Грегори Киз - Духи Великой Реки
Даже здесь, даже по истечении всего этого времени Хизи не могла не узнать бога-Реку. Смутные образы танцевали на черном камне стен, на широкой спине Тзэма, шагавшего впереди, за опущенными веками, когда девочка закрывала глаза. Озаренные солнцем крыши Нола, Большой Храм Воды, сверкающий, словно белоснежное облако, и за всем этим Река, олицетворение величия и могущества. В глубине сердца Хизи никогда не боялась бога-Реки, — боялась она только самой себя. Бог-Река оставался для нее повелителем, отцом, предком.
Но были и другие образы, другие ощущения. Ужасный призрак, преследующий ее в Зале Моментов, привлеченный кровью, выдающей ее женственность. Солдаты, сражающиеся и умирающие, чтобы остановить его. Дьен, любимый двоюродный брат, превращенный в безмозглое чудовище, заточенный в глубоких лабиринтах под дворцом. Чешуйка на руке Хизи запульсировала. Девочка знала, что должна сделать, но сейчас, оказавшись в месте рождения Реки, она не чувствовала ни отвращения, ни гнева — у нее оставалось лишь смутное представление о цели. То, что она испытывала, было похоже на ужас дочери, прокравшейся в спальню отца с острыми ножницами в руке и убийством в сердце, — несмотря на все то, что отец уже сделал и будет делать и дальше, если останется в живых.
Сознание того, что решение теперь принимать не ей, вызывало у Хизи разнообразные чувства, но самым сильным из них было облегчение. Странная, чуждая фигура Чернобога стала казаться опорой и утешением. Тогда, в екте, Хизи впервые ощутила тяжесть необходимости принимать решения за себя и за своих друзей, выбирать один путь из многих, равно опасных. В течение долгих месяцев эта ноша давила ее, пока наконец Перкар, преодолев уныние, не начал принимать решения за всех; сейчас же, когда Перкара рядом не было, это взял на себя кто-то другой. Как хорошо — у самой Хизи не хватило бы на такое сил. Принимать решения — совсем не то, что было ей предназначено: принцессе положено выйти замуж за подходящего мужчину и переложить эту обязанность на него. Ган пытался побудить ее самой определять свой путь, но это кончилось плохо для всех, особенно для Гана. Нет, Хизи хотелось только одного: чтобы ее оставили в покое, чтобы она могла оставаться собой, чтобы никто ничего от нее не хотел и не требовал, чтобы единственные решения, принимаемые ею, касались времени еды и выбора блюд.
После всех приключений, безумной скачки и сражений казалось странным, что последняя часть их путешествия окажется такой неспешной и размеренной. Лошадей путники оставили у начала спуска: даже самый надежный скакун здесь представлял бы опасность, да и несчастные кони были загнаны почти до смерти. Люди спускались вниз в молчании, как будто величественное присутствие бога в Эриквере сделало разговоры физически невозможными. Теперь у Хизи было время — впервые за долгий, долгий срок — для размышлений; она думала о том, что Перкар, возможно, уже мертв, вспоминала о тех немногих моментах близости, что выпали на их долю. То, что они испытывали друг к другу, было странным, противоречивым чувством, безжалостным и хрупким одновременно. Хизи пыталась рассердиться на Перкара за обман, за то, что он старался привлечь ее и тут же холодно отталкивал, но не могла найти в себе для этого сил — ведь юноша мог уже быть духом, летящим к Шеленгу, навстречу свирепым богам, обитающим там. Остался ли Перкар жив или нет, они с Охотницей выполнили свое предназначение, сыграли свою роль в судьбе Хизи: остановили Мха и Гхэ, которые стремились вернуть ее Реке, вместе с их менгским войском.
Теперь она доберется до головы бога-Реки и вонзит пику в его мозг. Как? Только Карак знал ответ на этот вопрос.
Пока они спускались, ощущался постоянный ток воздуха, словно провал делал один непрерывный бесконечный вдох. По мере того как свет тускнел, воздух становился все холоднее; светлая точка, в которую превратился вход в дыру, постепенно стала исчезать из виду: наступила ночь. Воины, сопровождавшие Карака — он взял с собой десятерых, — зажгли факелы. Дыхание бога заставило пламя вспыхнуть ярче и устремиться вниз. Но еще прежде, чем тьма наверху сгустилась окончательно, Хизи услышала шум воды, тихий плеск, который с каждым шагом становился громче. Скоро он заполнил собой все, зазвучал и снаружи, и внутри девочки. Вода. Река.
И тут неожиданно туннель привел путников в просторный зал; тропа вилась вдоль одной из его стен. Она кончалась у покрытого черной галькой пляжа, и желтые цветы факелов отразились в безбрежном волнующемся море, уходящем во тьму. Каменный свод изгибался над водным пространством, но всюду нависал низко; Хизи испытывала странную смесь клаустрофобии и ощущения бесконечности. Последний воин ступил на берег подземного моря, на обкатанную волнами черную гальку; осыпи земли и камней, упавших сквозь провал, остались позади. Хизи подняла глаза, надеясь увидеть вверху звезду, но там ничего не было видно; до нее донесся лишь далекий смутный цокот.
— Иди сюда, дитя, — выдохнул Карак. Он все еще сохранял человеческое обличье, но нос его стал острым и крючковатым, как клюв, и в свете факелов глаза сверкали яростным торжеством и предвкушением. — Идя сюда, и мы убьем его.
Дрожа, Хизи послушно двинулась вперед.
XXXVII
КРОВЬ ИЗМЕНЧИВОГО
Снова вода, убежище, родительское чрево. И снова жизнь, хотя на этот раз он не вынырнул на поверхность. Бог-Река увлек Гхэ вниз, потащил сквозь тьму и холод.
Он стал иным. Те части тела, что сожгла и оторвала Охотница, выросли снова, но не в виде человеческих. Теперь Гхэ защищали костяные пластины, передвигался он при помощи конечностей, больше похожих на плавники, чем на руки, и чего-то, что безусловно не было ногами; Гхэ боялся даже думать о том, что это может быть.
Глаза Гхэ видели дно Реки, серебряное зеркало поверхности воды, голый бесплодный камень, слагающий русло. Но другим зрением — гораздо более глубоким — он видел нечто далеко, далеко впереди.
Гхэ перебрал своих слуг и обнаружил, что некоторые из них уцелели: демон потока, духи Гана и слепого мальчика. Древний властитель, Ленгната, тоже был там, хотя очень ослабел или, может быть, был испуган до почти бессознательного состояния. Остальные — те многочисленные боги, которых Гхэ захватил, путешествуя по степи в обществе Мха, — больше не составляли часть его силы; они были уничтожены или вырвались на свободу во время битвы с Охотницей. Что же касается самой этой могучей противницы, бог-Река пожрал ее. Охотница исчезла, полностью и без следа.
И теперь он был уже не Гхэ-вампир, а Гхэ-рыба, змея, водяная тварь. Даже вовсе не Гхэ, хотя он понимал, что не был Гхэ и раньше, с тех пор, как Перкар отрубил ему голову. Если бы только можно было знать наверняка, что бледнолицый воин тоже мертв…
