Мэрион Брэдли - Лесная обитель
Вместе со священнослужителями прихожане начали молиться и взывать к Богу. Затем был совершен обряд очищения: собравшихся окропили водой, обкурили ладаном. Гай не испытывал неловкости, поскольку весь ритуал был очень схож с церемонией в римском храме, хотя на латыни здесь изъяснялись менее грамотно. Потом священники и дьяконы сели. Раздались приглушенные возгласы, и вперед выступил еще один священнослужитель.
Гай не удивился, узнав в нем отца Петроса. По сравнению с остальными служителями он казался грязным и неприлично бородатым. Отшельник вглядывался в прихожан напряженным взглядом, и Гай, безо всякого сочувствия, подумал, что, наверное, у отца Петроса плохое зрение.
– Наш Учитель сказал однажды: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное»[27]. Многие из вас, пришедших сюда сегодня, потеряли детей своих, и вы скорбите. Но говорю вам, дети ваши с Иисусом в Царствии Небесном, и там им ничто не грозит. И вы, скорбящие родители, гораздо счастливее тех отцов и матерей, которые сделали из своих живущих детей идолопоклонников. Говорю вам, лучше бы этим детям умереть, не зная греха, чем при жизни служить лжебогам! – Он остановился, чтобы перевести дух. Собравшиеся тоже вздохнули.
«Они пришли сюда, чтобы испытать страх! – цинично размышлял Гай. – Им нравится думать, что они добродетельны и лучше всех!»
– Первая из великих заповедей гласит: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею. Вторая заповедь наставляет: почитай отца твоего и мать твою, – гудел отец Петрос. – Возникает вопрос: сколь велика вина молодого человека, если родители указали ему служить языческому идолу? Некоторые отцы нашей Церкви заявляют, что абсолютно все, даже грудные младенцы, заслуживают наказания, если присутствуют на церемонии поклонения идолу. А другие утверждают, что, если попечители ребенка, который еще не достиг разумного возраста, привели его на церемонию служения идолу, такой ребенок невинен. Лично я считаю…
Но мнение отца Петроса Гая не интересовало. Его взгляд был прикован к куда более приятному зрелищу: он смотрел на Сенару, которая, подавшись вперед и отрешившись от окружающего, внимала речам отшельника. Гай окончательно утерял нить рассуждений проповедника, но для себя он уже решил, что христианские церемонии не в его вкусе. Очень уж они скучные: никаких жертвоприношений и громогласных призывов, даже ритуальных представлений не разыгрывают, какими иногда сопровождаются церемонии поклонения Исиде или Митре. И вообще, эти христианские службы – жуткая тягомотина. Большую тоску нагоняли на него разве что философские рассуждения друидов.
Гай переключил все свое внимание на лучезарное лицо девушки, но и это не помогало коротать время. Наконец отец Петрос закончил свою речь. Гай с нетерпением ждал, когда можно будет уйти, и вдруг с ужасом услышал, что его и других некрещеных прихожан просят подождать на улице, так как члены общины должны еще принять участие в какой-то вечере. Он так громко стал выражать свое недовольство, что Юлия вынуждена была согласиться уйти из церкви вместе с ним, хотя нянькам и служанкам разрешила остаться.
Гай взял на руки уснувшую Квартиллу, и они направились к дому Мацеллия. Но, едва отойдя от церкви, Терция захныкала, требуя, чтобы ее тоже несли на руках. Гай, без лишних нежностей и увещеваний, приказал, чтобы она вела себя, как взрослая девочка, и шла сама. Юлия в последнее время чувствовала себя гораздо лучше, но она еще не совсем окрепла, и ей тяжело было бы нести ребенка, да и Селла была пока слишком мала, чтобы позволить ей идти самостоятельно. Терция не унималась.
– Я помогу вам, – неожиданно послышался позади них чей-то мелодичный голос.
Гай хотел было отказаться от услуг британки, но она уже подхватила капризничающую от усталости девочку, и та почти мгновенно уснула у нее на руках.
– Она такая легкая, – успокоила его Сенара, – а я привыкла и к более тяжелой работе!
– Ты – истинная сестра во Христе, – воскликнула Юлия. К этому Гай не нашел что добавить, и они пошли дальше. Женщины вполголоса обменивались дежурными фразами, и Гай подсознательно испытывал облегчение от того, что они были мало знакомы друг с другом. Вот уже несколько ночей подряд на небе светила полная луна, и дорога была видна до самого конца улицы. Кроны деревьев сияли в полумраке расплывчатыми облачками белых цветов.
В воротах дома Мацеллия их встретил слуга с лампой в руках. Терция пробудилась, и британка поставила ее на землю. Озаренные ярким светом, они удивленно рассматривали друг друга.
– Ты должна остаться поужинать с нами; ты ведь тоже пропустила вечерю любви, – заявила Юлия.
– О нет, я не могу, – робко отказалась девушка. – Ты очень любезна, госпожа, но я ушла без разрешения. Мне нужно бежать домой, а то меня хватятся. Наказать, может, и не накажут, но в другой раз на богослужение не пустят.
– В таком случае не стану тебя задерживать. С моей стороны это было бы проявлением крайней неблагодарности за твою доброту, – поспешно проговорила Юлия. – Гай проводит тебя. В этой части города спокойно, но ближе к воротам бродят всякие люди, и с ними молодой честной девушке встречаться небезопасно.
– В этом нет необходимости, госпожа… – начала Сенара, но Гай прервал ее возражения:
– Я охотно провожу тебя. Я все равно собирался прогуляться перед сном. Я доставлю тебя домой в целости и сохранности.
По крайней мере, теперь он сможет выяснить, как попала к христианам девушка, проживающая в Лесной обители. Таким образом, решил Гай, не исключено, что он получит ответы на многие вопросы. Сенара плотнее укуталась в свою темную накидку без каких бы то ни было украшений – так обычно одеваются слуги из богатых домов, – а Гай подумал, что она, наверное, хочет скрыть под ней платье жрицы. Он взял с собой факел – хоть на небе и светила луна, лучше не искушать судьбу на темных улицах. Кроме того, ему пришла в голову мысль, что при хорошем освещении девушка будет чувствовать себя гораздо спокойнее. Сенара поцеловала девочек, включая дремлющую на руках у Юлии малышку, и вместе с Гаем спустилась вниз по ступенькам. Они прошли по пустынным улицам, не привлекая к себе внимания. Но даже когда окраинные дома остались далеко позади, спутница Гая не откинула капюшон с головы, хотя ночь была теплая.
Молчание угнетало Гая.
– Ты давно посещаешь службы в новом храме? – наконец спросил он.
– С тех пор, как его построили.
– А до этого куда ходила?
– В детстве мать водила меня на собрания, устраиваемые в помещении для слуг в доме одного из отцов города, чей управляющий был христианином.
