Евгений Лотош - Река меж зеленых холмов
— Я тебя, сучка, сейчас… — похоже, терпение Прады испарилось, потому что он сунулся вперед, на ходу выхватывая из кармана тяжелый кастет. Сунулся только для того, чтобы внезапно взлететь в воздух, перевернуться вверх тормашками и заорать от неожиданности, беспорядочно размахивая руками и ногами. Комора почувствовал, что его глаза вот-вот вылезут из орбит, причем не только из-за двух ударов в солнечное сплетение. Вероятно, громилы Прады испытали что-то похожее, потому что их хватка заметно ослабла.
— А говорили, у мужиков-тарсаков уважение к женщинам в крови, — удивленно проговорил Палек. — С детства, типа, в башку вбивают. Вот и верь теперь слухам! Или он все-таки не тарсак, а просто маскируется? А давайте его пополам разрежем и проверим, нет ли в нем инопланетного паразита, контролирующего сознание!
— Что… что… что!.. — завыл сборщик долгов. Неведомая сила вздернула его еще на пару саженей вверх, выше крыш домов, хорошенько встряхнула — из карманов посыпались монетки, из руки выпал и лязгнул по асфальту кастет — потом перевернула и резко опустила, почти уронила обратно. Не удержавшись на ногах, он упал навзничь, попытался вскочить — и не сумел, упав на спину плашмя. Похоже, та же самая сила прижимала его к земле, не позволяя подняться. Яна Баку шагнула к нему и присела рядом на корточки.
— Ты — бандит, дяденька, — ласково сказала она. — А я — девиант первой категории, которая очень бандитов не любит. Воспитали меня так, понимаешь? И я действительно могу оторвать головы и тебе, и твоим товарищам. Поверь мне, у меня руки прямо-таки чешутся это сделать. Веришь?
Сборщик долгов замычал и часто и мелко закивал головой.
— Замечательно. Тогда прикажи своим костоломам отпустить господина Комору, пока я еще сдерживаюсь.
Громилы выпустили гида, не дожидаясь приказа, и начали потихоньку отступать. На их лицах явно читались растерянность и желание оказаться как можно дальше отсюда. Комора присел на корточки, скорчившись и отгоняя тошноту.
— Замечательно. Я так понимаю, господин Комора должен тебе денег? Сколько?
— С-с-то п-пятьдесят ты-тысяч…
— Вербов? Полная сумма?
— Д-да…
— Примерно тридцать тысяч, если по курсу на маеры пересчитать, — Палек Итадзура задумчиво почесал кончик носа. — Каси, отдай этой бледной цуканоме десять.
— Десять? — Канса Итадзура с сомнением посмотрела на него. — А…
— Отдай, — кивнула Яна. — Пусть подавится.
Канса расстегнула сумочку на поясе и достала оттуда тонкую пачку купюр, протянув их вперед, в воздух. Пачка сама по себе перелетела по воздуху и нырнула за пазуху Праде.
— В вербы сам конвертируешь. Считаем, что пятьдесят тысяч долга господин Комора отдал, — констатировала Яна. — Запомни хорошенько и не пытайся получить их снова. Иначе я постараюсь найти тебя и еще раз поучить арифметике. Теперь катитесь отсюда все трое.
Очевидно, невидимая сила отпустила сборщика, потому что он, приподнявшись и отталкиваясь руками и ногами, споро пополз назад. Потом перевернулся на колени, вскочил и бросился к припаркованной неподалеку машине с открытым верхом. Его громилы последовали за ним. Пять секунд спустя взревел мотор, и машина резво умчалась вдаль по улице.
— Артистки, — констатировал Палек, сдержанно зевая и ногой отбрасывая кастет в сточную канаву. — Вам бы в театре играть. "Оторви им головы, а трупы куда-нибудь схороним!" Каси, я тебе говорил, что ты нечто с чем-то?
— Говорил, — рыжая шаловливо улыбнулась и прижалась к нему. — Но можешь сказать еще раз, я не обижусь.
Яна Баку склонилась над Коморой и помогла ему встать.
— Как ты себя чувствуешь, господин Комора? — спросила она участливо. — Очень плохо? Идти можешь самостоятельно?
— Спасибо, госпожа Яна, я в порядке, — прохрипел гид, выпрямляясь. — Не стоит волноваться. Зачем… зачем вы дали им денег?
— Ну, иначе они бы вернулись потом и, возможно, даже убили бы тебя, — пояснила Яна, отряхивая ему рубашку на спине. — А так мы дали им возможность сохранить перед хозяевами лицо и сделать вид, что все нормально. Но ты, наверное, гадаешь, зачем мы здесь оказались и как тебя нашли? Господин Комора, мы хотим извиниться перед тобой.
— Извиниться? — пробормотал гид плохо слушающимися губами. — За что?
— За то, как мы изводили тебя, пока ты работал у нас гидом. Я эмпат. Я знала, как ты себя чувствуешь. Нам очень жаль, что пришлось изображать из себя глупых капризных "хрюшек" и доводить тебя до белого каления своим поведением. Прости, но у нас не оставалось другого выхода. Поэтому мы хотим компенсировать тебе тогдашние неудобства, а также предложить работу. Мы можем поговорить где-нибудь в помещении? Здесь на нами наблюдает не меньше четырех посторонних, и я не хочу разговаривать при них.
— Можно пройти в дом, — кивнул гид. Дыхание у него мало-помалу восстанавливалось, но голова шла кругом. Он превосходно помнил эту компанию — правда, тогда их было пятеро — которая могла заслуженно получить титул самой доставучей группы года. "Круглые идиоты" для них казалось даже слишком мягким термином. Но сейчас… Сейчас они казались совершенно на себя не похожими. Значит, тогда они все-таки лишь изображали из себя идиотов с целью… С целью? Он даже не хочет задумываться. Так что правильно он сообщил о них куратору…
Внезапная вспышка страха пронзила его с головы до пят. Он доложил о них куратору. И если они шпионы, то наверняка захотят отомстить. Знают ли они? Откуда они могут знать? Но как они могли самостоятельно найти его в далеком грашградском пригороде?
— Не надо беспокоиться, господин Комора, — Яна участливо положила ему руку на плечо и заглянула в глаза. — Мы знаем, что ты работаешь на Глаза Великого Скотовода. И мы знаем, что именно ты сообщил им о нашей внезапной пропаже. Мы не держим зла и не намерены причинить тебе вред. Но прошу, давай все же пройдем в дом.
— Пойдемте, — буркнул Комора, отводя взгляд. Она девиант. Если она захочет прикончить его, то ей без разницы — в доме или на улице.
Он добрел до своей машины, захлопнул водительскую дверь, включил сигнализацию и вернулся к калитке в высокой глиняной стене. Небольшую глинобитную халупу он снимал за сущие гроши — десять тысяч в период, чему был несказанно рад: самая захудалая однокомнатная квартира в самом Граше обошлась бы ему в три раза дороже как минимум. Однако сейчас ему стало стыдно за крошечный двор, заваленный хозяйской рухлядью, обшарпанные грязные стены дома, за единственную комнату с минимумом мебели… В который раз он поклялся, что перестанет играть и наконец-то заживет нормальной жизнью — поклялся, в глубине души зная, что в очередной раз обещание не сдержит.
