Чайна Мьевиль - Шрам
— Джаддок, — прокричал Флорин, — Корсалл, Гуддрунн, идите, ребята, найдите Хедригалла. Приведите его сюда.
Группа кактов вышла вперед, неуверенно направляясь к Любовникам, Утеру Доулу и двери за их спиной.
— Стойте! — выкрикнула Любовница.
Какты остановились и посмотрели на Флорина. Он двинулся вперед — толпа за ним. Приободренные какты пошли дальше.
— Доул… — сказала Любовница угрожающим голосом.
Все мгновенно замерли.
Утер Доул вышел вперед, встал между Любовниками и наступающими армадцами.
Несколько секунд спустя к нему навстречу вышел Флорин Сак.
— Против всех нас, Утер Доул? — громко сказал он, чтобы слышали окружающие. — Ты хочешь убить всех нас? По-твоему, сможешь? И только потому, что мы хотим привести Хедригалла. Но если ты грозишь им, — он указал на кактов, — то все мы пойдем с ними, и тебе придется грозить всем нам. Думаешь, сможешь справиться со всеми нами? Черт побери, может, и справишься, а может, и нет. Но если ты пойдешь на это, к херам собачьим… что тогда? Кем тогда будут править твои хозяева?
За ним стояли сотни армадцев и согласно кивали. Некоторые криками подбадривали Флорина.
Утер Доул переводил взгляд с Флорина на толпу за его спиной, потом снова на Флорина. И тут он дал слабину: его уверенность пошатнулась, он заколебался и повернул голову. Он повернулся к своим хозяевам, чтобы получить от них разъяснение, при этом слегка пожав плечами и вопросительно наклонив голову, словно говоря: «Он прав. Что я должен сделать — убить их всех?..»
Когда он вот так повернулся, когда выразил сомнение, Флорин победил. Доул снова дал знак рукой, и какты прошли мимо него и Любовников в коридор, исполненные решимости найти Хедригалла; чувствовали они себя не в своей тарелке, но уже не боялись, зная, что теперь они в безопасности.
Любовники даже не посмотрели на них. Они во все глаза смотрели на Флорина Сака.
— Что еще вам надо от нас? — жестким голосом сказал Флорин Сак. — Вам рассказали, что случится с нами. Но вы так одержимы этой своей дурацкой идеей, что просто стали слепы, не хотите этого видеть! Вы все еще хотите двигаться дальше… И скрываете правду. Вы лжете нам. Хотите, чтобы мы молча тупо шли дальше, как бараны на бойню, и вместе с вашим дурацким аванком сверзились через край в пропасть. Нет уж — хватит! У нас остановка. Дальше мы не пойдем. Мы поворачиваем.
— Будь ты проклят! — Любовница ткнула рукой в Флорина, вперилась в него взглядом и плюнула перед ним на палубу. — Ты вонючий трус! Кретин! Ты что же, и правда веришь в его россказни? Да ты пораскинь мозгами, чтоб тебе пропасть! Ты думаешь, Шрам — это то, что наврал этот твой Хедригалл? И ты думаешь, что мы во всем огромном Скрытом океане так вот совершенно случайно наткнулись на Хедригалла — да такого быть просто не может. Ты думаешь, это такое совпадение — наш Хедригалл убегает, а мы встречаем другого, из какого-то другого места, и он рассказывает нам такую страшную историю, что мы тут все от страха обделались?.. Да это тот же самый Хедригалл! Он давно вынашивал этот план. Вы пошевелите своими тухлыми мозгами. Мы думали, что он бежал, но он оставался здесь. Куда бы он мог бежать? Он перерубил канат «Высокомерия» и спрятался где-то тут. И вот когда мы приблизились к Шраму, оказались в двух шагах от самого удивительного места в нашем мире, он появляется, чтобы напугать нас и сбить с толку. Почему? Да потому что он такой же трус, как ты, как все вы… Такой у него был план. У него даже не хватило смелости бежать с позором. Он выждал момент, чтобы и вас забрать с собой.
Некоторые, услышав эти доводы Любовницы, заколебались. Даже в бешенстве она умела находить слова, бьющие точно в цель.
Но Флорин не оставил ей ни одного шанса.
— Вы собирались скрыть это от нас, — сказал он. — Вы собирались обмануть нас. Мы пошли за вами так далеко, а вы собирались обманывать нас. Вы так ослеплены вашим наваждением, что боялись рисковать, рассказав нам правду. Вы ничего не знаете о Шраме! — прокричал он. — Ничего. Не надо нам этого вранья про совпадения. Не рассказывайте нам сказок. Может быть, этот ваш Шрам как раз такой, как о нем говорит Хедригалл. Вы ничего об этом не знаете… Нам известно только, что один из лучших граждан Саргановых вод, каких я только знал, заперт там, в вашей тюрьме. И он предупреждает нас: если мы доберемся до Шрама, то погибнем. И я ему верю. Дальше мы не идем. Теперь мы решаем, что будет дальше. Мы берем управление в свои руки. Мы поворачиваем. Мы возвращаемся домой. Ваш приказ двигаться дальше отменяется к херам собачьим! Всех в тюрьму не посадите и не убьете.
За этими словами последовал одобрительный рев, хвалебные выкрики, а потом люди начали скандировать: «Сак, Сак, Сак».
Беллис не обращала на это внимания. Происходило что-то чрезвычайное, что-то почти не слышное за одобрительными выкриками.
За спиной Утера Доула смотрел и слушал Любовник, глаза его горели ужасающей неуверенностью. Он протянул руку, прикоснулся к Любовнице и развернул ее, потом сказал ей что-то важное тихим голосом, что-то неслышное; она пришла в недоумение и бешенство.
Любовники спорили между собой.
Над толпой повисла тишина, когда собравшиеся поняли, что происходит. Беллис задержала дыхание. Она была потрясена. Оказывается, они могли укоризненно перешептываться: лица их покраснели, шрамы побелели от гнева, голоса стали похожи на змеиное шипение, Любовники обменивались отрывистыми словами, все громче и громче, и наконец перешли на крик, не замечая людей, которые смотрели на них в глуповатом недоумении.
— …Он прав! — услышала Беллис крик Любовника. — Он прав. Мы не знаем.
— Не знаем чего?! — кричала ему в ответ Любовница. Лицо ее перекосило от бешенства и злости. — Не знаем чего?!
Небольшая стайка городских птиц испуганно вспорхнула в небо и быстро снова села где-то, исчезнув из виду. Армада заскрипела. Толпа погрузилась в молчание. Флорин Сак и бунтовщики замерли. Они следили за спором между Любовниками с трепетом, точно стали свидетелями геологического катаклизма.
Беллис, провожая глазами отлетевших птиц, задержалась взглядом на распятой фигуре Бруколака, хотя вампир и вызывал у нее отвращение. Его судороги пошли на убыль, тело успокаивалось. Он открыл глаза, затянутые молочно-белой слизью и ослепленные дневным светом, и медленно повернул голову.
Беллис была уверена: он прислушивается.
Любовники ничего не замечали вокруг. Утер Доул молча отошел в сторону, словно не желая загораживать их от взглядов собравшихся.
Никаких других звуков не было слышно.
— Мы не знаем, — снова сказал Любовник. Беллис казалось, что глаза обоих испускают тепловые или иликтрические разряды.
— Мы не знаем, что впереди. Возможно, он прав. Как мы можем быть уверены? Как мы можем рисковать?
— О-о… — ответила Любовница раздраженным вздохом. Она смотрела на своего любовника с чувством страшного разочарования и потери. — Проклятье, — тихо выдохнула она. — Чтоб тебя боги задрочили до смерти.
Толпа безмолвствовала, но пережитый ею шок был вполне ощутим. Любовники вперились друг в друга взглядами.
— Мы не можем их заставлять, — сказал наконец Любовник. Голос его отчаянно дрожал. — Мы не можем властвовать без согласия. Это же не война. Ты не можешь приказать Доулу сражаться с ними.
— Не отворачивайся от нашего дела сейчас, — сказала Любовница срывающимся голосом. — Ты отворачиваешься и от меня. И это после всего, чего мы достигли. После того, как я сделала тебя. После того, как мы сделали друг друга. Не предавай меня…
Любовник оглянулся, посмотрел на окружающие их лица. На лице его нарисовалась паника. Он протянул Любовнице руки.
— Пойдем внутрь.
Любовница стояла неподвижно, шрамы ее налились кровью. Ей с трудом удавалось держать себя в руках. Она в ответ покачала головой; бешенство кипело в ней.
— Да плевать, слышат нас или нет, — мы выше этого! Что тут происходит? Что с тобой случилось? Ты что — так же глуп, как и эти кретины? Ты полагаешь, что этот сукин сын, вернувшись, сказал нам хоть слово правды? Да? Ты ему веришь?
— Я — все еще ты, — прокричал в ответ Любовник, — а ты — все еще я? Или уже нет? Только это важно!
Он терял что-то. Что-то ускользало от него. Беллис видела, что некая связь, не менее важная, чем пуповина, разрывалась в нем, истончалась, рвалась. Он недоумевал, бесился, неожиданно испытывал страх, впервые за много лет оказавшись в одиночестве. Он попытался сказать что-то еще.
— Мы не можем сделать это, не можем. Ты потеряешь все…
Любовница посмотрела на него, и на ее лице застыла гримаса отвращения.
