, в войске помимо Морреста есть принц Оле, - раздраженно, будто устала объяснять непонятливому ребенку, произнесла Ирмина. - И он, не колеблясь, предаст всех за бутылку. Так это в сражающемся войске. А сколько таких в столице? А по провинциям? И ведь он не самый плохой, поверь мне. Повидала их, пока Оле не купил.
- Так ты их в постели видела, а не в политике, - усмехнулся в отросшую за войну бородку Моррест. - Там-то все могут...
- Не скажи, - озорно подмигнула Ирмина, снова превращаясь в ветреную красавицу. Моррест был доволен: уж лучше куртизанка, чем вельва. Особенно когда губки такие, что так и хочется поцеловать, а грудь магнитом притягивает мужские взгляды. - Такого могу порассказать... И про то, как Олодрефа возбуждать, и про то, что принц Оле любит, и про то, как Ардан, наместник Балгрский, матерится, когда кончает... Нет, господин Моррест, каков мужчина в постели, таков он и во всем остальном.
- А про Императора что-нибудь знаешь? - отчего-то спросил он.
- Не, с ним мне не приходилось, но подружа у меня была, рассказывала. От соломенного тюфяка женщине и то больше пользы - на тюфяке хоть отоспаться можно... Все, Моррест, соберись. Не хочу, чтобы тебя убили.
- А уж я сам-то как этого не хочу, - проворчал Моррест, трогая коня пятками. Управляться со шпорами он не умел, оттого не любил и рыцарские сапоги. Да и зачем мучить, если жеребец итак слушается? - Ладно, Ир, до вечера.
Про себя он давно называл ее "Иришкой". Благо, между Ирминой и Ириной разница - всего одна буква.
Конь потрусил в сторону тракта, назад лениво тянулись вековые березы вперемешку с соснами и дубами. Петляя месте с тропой и огибая лесных исполинов, двинулись рыцари, за ними бесконечной рекой - пехота. Вроде бы и небольшое войско, а в последние дни, даже с учетом добровольцев из деревень, стало еще меньше - но на узких, кривых лесных тропах всю колонну не окинешь взглядом. А там, позади, остаются Ирмина и остальные. И точно знаешь, что поодиночке они пропадут, только вместе еще можно надеяться на победу - и на то, что хоть кто-то доживет до конца войны.
А пропасть проще простого - все-таки против сколенского "батальона" с двумя командирами - формальным, пребывающим в запое в обозе, но способным все испортить, и настоящим - четыре алкских полка с лучшим полководцем Сэрхирга впридачу. А еще где-то есть алкский флот с десантом морской пехоты - да и союзники у Амори имеются. Но у тех союзников есть свои противники, для которых защита Империи лишь предлог пощипать давних врагов. А у них - свои противники... Если война затянется, начнется "цепная реакция" местного аналога Второй мировой.
Шли недолго, час или чуть больше. На восемь-десять километров от дороги алки вряд ли отойдут - непросто на такое решиться, когда за каждым кустом может быть засада - а свои люди не устанут. Самое то для короткой, но яростной рубки, какая потребует всех сил без остатка - и стремительного отхода, возможно - бегом по лесу. Обоз в таком деле будет лишним. Таков купленный четырьмя днями дорожной войны опыт: первый раз защитников Империи спасла лишь алкская паника.
Наконец, впереди в сплошном море леса показался просвет. Мелькнуло голубое, словно умытое дождями небо с ярким, по-летнему горячим солнцем. Изогнутой саблей сверкнула бегущая между холмов речка. Увы, болота, так хорошо послужившие делу защиты страны, остались позади. Здесь, в каких-то двадцати милях от Эмбры, имелись лишь поросшие лесом холмы - и бесчисленное количество ручейков. А еще где-то тут была деревенька на руинах, в которой он когда-то встретился с Ирминой. Как ее - Лахаи? Круг замкнулся: он пришел туда, откуда начал новую страницу жизни. Значит ли это, что сегодняшний день снова все поменяет?
На небольшой поляне неподалеку колонна стягивается в "коробку" строя и замирает. Моррест объезжает строй, вглядываясь в сотни лиц - молодых и не очень, знакомых и незнакомых, красивых и безобразных. Большинство он знает всего несколько дней - но все они уже стали своими, с кем породнила короткая, но жестокая война. Здесь каждый знал свое место, каждый помнил, для чего взяли в руки оружие. А еще тут были лишь те, кто умел до последнего прикрывать бок товарища, держаться, как бы ни было тяжело. Остальные... Остальные оказались в числе тех трехсот, для кого война уже закончилась.
Те, кто остались, теперь Морресту как родные. И прежде, чем все начнется, надо кое-что им сказать. Не из щеславия, из стремления подбодрить тех, кто пойдет в бой - нет, они должны знать, как знает он сам: все было не зря. Даже если всем им суждена смерть, Амори не будет пировать в императорском дворце и сорить казной Сколена.
- Сегодня утром прибыл гонец от Эвинны! - возвысив голос, произнес Моррест так, чтобы все услышали. - Армия Верхнего Сколена выступила на помощь Императору, готовясь схватиться с врагом. В Верхнем Сколене три легиона, двенадцать тысяч воинов, безмерно преданных Империи и готовых сражаться до конца. А у Амори нашими стараниями осталось не больше трех тысяч человек. Если братья-сколенцы успеют дойти до столицы - не видать ее Амори, как волос в заднице!
