Азамат Козаев - Ледобой. Круг
– Будет больнее, чем раньше? – усмехнулся. – Или кровь по-другому стечет?
– Остряк!
Лишь единожды такое чувствовала, но как будто все вернулось – разок напилась до умопомрачения, там, в Последней Надежде, и наутро прокляла все. Теперь то же – в горле пересохло, и ноги не держат. И сказать Безроду хочется, только не можется – голос пропал. Опять не ко времени! Все так по-дурацки устроено. Едва разохотишься в чем-то признаться, не то время, не тот случай!
– А потому, что сама дура, – шепнула под нос. – И теперь действительно все. Ему не выжить. Давай, дура, бросайся на шею, обними хоть раз! Возьми за руки, погляди в глаза…
Но осталась на месте и лишь губы плотнее сжала. Сивому нельзя мешать.
Безрод молча показал Гюсту на дружинную избу, потом ткнул пальцем в сторону леса, дескать, унеси Тычка подальше. Оттнир кивнул, шустро нырнул в избу и вскоре появился со стариком на руках.
– Здоров, оттнир, хоть и невелик! – прошептала Верна. – Каков ростом, таков и плечами!
К Безроду подошли ворожцы, встали за спиной, рядом с Верной. Смотрели на ворота, переглядываясь друг с другом. Туча подплыла к самой пристани, сделалось жутковато, в самой глубине души проснулся кусачий страшок. Верне захотелось взбрыкнуть, словно дикой кобылице, и мчаться вперед, пока дыхания хватит, лишь бы не стоять на месте. Туча низкая, сизая, края ветер полощет, а середка почти недвижима. Потом ударила молния, и громыхнуло так, что едва не оглохла. Такого сочного грома никогда не слышала, присела в испуге, отвернулась. Ясна закрыла лицо руками, старик скривился, щуря глаза, и только Сивый не шелохнулся, будто не человек стоит, а каменное изваяние, точь-в-точь памятник у Срединника. В разломе ворот мелькнуло нечто темное, Верна даже вглядываться не стала – и без того знала, что там, – затем неимоверной силищей толстенные бревна сотрясло, как тоненькие зубочистки, и вторым ударом остатки ворот разбило в щепы. Куски дерева подняло в воздух, и Верне казалось, будто летят они медленно-медленно, ровно орлы в вышине. Она и таращилась в небо широко раскрытыми глазами, пока Стюжень не обнял обеих – ворожею и папкину дочку – и не притиснул к себе. На место, где только что стояла бабка Ясна, рухнул здоровенный кусок бревна. Попади он в голову – размозжил бы, изуродовал, переломал. Земля вздрогнула, в пятки толкнула. И только Безрод стоял как стоял, всего-то и сощурился, пригнув голову.
Могучий всадник на здоровенном черном жеребце, сотрясая землю, въехал на двор крепости.
– Год на исходе! – рявкнул верховой и расхохотался.
Верна молча выглянула исподлобья.
Туча висит прямо над женихом, низкая, страшная, гром ли грянул прежде смеха или хохот вышел раньше, только вселенную так тряхнуло, что в коленях отдалось. Ясна схватилась за сердце, даже ворожец через силу сглотнул – уши заложило. И только Сивый остался недвижим.
– А как счет ведешь? – лениво бросил.
Всадник хлопнул жеребца по шее, и тот медленным шагом двинулся вперед. Верна чем угодно поклялась бы, что под копытами исполинского вороного поднимались в воздух мелкие камешки. Земля щекотала стопы.
– С того дня, как уговорились о свадьбе.
– Не с Верной ли?
– Ты догадлив, Сивый.
– За обещанным явился?
– Ты поразительно догадлив!
– Свадьбы не будет.
Верховой усмехнулся, и бабка Ясна, близоруко сощурившись, пристально вгляделась в незнакомца. Вороной остановился в нескольких шагах от Безрода, и всадник медленно спешился. Стюжень опасливо покачал головой. Здоровенный, выше самого на полголовы, воздух налит мощью, аж глаза слезами заворачивает. Подошел, остановился в паре шагов и громыхнул:
– И что нам помешает?
– Дурацкая задумка, – буркнул Сивый. – Не нравится мне.
– Слово дадено, – еще шаг. Играл в ладони калеными орешками, забросил пару ядер в рот, захрустел.
– А с каких пор добыча вольна в поступках? – Безрод кивнул за спину. – Не маленький, сам понимаешь.
Здоровяк улыбнулся, сверкнув крепкими зубами, и бросил в рот еще один орех.
– Верна, не вижу девятерых – по дороге растеряла?
– Порубили, – еле слышно сипнула.
– Не слышу.
– Порубили! – крикнула что было сил. – Так и растеряла.
– Ишь ты! – делано удивился жених. – И кто ж сподобился?
– Кто сподобился, того и добыча, – бросил Сивый.
– Значит, не отдашь?
Верна косила на жениха во все глаза. Рубаха и штаны черные, кожаные, отменной выделки, только не блестит на них солнце, как должно – походнику без потертостей никак, – и будто в черную воду глядишь, голову мутит-кружит.
– Не отдам, – тряхнул Безрод головой.
Усмехнулись оба, и Верна похолодела – кто у кого учился? Жутко, холодно и многообещающе. А глаза жениха прохладны до озноба на коже, будто содрали с лица Безрода рубцы, и вот он, стоит напротив, колко глядит, зубы скалит. Жених бросил ядрышко в рот, захрустел. А тут бабка Ясна вдруг охнула и прикрыла рот руками. Даже назад сдала. Что такое? Верна покосилась на ворожею, Черный Всадник перестал жевать и пристально вгляделся в старуху.
– Много лет прошло, думала, не увижу больше, и на тебе, дура старая! – прошептала Ясна, опуская руки. Стала бела, как усопший, шагнула вперед, вздернула голову на сухой шее. – Помнишь меня, ухарь?
Верна рот разинула от удивления. Ну дела!
– Помню, – улыбнулся Черный. Только невесело стало от его улыбки. – Не пошла за меня, пустой осталась. Дура.
– Может, и дура, – устало кивнула старуха. – Но лучше так, чем с тобой. Не приносишь счастья.
– Дитя извергла, – усмехнулся Черный Всадник, хрустя орехом. – И всю жизнь себя поедом ешь. Голову сломала, чей ребенок…
Ворожея замерла. Была белая, стала просто бесцветная. Куда же кровь отлила? Вся в груди бушует, сердце рвет.
– Подойди. – Жених поманил Ясну пальцем, и старуха подошла на тряских ногах. Наклонился к самому уху и что-то шепнул. Ворожея чудом устояла на ногах, от нескольких слов ее затрясло, и, не подоспей Стюжень, осела бы наземь.
Черный Всадник усмехнулся. Верна морщила лоб. Что общего у старухи и жениха? Какой ребенок? Что значит «чей ребенок»? Был кто-то еще? Стюжень отвел Ясну подальше, и той вроде полегчало. Жутко около Черного, дыхания не хватает. Молодым невмоготу, что про бабку говорить?
– Победитель получает все, – расхохотался пришелец, молния стегнула землю, ударила в разбитые ворота, уши отнялись от оглушительного треска. – Заберу Верну на вечерней зарнице.
– Бьемся до заката? – спросил Безрод.
– До последнего луча, – кивнул жених.
Ворожец передоверил Ясну Верне, развернул плечи, заправил руки за пояс.
– Сделай милость, прохожий человек, раскрой старому глаза.
