Майкл Роэн - Кузница в Лесу
— Возможно, он поскользнулся.
— Я не могу этого объяснить. Но они определенно были убийцами и знали, на кого им нужно нападать. Интересно, что Керморван скажет об этом?
Синдики и все остальные притихли, когда Керморван выступил вперед, собираясь говорить. Какое-то мгновение он смотрел на них, потом повернулся к Бриону, и его взгляд стал очень холодным. Слова Керморвана зазвенели в тишине, эхом отдаваясь от мраморных стен.
— Синдики и жители Кербрайна! Сегодня вы слышали, как милорд Брион Брайхирн выдвинул против меня тяжкие обвинения. Я давно знаю этого человека, поэтому слушал его подлинные слова, а не темные намеки. Большей частью он просто высекал искры искусно составленными вопросами и позволял вам самим раздувать пожар. Ему прекрасно известно, что туманные и бессодержательные рассуждения труднее опровергнуть, чем полновесную истину. Но правда — это лучшее, что я могу вам предложить, и предупреждаю заранее, что это будет не та правда, которую вы хотите услышать. Однако вы ничего не достигнете, если начнете буйствовать или постараетесь перекричать меня. Правда остается правдой, и даже если вы заставите меня замолчать навеки, это ничуть не изменит планов тех сил, чью работу я вижу в Кербрайне, — разве что ускорит их осуществление.
Он с презрением посмотрел на Бриона.
— У меня есть подробные ответы на пустые обвинения, выдвинутые этим человеком, но пока что я удовлетворюсь несколькими примерами. Для начала возьмем корсаров. Я присоединился к ним лишь потому, что они были готовы сражаться с эквешцами, когда все остальные, живущие на юге, высмеивали саму мысль о том, что эквешцы могут представлять угрозу. Они верили небылицам, распространяемым в то время лордом Брионом, будто я хочу захватить военную власть. Эти корсары сейчас находятся в городе. Они заслужили прощение, и у нас есть достаточно свидетельств, что они доблестно сражались с эквешцами.
Брион отвесил в его сторону насмешливый полупоклон.
— Склоняю голову перед твоим авторитетом. Да, они сражались — за добычу, уже награбленную у нашего народа.
Элоф прикусил губу; увы, это была правда, хотя и превратно истолкованная. Но Керморван остался непреклонен.
— Разве я говорил, что это не так? Однако я думал, что это гораздо лучше, чем ничего, ибо даже незначительное сопротивление может удержать рейдеров от вторжения в Южные Земли на достаточно долгое время, чтобы горожане осознали угрозу. И я по крайней мере мог потратить добытое богатство на строительство флота… Слабая надежда и несбыточная, как я убедился впоследствии. Но когда я услышал о таинственном мече, поражающем на расстоянии, это дело показалось мне более важным. Теперь вернемся к вопросу о моем возвращении. Подумайте, мог ли я открыто вернуться в город, осаждаемый врагами и частично захваченный ими? Мог ли я подняться на стену иначе, как скрытно и в темноте, когда даже не было известно, кто удерживает ее? Было бы глупо и пагубно поступить так, как говорил Брион, и он прекрасно знает об этом, однако пользуется своими намеками, чтобы подкрепить самое тяжкое обвинение, которое он осмеливается выдвинуть против меня.
Лицо Керморвана омрачилось, а его голос был суровым и пронизывающим, как северный ветер.
— Он благоразумно избегал открытых обвинений. Но если подытожить все, сказанное им, выходит, что я так или иначе хотел воспользоваться осадой для захвата власти в этом городе. Чтобы провозгласить себя вашим правителем, чтобы стать деспотом над вами… вашим королем.
Элоф едва не рассмеялся, но мертвая тишина удержала его от этого; люди затаили дыхание, боясь пошевелиться. Было ясно, что они относятся к происходящему совершенно серьезно. Взглянув на Керморвана, Элоф увидел, что его друг тоже очень серьезен. Сама звонкая тишина казалась рожком, чей ясный звук взывал к ним из глубин времени.
Керморван поднял голову. На его губах играла жестокая улыбка, а в голосе звучала суровая гордость.
— Но почему вы должны верить этому? Я признаю себя потомком королей, но это царство никогда не принадлежало им.
Элоф изумленно заморгал, не обращая внимания на шум, поднявшийся вокруг него.
— Еще до встречи с Андваром я знал, что он принадлежит к высокому роду, — пробормотал он. — Но король? Чей король?
— Разве ты не знаешь? — прошептал ему на ухо Ферхас, чье волнение заставило старика забыть о вежливой отстраненности. — Разве слава былых времен не сияет в самом его имени? Неужели вы на севере забыли об утраченных царствах и о великом древнем городе, величайшем из когда-либо основанных на этой земле?
— Д-да… Он называл его Странденбург, или Город-у-Вод. Но какое отношение это имеет к его имени? Тогда он называл себя просто Керморваном.
— Ах, значит, он говорил на вашем северном наречии? Тогда он еще не был вполне уверен в тебе… прошу прощения, сир! — поспешно добавил Ферхас, сопроводив свои слова почти незаметным суеверным жестом. — Но вы же хорошо знаете сотранский язык, сир; разве теперь вам непонятно? Каэр, или кер, означает «город, окруженный стеной», вроде этого. Мор — это «большое озеро» или «море», а мор оуэн — «побережье». Поэтому Каэр-мор-оуэн…
— Керморван?
— Так назывался город, сир, и таково же фамильное имя королевской династии… вернее, того, что от нее осталось. Само по себе оно не так уж необычно: есть наследники младших ветвей рода, которые носят его. Но Керин — одно из истинных королевских имен, которое давали лишь первенцу царствующего дома. Сложите эти два имени, и вы сразу же поймете, кто он такой. Ведь вы познакомились с ним, когда он жил среди корсаров, сир, и многие из них были сотранцами? Он не рисковал называть себя подлинным именем в таком обществе. На самом деле он не доверял им, сир, а не вам!
Иле медленно кивнула, как будто ее давнее подозрение наконец подтвердилось. Но Элоф смотрел на своего друга так, словно никогда раньше не видел его. Короли для него были не столько людьми, сколько милосердными или грозными персонажами детских сказок, бесконечно далекими фигурами, воплощавшими мудрость и величие или коварство и тиранию. Худощавый молодой воин в компании грубых корсаров, с которым он впервые встретился на морском пляже, едва ли соответствовал этому представлению. Однако в тот момент, когда Элоф посмотрел на него, величие бесчисленных веков, казалось, снова осенило высокую фигуру Керморвана, как было при дворе дьюргаров, где даже суровая властность Андвара дрогнула под натиском его непреклонной воли.
Керморван спокойно и уверенно вышел в центр зала, и свет, льющийся из окон, заиграл в его густых каштановых волосах, словно он уже был коронован.
— Возможно, вы не верите моим словам. Или же скорее вы опасаетесь, что враждебность лорда Бриона и его приспешников вынудит меня сражаться за господство над Кербрайном — хочу я того или нет — и ввергнуть государство в гражданскую войну. Такое действительно могло бы случиться… — Он поднял руку, успокаивая протестующий ропот, и повторил громче прежнего: — Могло бы случиться, если бы Брион не оставил мне иного выхода и если бы я считал подобную власть достойной борьбы за нее. Но это не так! К худу или к добру, но я никогда не буду стремиться к власти над вами. Почему? Потому что, хотя я всем сердцем люблю эту землю, где родился и вырос, я уверен, что дни ее величия миновали и конец уже близок. С таким же успехом я мог бы захватить песчаный холм, размываемый волнами! Говорю вам, этот город обречен! Кербрайн падет, и очень скоро!
