Эльдар Дейноров - Прокурор дьявола. Жатва
— Неважно выглядишь. Ты не должен отчаиваться, — хмуро произнес Жак. — Люди верят в тебя…
— Верят? — грустная усмешка появилась на тонких губах незнакомца. И тут Изабелла вспомнила — этот тот самый щеголеватый вождь революции, Максимилиан Робеспьер, Неподкупный. Что с ним произошло? Она стала за это время вампиром, а он? Постоянной жертвой вампира, любящего мучить тех, из кого сосет кровь?..
— Верят? — повторил он. — Сегодня с утра Макс Робеспьер прошелся по очередям в мясных лавках — чтобы услышать, что именно люди говорят о Робеспьере. Был неузнанным, как калиф Гарун ар-Рашид — и услышал… Многое услышал. Республики почти что нет, Жак… Я уже ничего не смогу сделать, я плыву, словно в темном потоке. Мы все в летаргии…
— Я не верю этому, пройдет неделя, другая — и мир увидит тебя прежним, — горячо возразил Жак.
— Возможно ли? Возможно… — повторил Максимилиан. — Но события всяко не заставят себя ждать… До встречи, Жак. Пошли, Броун! — окликнул он пса.
— Знаешь, я думала, он страшен, — сказала Изабелла, когда человек скрылся в переулке. — А он… Знаешь, кого он мне напомнил?
— Кого же?
— Короля… перед казнью.
— Луи? Почему? — брови Жака слегка приподнялись.
— Не знаю. Он — такой же растерянный. И потом…
— Ты почувствовала что-то? — тихо и серьезно спросил Жак.
— Да, почувствовала, — кивнула она. — Ты же знаешь, каков у меня Дар…
Она чувствовала — и если бы только то, что высказала Жаку! Нет, все было гораздо хуже и страшнее. Но она гнала от себя эти мысли, порой проклиная свой Дар, порой — стараясь вспомнить, где и в каком гадании она ошибалась хоть когда-нибудь. Ведь были ошибки, были! Значит, судьбой предопределено далеко не все!
Каждое утро этого жаркого и удушливого лета она надеялась — сегодня все решится, сегодня Жак — создатель голема — найдет, наконец, способ уничтожить свое творение. А творение, меж тем, направляло энергию на сотни и сотни казней. Люди действовали, считая, что они существуют сами по себе, сами осуждают, сами кричат: «Смерть врагам народа!» — провожая на казнь своих собратьев.
Но это было далеко не так…
Иногда Изабелла почти физически чувствовала, как в самом центре столицы засела безумная, насосавшаяся крови тварь — тварь, которой чуждо все, что дорого людям, которая требует только одного — крови и смерти.
И все-таки, даже в эти дни она пыталась надеяться на лучшее. Пыталась — насколько могла.
Ей было совершенно все равно, будет ли жива нынешняя диктатура, или же случится что-то еще — но лишь бы прекратились казни, лишь бы Жак был просто рядом.
И все же катастрофа произошла внезапно — вечером Жак ворвался в ее квартиру с возгласом:
— Макс арестован! В городе — восстание!
Дальнейшее Изабелла вспоминала словно бы в дымном мареве, которое окутало город в ту ночь.
Она и Жак бегут куда-то по центру города. Они не одни — их несет толпа. Изабелла оглядывается. Что-то резко переменилось во всех этих людях. Она ненавидела толпы — с тех самых пор, когда казнили короля. Но сейчас в глазах людей читалось иное — воля и решимость. Они пытались думать, эти люди — и не важно, кто из них был полуграмотным, а кто — нет.
— Неподкупный освобожден!.. — услышали они. — Все — к ратуше!.. Восстание!.. Долой предателей из Конвента!
На Ратушной площади оказались, не сговариваясь, все участники «Третьей стражи». Но то, что они мгновенно нашли друг друга — это уже никакой случайностью не было.
— Все мы знаем, что делать! — страстно говорила Юнона. — Даже если завтра Макс победит — а он должен, обязан победить, — это ничего не изменит! Прольется еще одна река крови — или не одна.
— Я должен убить голема. Немедленно, — кивнул Жак. — Я виновен во всем, это была моя идея…
— Наша идея, Жак. Наша, гражданин Гарио! Только сил у нас маловато, — возразила Юнона.
— Тогда — вперед, — Жак снова оказался во главе небольшого союза тех, кто хотел повернуть с места неподъемное колесо истории.
— Я иду с вами! — решительно объявила Изабелла.
— Ты? — Юнона посмотрела на нее, и в глазах ее промелькнули и жалость, и удивление — и дикая тоска. — А ты знаешь, что возврата может не быть?
— Я клялась! — настаивала девушка.
— Тебе, должно быть, совсем немного лет. Не обманывайся внешностью — среди нас нет никого, кто не пережил бы век. Ты же… ты же на кромку можешь выйти с трудом, тебе бежать некуда.
— Нет, — Изабелла помотала головой, и Юнона поняла — этот ответ окончателен.
…А потом что-то и в самом деле сдвинулось с места — должно быть, то самое колесо истории. Изабелла видела ворвавшихся на площадь солдат — здесь и свои, и чужие были похожи, как родные братья, понять, кто есть кто, оказалось почти невозможно.
Слышались звуки стрельбы, свистели пули — рядом бежали и падали люди. Верные предателям войска штурмовали Ратушу.
— Нам надо успеть, — тихо говорит Жак, но Изабелла слышит его. Их четверо — это все, кто остался от революционной «Третьей стражи». Остальных не следует дожидаться — они остались там, возле Ратуши. Почти бессмертные тоже могут умирать.
Изабелле никто ничего не говорит — она чувствует все сама.
— Где может быть тварь? — спрашивает она.
— Около площади… Да где угодно — сегодня она упьется смертью! — кричит Юнона. Она ранена, но еще может идти. — Попробуй прикончить ее, Исабо… Если у тебя хватит сил… Должно хватить… — шепчет она, остановившись. — Держи, попробуй понять, как оно действует, — она вынимает откуда-то из рукава серебристый тонкий жезл. — Я больше не могу…
Юнона усаживается на ступеньки какого-то дома, ее голова медленно заваливается набок…
…Жак что-то глухо объясняет на бегу, Изабелла не слушает его — и не глядит в его лицо. Потому что сейчас оно — страшно. Это лицо вампира из самых жутких рассказов, только сейчас его ненависть оборачивается не на людей.
Изабелла и без того знает — созданное по ошибке существо не возьмешь пулями. Да и серебро, которое, говорят, охраняет от нечистой силы, бессильно. Возможно, поможет тот жезл, что отдала ей Юнона, возможно — причудливая резная статуэтка в руках Жака — когда-то Жак рассказывал Изабелле, что сей предмет был привезен из далекой колонии в Новом Свете.
А возможно, против твари не поможет ничего…
— И все я думаю, а куда же это они запропали?! Придут, придут, обязательно придут!.. — слышится рядом насмешливый клекот. — Вот я вас, голубчики, и дождалась…
Почему-то Изабелла очень хорошо различает во тьме эту женщину — и силуэт гильотины за ней. Глаза твари светятся, но не безумием — скорее, бешеной злобой, которой не бывает, не может быть у обычных человеческих созданий.
