Тамара Воронина - Перемещенное лицо. 3. Не Квадра
Дан пожал плечами. Если отсутствие мыслей называется философским ладом, то да, конечно. Через полгода после смерти Гая Дан вдруг решил разобрать его вещи, отправить родителям или спрятать подальше, потому что комната его так и пустовала, и Дану не хотелось. чтобы она превращалась в музей. Он упаковал немногочисленные вещи, принадлежавшие лично Гаю, отложил его аптечку для здешнего лекаря, оставил себе коробочку с игрой типа нард, в которую так и не научился как следует играть, Алю, любившему украшения, отдал застежку для плаща, а потом добрался до книг. Те, что были на незнакомых языках, он тоже запихал в ящик, а остальные унес к себе. Вспомнилось давнее «скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, кто ты». Гай читал научные трактаты, исторические хроники, стихи и труды разных философов. Научные трактаты Дан закрывал с чистой совестью, хроники перечитал почти все, стихи тоже, а философские труды не дались. Дан не то чтоб не понимал, при желании очень даже понимал, просто мысли уже на второй странице по каким-то причудливым ассоциациям расплывались далеко в стороны, он терял нить и никак не мог сосредоточиться. А Гаю нравилось. Дан отчетливо помнил, как он сидел возле горящего камина, зажигая в лучшем случае свечу – ему хватало, и с видимым удовольствием перелистывал страницы, то отправляя в рот что-нибудь вкусненькое, то отпивая глоток вина, кофе или сока. Он мог увлечься не самой идеей, а тем, как автор ее излагает. Он ведь сам философом не был, был как раз самым прагматичным из всех, самым приземленным, но он умел видеть суть вещей и людей. Даже если они эльфы. Дана он знал лучше его самого.
– Я сейчас был у Нирута, – сообщил Аль. – Говоря твоими словами, он в раздрае.
Дан удивился. Нирут показался ему таким же, как всегда, уравновешенным, но не особенно стесняющимся показывать чувства, и никаких подозрений не возникло. Аль упрямо покачал головой. Красивые у него волосы все-таки, форменное серебро. Сейчас он был подстрижен не по-эльфийски коротко, потому что в последней стычке в него запустили чем-то вроде зажигательной гранаты и волосы здорово обгорели, а сам он остался вполне цел. Вот волосы после обгорания и росли очень медленно, едва доставали плеч, и это делало его почти неузнаваемым.
– Он в раздрае, – повторил Аль. – Я чувствую. Он, конечно, молчит, я не знаю причины… Но ему плохо, Дан. И меня это тревожит. Неужели его так расстроило, что мы не Квадра?
– Он это изначально знал, – удивился Дан. – А тебя не расстроило?
Аль пожал плечами:
– Не все ли равно, как нас назвать? Но в Квадру не может входить властитель. Почему?
– Элементарно, Ватсон, – ухмыльнулся Дан. – Он не может быть с нами полностью откровенным. Мне вот от тебя скрывать нечего, тебе от меня тоже, Шарик, умей говорить, уж точно не стеснялся бы.
– Но почему?
– Потому что уровень ответственности другой.
Аль облегченно вздохнул. Определенно, он считает Дана дурачком. Умственно отсталым. Погранично разумным. Или застрявшим в своих представлениях тридцатипятилетней давности.
Эльф поерзал в кресле, словно там были еще косточки, исподтишка глянул на Дана и сделал над собой героическое усилие. Странно, ему, чтобы сказать, что он думает о Дане, требовалось долго себя преодолевать, а вот Гаю не составляло никакого труда. Аль боится ранить его нежную душу? или мешает что-то другое? Дан держится как-то не так, и это мешает ему быть откровенным? просто считает, что раз Дан – Первый, то и вне критики? как вбить в эту тупую эльфийскую башку, что это не так, что Аль – это Дан и наоборот, и уж стесняться точно не надо, надо правду-матку в глаза резать и при необходимости морду бить.
– С тобой тоже что-то не так, – выпалил он наконец и тут же отвел глаза. Ну дурак, ну дубина блондинистая… две блондинистых дубины. Если один не может прямо сказать второму, то второй в этом куда больше виноват, чем первый. То есть в данном случае Первый виноват значительно больше Третьего.
– Что? – спросил Дан с готовностью. – Я ничего не ощущаю, но со стороны может быть виднее.
Аль приободрился, покосился, снова опустил голову и понуро выдал:
– Если бы я знал... Мне кажется, что раздрай Нирута связан только с тобой. Он видит что-то, мне недоступное…
– Аль, – перебил Дан, – знаешь, а вот этого не может быть. Нирут… он наш, конечно, но он все-таки немного в стороне… Нет. Немного над нами. Или много. Неважно. А ты не рядом, ты внутри. Я не знаю, как объяснить… Ты знаешь меня лучше меня самого, или чувствуешь, или понимаешь. Поэтому ты, пожалуйста, сразу говори, если тебе кажется, что я не в себе. А если я скажу, что ты неправ, дай мне по шее. Если сам не сможешь, Шарику скажи.
Зеленые глаза Алира мерцали.
– Нет, Дан… то есть да. Мы близки. Но не так, чтобы я понимал, что с тобой. Гай понимал… но может, просто потому что был умнее, умел анализировать, понимать твое состояние. У меня не получается. Я чувствую твое настроение, но сейчас это не настроение. Это что-то более глубокое.
– Кризис?
– Может быть, – горестно вздохнул Аль. Дан на всякий случай прислушался к себе. Внутренний голос молча пожал плечами и скорчил скептическую рожу.
– Давай с этим бороться, – предложил Дан. – Или с этим разбираться. Что могло привести меня к кризису?
– Я не вижу причин, – совсем уж сник эльф, застенчивостью не отличавшийся ни в каком виде. – Дело, конечно, не в Тике или Фрике, не в принце Генте и тем более не в Люме. Может… Ты человек, Дан, и психологически ты уже…
– Стар? – подсказал Дан. – А ведь пожалуй. Только я себя не ощущаю ни мудрым, ни все понимающим… Наверное, у настоящих стариков просто появляется время об этом обо всем думать, а мне как-то особенно и некогда. Типа суставы не скрипят, одышка не мучает, день занят… например, загоранием или плаванием… Я бред несу, Аль. А что делать будем? Может, меня безделье доводит до раздрая? Начнем работать – и все пройдет?
Аль очень долго смотрел на него непонятным взглядом. Дан уж отчаялся дождаться ответа, но торопить друга не хотел, и наконец тот покачал головой.
– Не то. Ты не в раздрае, это я как раз легко бы понял. Ты…
Дан вскочил (Черныш тоже подпрыгнул, гавкнул и заозирался в поисках опасности), подошел к креслу, что было сил тряхнул Аля за плечи и заорал:
– Да скажешь ты наконец внятно, что со мной? Что мнешься, как девица перед первой брачной ночью?
Взгляд Аля не изменился, и до Дана дошло, что он означает. Боль. Ему за меня больно, а я, бревно, ничего не понимаю.
– Помнишь, я просил тебя быть рядом, не давать мне становиться… магом в чистом понимании?
– Ну да. Конечно. Ты и не стал.
– А ты становишься.
