Ярослава Кузнецова - Чудовы луга
— У тебя шестая четверти, чтобы перебрать десять фунтов гречи, — железным тоном сообщила Ласточка Каю.
— А если не успею? — противным голосом осведомился он. — Я, знаешь ли, не научен в крупе копаться. Сыпал в котелок какая имелась, не перебирая. Мой рыцарь ел и нахваливал!
Ласточка помолчала, рассматривая наглеца. Про рыцаря она слышала впервые. Впрочем… на Кая она уже нагляделась, и могла сказать следующее — он не подмастерье и не наемный работник. Руки не те, и повадки не те. На оруженосца он тоже не тянул — опять, не те руки. Хотя черт его знает… Что можно было сказать точно — Кай, скорее всего, не из простецов по крови. Он не просто смазлив, смазливых среди юношей немало. У него лицо как нарисованное, четкое, чистое, ни единой неверной черты. Профиль — так вообще на монету просится. Не дареная кровь (которую Ласточка видела пару раз в жизни, да и то издали), но все едино — порода. Может, кстати, бастардик. Как их там называют… маркадо. Нет, даже не маркадо, у тех хоть что-то от дареной крови осталось, волосы там яркие или глаза. Кай же…
Какое мне до этого дело?
— Своего рыцаря, если он у тебя действительно есть, ты можешь кормить хоть отбросами. — Раздражение, которое Ласточка только что крепко держала в узде, вдруг вырвалось и взбрыкнуло. — Кормить дрянью моих больных я не позволю. Не успеешь — будешь сидеть до ночи, пока все не переберешь. Некормленый!
Ух, как полыхнули зеленые глаза!
— Мой рыцарь не питался отбросами! Мой рыцарь сиживал за столами лордов, куда тебя на порог не пустят!
Ласточка дернула плечом и отошла к котлам. Налила кипятка в большую кружку, сама не зная зачем. Работа всегда ее успокаивала, но на кухне ей нечего было искать, только вот — заставить наглого найденыша заняться делом.
— И кто ты такая вообще, чтобы здесь командовать? — не унимался Кай. Что-то его сильно задело. — Самая главная шишка в госпитале, да? «Мои больные! Не позволю!» — он опять скорчил рожу. — А какого черта вы покупаете крупу, которую надо перебирать?
— Не трепи языком, а делай, что велят, — сказала Ласточка, поворачиваясь к нему. — С тобой не посоветовались, когда закупались. Я тебя не спрашиваю, где был твой драгоценный рыцарь, когда ты валялся в канаве.
— На небесах мой рыцарь! — Кай стиснул кулаки.
— Не ты ли его туда отправил?
Крак!
Что-то щелкнуло, шелестнуло — Бац! — и у Ласточки в руках вдруг полегчало.
Она ошалело уставилась на ручку от чашки, зажатую в пальцах.
У края ласточкиного подола, на дощатом полу, среди осколков лежал треснувший от удара ледяной цилиндрик. Тот, что пару мгновений назад был кипятком в кружке.
Пальцы свело. Ласточка стиснула зубы. У нее в голове какая-то другая Ласточка панически визжала, махала руками и убегала прочь из кухни, подобрав повыше юбки, как от крыс.
Убегала, убегала… Выдохнули!
Она подняла глаза на мальчишку. Тот тоже смотрел на лед, вытаращив глаза. Лицо у него стало совсем детское и напуганное.
Бросила взгляд на Лию — та как раз поворачивалась от кадушки. Медленно, как во сне.
Выдохнули.
Ласточка действительно выдохнула — шумно и резко. Два шага к Каю — он растерянно моргал. Крепко схватила его за ухо.
— Пойдем, — голос сделался как чужой. Она потянула руку, поднимая мальчишку с табурета. — Расскажешь…
* * *— И что тут у тебя? — Мэлвир оглядел старательно замощенное начало переправы через болота. На сухом месте были огромной кучей свалены обрубки ветвей и их уже потихоньку растаскивали для костров.
Двое солдат с чертыханиями волокли обтесанное бревно, взрывая дерновый покров.
— А вот, полюбуйся, — Марк постегал по голенищу сапога обломанным ивовым прутом. — Глянь. Вон там, дальше.
У ног рыцаря чинно сидел его пес, здоровенный Малыш, из тех белых урсино, что разводились Маренгами специально для войны. У Малыша была морда сундуком, меланхоличные глаза с красными подкружьями и добрый нрав. В бою Мэлвир этих псов пока еще не видел.
Соледаго прошагал по свежему настилу — местами в стыках выплескивалась вода, но бревна лежали ровно — посмотрел и выругался сам.
Середина свежеположенного настила была тщательно разобрана — словно испарилась. Просто прореха в деревянном полотне. Немаленькая, шагов двадцать. И никаких следов.
— Выглядит так, будто кто-то нашу дорогу попросту украл, — Мэлвир нахмурил брови. — Кто-то, кто умеет ходить по трясине. Не могла же она затонуть. Со стороны лагеря никто не пройдет — собаки.
— Собаки ночью беспокоились, — Марк постепенно делался все мрачнее.
— И?
— И ничего.
— Кто дежурил?
— Ищут. Смена с утра их не нашла. А мне додумались доложить недавно, раззявы.
— Чьи люди стояли в карауле?
— Мои, — подошел десятник из марковых людей, немолодой уже, с помятым после бессонной ночи лицом.
— Докладывайте. И подробно.
Мэлвир не терпел, когда его дергали по пустякам. Краденая дорога — не пустяк.
Он бесстрастно смотрел на хинета, имени которого не помнил. В густом ельнике справа от болота сухо стучали топоры, перекликались солдаты. Рухнуло дерево, треща сучьями. Марк дернулся на шум, потом опомнился, зло сплюнул прямо в ржавую болотную траву.
— Посты стояли как обычно, — неохотно, но обстоятельно начал десятник. — За охрану гати отвечал Ливьяно. Три костра, перекличка голосом — как всегда. Смена четырежды за ночь. Наша очередь была с середины первой четверти.
— И?
— По словам моих людей, последняя смена пришла под утро, все было в порядке. Утренняя стража обнаружила, что два поста пропали, — хинет докладывал спокойно, смотрел Мэлвиру в глаза. — Вместе с дорогой.
— Улетели, — зло сказал Марк. — По воздуху. Вы чем тут смотрите, слеподырые! Разбойники могли подойти какой-нибудь тайной тропой. Что, думаете, раз гать от леса весь лагерь прикрывает, так можно на посту дрыхнуть? Где четверо человек! Дезертировали? Убиты? Почему мне сразу не доложили?
— Поверял обстановку, — виновато сказал хинет. — Хотел сам убедиться.
— Вот! Ты видел! — Марк обернулся к Мэлвиру, схватил за плечо. — А перед этим Ливьяно тоже сходил и проверил. В итоге скоро полдень, а мы стоим тут и видим вместо дороги дырку в жопе. Которую провертели за ночь. Да по воде каждый звук слышен!
— Дождь ночью был, туман. Костры еле видно, звуки глохнут. Осень, сэн Марк.
— Да хоть к чертовой матери зима!
— Я полагаю, стоит пустить на поиски собак, — предложил Мэлвир. — А что говорят проводники?
— А что они могут говорить? — неожиданно зло сказал хинет, вперившись в начальство темными глазами. — Говорят, что сэн Соледаго зря кобылий череп разбил. Что Шиммель гневается и болотных духов насылает. Что трясина всех пожрет, рано или поздно.
