Олег Яковлев - Смутное время
В следующий миг леди Изабелла бросилась к нему на шею и крепко его поцеловала. А гномы, бессовестные создания, не имеющие никакого представления о том, что такое такт, даже не отвернулись! Более того – начали что-то громко обсуждать и нагло посвистывать за спиной! Похоже, из-за того, что паладин совсем не умеет целоваться! Гнусные карлики!
– Позвольте представить, господа: леди Изабелла де Ванкур, графиня Даронская, – обернулся к своим спутникам Ильдиар.
– Очень приятно, миледи. – Наин, наглец, поцеловал сперва протянутую руку графини, а после, приподнявшись на носочках, чмокнул ее в щеку.
Та и не подумала обижаться, хотя, поступи он подобным образом в Гортене с какой-нибудь другой дамой, его четвертовали бы на месте, причем та же самая девица, которую он удумал поцеловать.
Остальные гномы были, судя по всему, несколько скромнее…
На замок Сарайн опустились сумерки, за стеной, где-то в лесу, зацвирикали сверчки. Все собрались в главном зале. Потрескивал огонь в камине, множество свечей горели в кованых канделябрах под потолком. Длинный стол был уставлен множеством яств; зная гномий нрав, старый граф приказал прикатить из погреба сразу три бочки вина – а это было лучшее – сархидское. Его подавали на стол самого короля!
Гномы веселились. Один играл на лютне вечно сонного менестреля, другие вторили ему песней:
Коль не было б любви у нас,
Не знали горестей бы мы.
Но вот спрошу теперь я вас:
«Зачем такие дни нужны?»
Ответить первый может мне,
Что жизни смысл – в деньгах, вине
И в полном брюхе, в сладком сне.
Другой ответит: смысл – в войне,
Во славе, чести, стали, песне,
В бою, в победе и в трофеях…
Но, позабыв о сладких феях,
О снах и даже о вине,
Сказать могу я вам: глупцы -
Те мелочные мудрецы,
Любви не знающие, – плачут.
Их путь тоскою обозначен.
Пустое сердце без любви
Не будет биться звонко.
Завоет страшным волком,
Душа скукожится внутри,
Тоскою от такого веет,
Как будто хлеба корка:
Лежит себе и все черствеет.
Ни песни пой, ни ешь, ни пей,
В любви единой – смысл дней.
Опомнись, рыцарь, – и скорей
Спеши за ней! Спеши за ней!
Гномы не зря пели эту песню. Но Ильдиар не слушал, он сидел в кресле рядом с отцом и рассказывал ему о своем походе. Отец одобрил решение идти к Подгорным гномам и обещал помолиться за него Хранну.
Наин под звуки струн танцевал с леди Изабеллой (если живешь в Гортене – должен уметь танцевать, будь ты хоть три раза гном!), которая сменила охотничий наряд на пурпурное платье с полупрозрачным шлейфом и теперь в отблесках камина походила на великую сказочную принцессу из древних баллад.
– Бедная девочка, – прошептал на ухо сыну старик-граф. – Она все еще ждет тебя, дурака.
– Отец, прошу тебя…
– Должно быть, это проклятие, свалившееся на наш род. Все женщины, что имеют неосторожность связать себя с сынами Аланда, вынуждены страдать. Как моя сестра, которую нашли мертвой в лесу, или моя мать, которая после того случая не выдержала и выбросилась из окна башни. Или как твоя мать, что умирала в муках от лихорадки, или леди Изабелла…
– Это другое, отец. Я вернусь. Закончу дела, мы отбросим врага от Ронстрада и…
– Тогда появится другой враг. Ты вновь понадобишься трону – и так без конца, до самой смерти в бою или же в походе, в посольстве или по дороге домой, но не дома.
– Воин не должен умирать в постели…
– Верно, сын. В постели должна умирать одинокая женщина, жизнь которой превратилась в сплошное ожидание. Жизнь на краю счастья, но не заглядывая за него… ну, ладно, Ди, не будем об этом. – Старик решил сменить тему. – Твоя сестра мне написала письмо.
– Я видел ее во дворце, вся в хлопотах при Ее величестве. Что же любезная сестрица пишет?
– Все начинается словами: «Мой милый батюшка…» – а заканчивается неизменным: «С любовью, твоя Агрейна». Все ее письма одинаковы: она описывает мне дворцовую жизнь, суеты высокого общества, монарх то, Ее величество это… и всегда в написанных ею строчках я вижу всю ту боль и горечь, что она копит в себе уже много лет. Она ни слова не говорит о его высочестве принце Кларенсе.
– Этот мерзавец не заслуживает даже теплого взгляда моей сестры! – возмутился Ильдиар.
– Не говори подобным тоном о членах королевской семьи, сын. Никогда. И сэра Кларенса ты не суди. Время пусть всех рассудит.
– Да, и воздаст ему за его злобу, за то, что разбил сердце сестре, за то, что был мерзким некромантом в молодости! Только за одно это ему причитается костер.
– Может случиться так, сын, что это зеркало будет о двух сторонах. Поглядишь еще в него, Ди, запомни слова старика…
Ужин закончился, разговоры стихли, и Сарайн погрузился в темноту.
Наутро, простившись с домочадцами, любимой и отцом, Ильдиар вновь покинул родные стены. Посланцы продолжили путь на восток.
* * *Вдали уже виднелись заснеженные пики гор Дор-Тегли.
Дюжина всадников проехала через последнюю деревушку Ронстрада в этой области, которая находилась на границе диких территорий, вызвав большое удивление местных жителей. Деревня называлась Сторнхолл, о чем говорили старые указатели, стоящие на развилке, где одна дорога уходила на север, к заставам, а вторая, заброшенная, – на восток, к горам.
Ильдиара здесь не признали, но его дорогое одеяние вызвало немое восхищение людей. Также не ушли от пытливых взглядов и Нор-Тегли, ехавшие на своих увешанных многочисленной поклажей пони. Гномы, не любившие излишнего внимания посторонних к своим особам, поплотнее закутались в плащи и натянули капюшоны, полностью закрыв лица. Отряд уже проехал, но местные сплетницы не упустили случая обсудить невиданных странников.
Деревенская торговка Марта услышала громкий писклявый голос своей соседки Берты еще на подходе к колодцу. Та что-то весело говорила под дружное оханье столпившихся баб:
– …а тот рыжий, слева который ехал. Ну и рожа! Сразу видно, гномы – они и есть гномы. Видали, сразу лица-то попрятали? Стыдятся самих себя, карлики. В народе говорят, что все они такие уродцы, что даже друг друга пугаются…
– Посторонись, бабы. Дай воды набрать!
– А мы что же, не за водой сюда пришли?
– Ну, так набирайте скорей, а не лясы точите!
– Вот уж не указывала бы ты нам, что делать, Марта. – Берта грозно разместила свои руки на боках и деловито продолжила: – Не видишь, что ли, Прок Хромой набирает, а мы с бабами после набирать будем… – Запнулась и хитро добавила: – По очереди.
Прок был стар, немощен, да еще и хромал изрядно. Родни у него в деревне не осталось, жил один. Когда-то давно сын-красавец был, Граэнаром звали, да вот в двадцать лет отправился в большой город (Дайкан то есть), а оттуда и в далекий Элагон. А до чего же был способный парень! И дрова рубил, и поле пахал, и в лес ходил! Остался старик один. В последние годы немощность его совсем убивала. Поднять полное ведро из колодца он уже не мог, поднимал по трети, а то и вовсе пятую часть и переливал в другое ведро, прочно вставленное в четырехколесную тележку. Так, за несколько раз набрав всего одно ведерко, Прок впрягался в тележку и ковылял домой. Никто из баб не спешил помочь старику. Марта прекрасно понимала причину их бездействия: дома дел невпроворот, а последние новости обсудить ой как хочется. Вот и собираются бабы у колодца, забывая на полчаса о своих делах, вдоволь посплетничать, узнать чего нового да на мужей понаговаривать. А тут еще случилось такое…
