Артур Баневич - Где нет княжон невинных
Телега-таран наконец разломала преграду — и застряла на следующей. Но в пролом ринулась толпа. Правые брусья второго пролета поручней, до сих пор подпиравшие поручни первого пролета, успели отойти и встать поперек моста, но те, что были слева, завязли в проделанной фурой ловушке и теперь бессильно гибли под ударами топоров. Голову прущей на Ленду толпы задержала третья линия поручней, поддержанная четвертой, однако худшее уже свершилось, за несколько мгновений расстояние между Лендой и крестьянами сократилось вдвое. Напор, правда, ослаб, поскольку оставшиеся на тылах брусья не сдались, но желудок Дебрена не без причин сжался в болезненный комок.
Збрхл выругался, поднялся и, игнорируя пролетающие мимо снаряды, послал болт в одного из лучников.
— Забери ее оттуда!
Время снова начало их подгонять, и ротмистр принялся натягивать арбалет стоя. Небольшой наклон, телега и бочка защищали его от стрел, нацеленных хорошо, но не от тех, которые были нацелены очень хорошо. К счастью, несколько убитых друзей научили лучников осторожности; понимая, что Збрхл охотится на них, они спустились ниже и спрятались за стволами, а то и за спинами толпы. Стрелы летели реже и не столь прицельно.
Дебрен, не обращая внимания на двух или трех смельчаков, оставшихся на склоне, прополз на четвереньках под фурой.
— Ленда!
После фокусов с перестройкой горла в эхозонд ему не удалось крикнуть достаточно громко. К тому же крик получился странный, нечеловеческий, и половина голов обернулись в его сторону. Самая главная, конечно, не обернулась. Вздрогнула, а потом на мгновение замерла с поднятым для удара бердышом, но выдержала. Даже тогда, когда лучники стали целиться в него.
— Уходи! — крикнула Ленда. — Оставь меня!
— Дебрен, — гундосил из-за телеги Збрхл. — Не так!
Он и сам знал, что не так. Что даже если в него не попадет ни одна стрела, то наверняка попадут брусья. К югу от Ленды еще оставалось восемнадцать, и пока что им нечего было больше делать, как только колотить отупевших от отчаяния чародеев. У него не было ни малейшей мыслишки, как разделаться с преградой, которая, как и ее двойник с противоположной стороны, наверняка могла задержать сотню рассвирепевших мужиков и десятки гораздо более проворных, чем он, стрел. Иллюзий в принципе у него не было тоже, но прежде всего — не было выбора. Поэтому он просто делал то, что мог.
Бежал к ней.
И, конечно, не добежал. За мгновение до того, как первая удачно пущенная стрела промчалась на уровне его пупка, и до того, как он получил удар поручнем, его нога попала на скользкий, залитый святой водой камень. Он растянулся во весь рост.
— Все вы — обосранные лжецы! — На этот раз Ленда, вместо того чтобы рубить, оттолкнулась древком от булыжника и с трудом поднялась на ноги. — Банда чертовых магунов!
В распоряжении моста на северной стороне оставалось всего четыре свободных поручня, но пока что этого хватало. В сторону выступающего из-за ряда балок женского торса полетели вилы, два серпа, молот и, кажется, коса, но ни один из снарядов не преодолел подвижную преграду поручней. Единственный лучник, пробившийся в голову толпы, не успел проверить качества преграды: Збрхл не зевал — получив болт в середину груди, вояка рухнул под колеса телеги-тарана.
— Ты с ума сошла! — Дебрен, которого немного отрезвил свист над шеей, кинулся на четвереньках к мосту.
— Он должен был рухнуть. — Ленда поглупела вконец: она не только поднялась с колен, но вдобавок еще и повернулась спиной к врагам. В ее лице было что-то такое, что отталкивало, может, даже сильнее, чем чертовы брусья, которые уже сейчас с готовностью двинулись навстречу человеку. — Говенный портач! Приложить безоружной бабе грифоном может, а вот снять проклятие — никак! Пошел прочь, брехало!
— Я портач? — Он добрался до первого бруса, брус опустился, преградил ему путь, второй оттянулся назад, явно набирая размах, поэтому из-за отсутствия других возможностей Дебрен пытался хотя бы понять.
— Мешторгазий! — Она почти плюнула этим именем. — Кур ему щипать, а не проклятия насылать на людей!.. Осторожней!
Стрела врезалась в поручень перед самыми его глазами, сыпануло трухой, и он уже плохо видел лицо Ленды, но достаточно было только слышать.
Она испугалась… На мгновение, может, лишь на долю мгновения — но испугалась за него. Потом к ней вернулась солдатская сообразительность.
— Ложись! — заорала она. — Голову ниже!
— Ложись! — кричал сзади Збрхл. — Там они тебя не достанут, только один… Сейчас я его… Ложись, Дебрен!
Они были правы, лишь один крестьянин, расположившийся выше других на Осыпанце, мог попытаться всадить в чародея стрелу. Ни один из восемнадцати поручней южной половины моста не собирался его защищать, но, повиснув поперек, они волей-неволей образовывали двойную решетку, неплохо заслоняющую Дебрена.
Вода из треснувшей бочки обходила его, текла дальше, под ноги девушке, и скрывалась в пробитой бердышом щели. Отрезвление принесло не ледяное прикосновение воды, но страх. Самый страшный страх — страх Ленды.
Господи, как она испугалась… Всего на мгновение. Но этого было достаточно. Он понял, что ротмистр не прав.
Почти законченный перечень, дерьмо и вонь!
Как там было? Ради бесчестной Ледошки он здесь, в «Невинке», растоптал любовь своей жизни… Ту единственную, истинную, которая заканчивается в могиле.
«Никакого „почти“, Збрхл».
У него не было девушки в каждом порту, он никогда ни к одной не залезал в узкое оконце девичьего эркера. Но просто знать это еще недостаточно. Важна вера, убеждение. У нее было право верить, что он десятки раз… Мужчину трудно назвать распутным, но если счет идет на десятки, может, сотни женщин, если с этим мужчиной знакомишься в борделе, если он, нагой, безучастно лежит рядом с тобой и не думает твердеть в твоей руке…
Никакого «почти». У нее были все основания сравнивать его добродетельность с невинностью тринадцатилетки, испачкавшей простыню грязными пятнами вместо крови. И — главное — у Ленды были основания думать, что, выскальзывая утром из-под его перины, она выполняет седьмой и восьмой пункты составленного Претокаром списка. Никто опрометчиво не приносит в жертву свою жизнь. Она должна была искренне верить, что и в этом строго выполняет критерии. Она не идиотка, она должна была…
Господи! Ведь тогда он не ослышался — она действительно это сказала. Он обманул ее, пренебрег ее лаской, лгал — ради нее же — ей в глаза, болтая об этом в мойне. Унизил и отверг самым очевидным образом, каким только можно оттолкнуть женщину. И все-таки она это сказала.
