Наталья Игнатова - Ничего неизменного
Правда, привыкали они к этим запахам мгновенно. В Хаосе не пахло ничем, и по выходу в упорядоченное пространство, даже амбре из проулков между тавернами, традиционно использующихся как отхожее место, казалось... якорем. Зацепкой за мир живых. Возможностью остаться в реальности — коротком промежутке между долгими переходами в иллюзорном ничто.
Алекс не любил Хаос. Нет хаос-навигаторов, которые любили бы его. Вообще нет таких людей, да и нелюдей тоже. Просто встречались те, кто, не любя Хаос, предпочитал его грязноватой бессмысленности упорядоченного. Вот они-то и ходили на хаосшипах. Те, кому выпадала возможность хотя бы узнать, что это такое. В большинстве миров большинство людей понятия не имело о том, что кроме их планеты — или доступного постижению космоса — существует что-то еще. Да и из тех, кто знал о других мирах и разделяющем их пространстве, очень немногие поверили бы в существование кораблей, способных это пространство пересекать. Зато эти люди, довольны они были упорядоченным или нет, жили в своем мире, делали свою работу, и не убегали в Хаос на поиски принцесс и приключений.
На этом этапе размышлений, Алекс подумал о том, какую работу на Земле он мог бы назвать своей. Движение фениев? Борьбу с англичанами? Войну за независимость Ирландии? Да, безусловно. Но куда больше пользы — настоящей пользы настоящим людям — он принес, воюя с работорговцами, а не с Англией. И здесь, в мирах далеких от Земли, он продолжает эту войну. А Ирландия… что ж, за нее есть кому бороться.
Лес расступился, распался на перелески перед поселком Перекресток, из которого, прямо из центра, от пыльной площади для собраний, расходились на запад и восток две дороги. На указателях было что-то написано, но Алекс не читал по-тарвудски. Он поехал дальше на юг. Небесный Клин пролегал теперь среди лугов, где паслись коровы и овцы, иногда попадались табуны лошадей. Камни дороги уже не казались жемчужинами, но воздух светился предвечерним золотом, радуясь собственной чистоте и прозрачности. И только над городом, над высокой стеной с угловатыми башнями, висели серые низкие тучи. Там шел дождь. Над улицами и домами, над людьми, которым дождь точно был не нужен, в отличие от… фермеров.
«А ферм нет, — отметил для себя Алекс, вспомнив обширные выпасы, — ферм-то нет ни одной».
Вроде бы на острове было пять поселков. Что-то такое он слышал. И всегда считал, что кроме поселков здесь полно фермерских хозяйств. Ну, а как иначе? Если земля есть, обязательно найдется тот, кто захочет ее возделывать. Да вот только на Тарвуде желающих, похоже, не нашлось. Или, если принять во внимание мощные городские стены, и то, что в каждом поселке стояли и бойцы из Стражи, и солдаты из Гарнизона (последних Алекс своими глазами видел в Перекрестке), фермерство здесь было делом настолько небезопасным, что не стоило за него и браться.
А чего им тут бояться? Армады демонов из Хаоса?
Внутренних врагов на острове нет. Здесь одна власть, один закон, один замок, который и есть и власть и закон. Что может угрожать фермерам? Нечистая сила? Неупокоенные мертвецы? Нашествия саранчи и муравьев-людоедов из джунглей… тут, по слухам, и джунгли где-то есть.
Вряд ли дело в духах. От них, если что, никакие стены не спасут, никакие укрепления. Но тогда кого здесь боятся? Или не боятся? Кого готовы встретить во всеоружии?
Кобыла свороткой на Окружную дорогу не заинтересовалась, и Алексу пришлось напомнить ей о своем существовании. С минуту они выясняли, кто же главнее. Людоедка пыталась закусить трензель, мотала головой, какое-то время шла боком, но, надо признать, ни разу не взбрыкнула, и на дыбы не вставала, просто упрямилась и выказывала характер.
А характера и Алексу было не занимать. Не говоря уже об упрямстве. Ну, и потом, все-таки это он сидел в седле и держал в руках повод, а не наоборот.
Во время короткой схватки за власть, он успел бросить взгляд на городские ворота. Ожидал увидеть там затор, пеших и всадников, подводы, оба дилижанса, если уж на то пошло. Но дорога оказалась чиста. Небесный Клин без препятствий врывался в город. А телеги и, да, дилижансы, оба, в окружении изрядной толпы, были аккуратно составлены на плацу под стеной. Кажется, в город впускали только пеших и одиноких верховых.
Подъезжать, и спрашивать, что происходит, Алекс счел неуместным. Не был уверен, что получится снова убедить кобылу вернуться на Окружную. Рядом с воротами, почти в зоне видимости конюшни, ирландского упрямства против лошадиного могло уже и не хватить.
По одну сторону Окружной дороги городская стена закрывала тяжелое, мокрое, серое небо. По другую — небо было синим, ярким и теплым. Отполированный камень стены отражал солнце, и Алекса обдавало теплом, несмотря на приличное расстояние. Окрестности под синим небом были живописными и такими же незаселенными, как на севере. Если б не многолюдье на самой Окружной, человеку непривычному могло здесь стать неуютно. Очень странно все же видеть город без посадов. Не бывает такого, чтобы за стеной — сразу ничего. Никакого пригородного жилья — ни особняков, паркам которых тесно оказалось на городских улицах, ни коттеджей с яблоневыми садами, ни хотя бы домиков бедноты, с клочками огородов. Даже промышленные предприятия — а на Тарвуде была своя промышленность, не Портом единым жили город и остров — фабрики, мастерские, пивоварни и склады прятались внутри стен.
Алекс до того дошел, что обрадовался кладбищу, обнаружившемуся за перекрестком Окружной и Боголюбовского тракта. Какое-никакое, а жилье. То есть, обиталище. Ну, в смысле, признак человеческой деятельности, а не дикие, хоть и красивые луга да рощи без конца и края. По всему выходило, что мельница в этих краях — единственный дом, стоящий на отшибе.
А где они не на отшибе-то, если подумать? В населенных людьми мирах водяные мельницы всегда наособицу, даже там, где люди с духами на короткой ноге. Потому что, одно дело дружбу с нечистью водить, а другое — заставлять ее на себя работать. На Тарвуде, вон, тоже одни язычники, им ли духов бояться? Вроде и не боятся. Но мельница все равно одна на берегу стоит. До города не близко. До деревни Боголюбовки, если карте верить, чуть ближе, но и оттуда пешком часа два топать.
Вот, кстати, у мельника и можно узнать, чего он не боится и чего боятся все остальные, кто теснится в городе и поселках, и не хочет зажить на приволье.
Мельница оказалась сооружением весьма основательным. Большой и красивый дом на каменном фундаменте над широкой запрудой, в окружении плакучих ив и разных других деревьев. Алекс в деревьях не разбирался, в мельницах тоже не особенно, но об основательности многое знал. Кроме самой мельницы на берегу расположился большущий эллинг… или как это называется на суше? ангар или цех? с пилорамой и еще каким-то древообрабатывающим оборудованием. Навесы, под которыми сложены были золотистые доски, брус и брикеты прессованного опила. Цех примыкал к мельнице вплотную, и это было похоже на попытку сделать вид, будто работа лесопилки обеспечивается мельничным колесом. Дань вежливости, что ли? Любому, кто мало-мальски разбирается в механике, понятно, что у мельницы на это мощностей не хватит.
