Артем Тихомиров - Страшила
– Могила, брат, – сказал полурослик.
– Ладно. Как только Гундира услышала, что я собираюсь пойти на Проглота, она прямо чуть из платья не выпрыгнула. И дальше разговаривала со мной шепотом, чтобы ее сиятельный папашка не услышал. Потому что это, оказывается, тайна. И верно, ни Ляпквист, ни его придворные ни в зуб ногой, что называется. Дочка-то шустрая оказалась, да еще шустрее был тот, кто пробирался в ее дворец и… Ну, детские забавы, Оззи. Дело известное. С некоторых пор стали проявлять к принцессе интерес иностранные принцы и вдовые короли. Все знали, что есть у Ляпквиста третья дочка, и возраст ее уже подошел к нужному. Однако сам король не спешит с объявлением… То есть, не спешил раньше, теперь, думаю, все налажено. Короче, приходили некоторые принцы сами, без приглашения. И этот был то же – своим ходом явился. Эдмир из Гафьога. Молодой, молоко на губах не обсохло, однако с гонором, с авантюрной жилкой. Пришел и попросил у Ляпквиста руки девицы. Король указал ему на дверь. С этим маленьким княжеством наш монарх не особенно желал связываться. Но Эдмир не дурак – сумел каким-то образом влюбить в себя Гундиру. Деваха-то ночи не спала, все думала об этом парнишке… Кхе. Словом, они стали встречаться. Эдмир пробирался во дворец, лазил в девичьи покои, ничего не боялся, всех провел, шельма… И долго ли было так, никто не знает, только один раз приходит Эдмир к милой своей и рассказывает забавную историю. Встретил он, дескать, на пустынной дороге колдуна. Не знал парень, что это колдун был, потом уже все выяснилось. Попросил этот колдун, с виду просто грязный старикашка, у молодца кусок хлеба. Тот дал. Потом сыра. Тот дал. А потом говорит колдун: хлеб твой горек, малец, а сыр прогорк. Нет, сказал принц, брешешь, старикан! Пакостной личностью оказался этот чародей. Отныне станешь ты не мил людям, все станут бояться тебя и в ужасе бежать прочь. Станешь ты голод чужой плотью утолять и не насытишься никогда… Такая вот история, Оззи.
Огр зачерпнул из блюда оливок и бросил их в рот.
– Вот так да, – сказал полурослик. – Добрая душа, видать, был Эдмир. Другой бы пинка дал этому бродяге. Эх, благородство! А дальше?
– Посмеялись принц и принцесса, разошлись, а следующее свидание уже не состоялось. Превратился Эдмир в чудовище трехглазое, в людоеда, в Проглота. Обезумел, позабыл, что значит быть человеком. Монстр – одно слово. Ну и началось. Поселился в заброшенном замке и давай нападать на путников. И жрать. С тех пор Гундира и впала в депрессию. Несмеяной стала. Смекнула она, кто такой Проглот, поняла, что исполнилось проклятье колдуна. Откуда ж тут веселье? Два месяца лютовал монстр, два месяца кручинилась принцесса. Пока я не заявился. И больше не мое представление ее рассмешило, а слова, что я собираюсь прикончить Проглота. Увидев меня, Гундира поверила, что на этот раз получится… Многие ходили на чудовище, но Проглот их убивал. Никто из них, однако, не походил на пресловутого Страшилу, то есть, меня!
– Это точно.
– Ну а дальше ты знаешь. Гундира рассказала мне их с Эдмиром историю и попросила расколдовать Проглота. Не убивать. Пришлось не убивать. Сорвал я с него железный ошейник, на котором заклятье держалось. Что-то вроде замка. Видать, отыскал колдун Эдмира после превращения – и окольцевал. Да, сдается мне, сожрал его наш принц. Первым. Поделом, значит.
Оззи Лаффинбуг утер пивную пену с губ.
– Вот так история. Как же теперь Эдмир с Гундирой-то?
– Поженятся. Принцесса настояла. Ляпквист не особенно-то и отпирался. Зов огорода почувствовал, стало быть.
– Так это он всерьез?
– Ага.
– А Эдмир-то?.. Стольких ведь… того…
– А ты молчи. Никто не знает, что он – это Проглот бывший, – прошептал огр. – Не твоего, считай, ума дело. Хе… Теперь бедняга все травками питается. При упоминании о мясе бледнеет, а потом зеленеет. Видать, придется двору при новом короле в вегетарианство переходить. Да это другая история.
Оззи заел пиво копченым окороком.
– Жаль, что не получилось у тебя и на этот раз, – сказал он. – Еще один поцелуй – и еще один провал.
– Неважно. Впереди еще много попыток. Много способов. И принцесс немало. Никогда не поздно стать человеком, Оззи. Эдмир-то уже понял…
Оззи откинулся на спину стула и мечтательно воздел глаза к потолку, но через мгновенье подпрыгнул. Благостное выражение спало с его лица, глаза выпучились.
– Ты чего? – спросил огр с набитым ртом.
В гул голосов, доносящийся из общего зала, вторгся другой голос. Высокий, пронзительный. Этот высокий и пронзительный ругался и отчитывал нерасторопных полуросликов.
– Иния вернулась! Чтоб мне провалиться! Иния вернулась! Но… она не должна была раньше послезавтра! Иния! Я пропал! – простонал хозяин «Игривого Окуня», бледнея.
Оззи Лаффинбуг всплеснул руками, соскочил со стула и ринулся бежать навстречу любимой женушке.
Огр расхохотался.
Озерный рыцарь
– О горе мне, горе! Горе! – простонал качающийся в седле всадник, выезжая на берег озера. – Ик… Горе мне!
От воды шла холодная, пронизывающая до костей хмарь. Туман окутывал прибрежные заросли, покрывал неподвижную гладь воды. Двигался, словно живой.
Зирвент из Фингабора чувствовал себя хуже некуда. Он ехал всю ночь, точнее, лошадь несла его куда-то, а он спал, чудом держась в седле. Вечеринка с приятелями-вагантами закончилась в полночь. Как только Зирвента усадили на лошадь, он отрубился. Несколько раз его стошнило, поэтому куртка, седло и бок животного успели покрыться слоем засохшей блевотины. Запах был тот еще.
Затем, как это всегда бывает, наступил отходняк. Головная боль, слабость, трясун и чувство, что в животе кто-то помешивает здоровенной ложкой. Зирвент понял, что все еще едет. Едет и едет. И никогда эта проклятая езда не кончится…
Вагант стонал и охал в предутренней тишине. Никто на помощь не пришел. Его трясло. Похмелье и холод скрючили беднягу, и он торчал в седле, словно засохший стручок фасоли. Если бы лошадь сбросила его, он был бы только рад. Но лошадь была покладистой. Она просто шла, пока лесная тропинка не вывела ее к озеру, за которым виднелись покрытые синевой горы.
В конечном итоге, жажда одолела и животное. Лошадь остановилась, понюхала воздух и нерешительным шагом направилась к воде.
– Горе… Чтоб я сдох… Больше никогда не буду так напиваться… – пробормотал Зирвент и поднял голову. Черепную коробку кто-то набил камнями. На скованной шее она держалась с большим трудом.
Воспаленными красными глазами вагант огляделся. Лошадь приблизилась к воде, фыркнула, раздула ноздри. Ей не очень нравилась аура, что окружала это место, но жажда победила.
