Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать
– Нет, – так же шепотом ответил Иван. – С другими познакомиться не приходилось. К счастью, наверное. Что бы Ярославна не говорила… Лучше от них держаться подальше. А ты?
– И я – нет. Просто я хотел узнать, такая… обстановка… она для избушки средней Бабы-Яги типична? То есть, это мерзость запустения, или так и должно быть?
– Не знаю… – нервно оглядывался вокруг царевич. – Вернется – спросишь.
– И еще – как ты думаешь, она, если действительно вдруг вернется, не осердится, что мы ее печку затопим? И баню? И что-нибудь помыться и переодеться поищем?
– А ты бы на ее месте осерчал бы?
– Я-то? – задумчиво покачал головой маг. – Если бы в мое отсутствие она пришла бы ко мне домой и стала шариться в моих вещах? Наверное, поостерегся бы.
– Да я не о том!.. – Иванушка нетерпеливо взмахнул рукой и тоже задумался.
На одной чаше весов стоял гипотетический гнев гипотетической Бабы-Яги по ее гипотетическому возвращению. На другой – холодная мокрая грязная одежда, любовно прилипающая к холодному, мокрому грязному царевичу, босиком стоящему на холодном мокром грязном полу (и когда с него успело столько натечь?).
Пожалуй, рискнуть стоило, пришел он к выводу.
– А, ну ладно, поди, отговоримся как-нибудь… В некоторых историях их представляют не такими уж и плохими. Бывает и хуже.
Волшебник, с облегчением вздохнув, поддержал решение Ивана и первым кинулся к ближайшему сундуку.
– Что там? – заглянул нетерпеливо ему через плечо Иванушка.
– Тетрадка какая-то… – пожал плечами Агафон. – Старая. А под ней – еще одна. И еще.
– Тетрадка? – захлопал глазами царевич. – Что может Баба-Яга записывать в тетрадку?
– Заклинания всякие? – предположил Агафон. – Рецепты отваров из гадюк? Пирогов из белены? Сейчас посмотрим.
– Нет-нет, ты что! Читать чужие записи – нехорошо!
– А, может, они помогут нам понять, куда подевалась хозяйка, – возразил чародей.
Против такого довода поспорить не смог даже Иванушка.
– Так… Сейчас… сейчас… Посмотрим… – сопя от усердия, Агафон стал перелистывать негнущиеся желтые страницы толстой верхней тетради. – Смотри! Похоже, это дневник!
– Тем более!..
– Ай, да ну ее! – отмахнулся чародей и стал читать вслух:
– "Пятое ноября года бешеного медведя. Погода стоит замечательная. Шестой день льет дождь. Можно не ходить выкапывать кротов, лежать на печи и пить чай с вареньем из волчих ягод. Надо будет попросить волка на следующий год набрать побольше – наварю еще и на кикимору, а то постоянно придет, и смотрит голодными глазами, как будто я ей чего должна. А так лишний раз у себя посидит."
Чародей перелистнул несколько страниц.
– "Четырнадцатое января года бархатной лисицы. Проспала три недели. Разбудила кикимора – приходила поздравить с Новым годом и попить чаю. Чаю не дала, обозвала красавицей и выставила за дверь. Не выспалась как не знаю что. Теперь два дня буду вертеться и не засну. Вот симпатяшка, чтоб у ней прыщи сошли!"
– Что, так и написано? – не поверил Иван и вытащил дневник из рук Агафона. – Ха, и верно! А что дальше было?
– Читай, – предложил ухмыльнувшись волшебник.
Но царевич постеснялся и перелистнул несколько страниц.
– "Восьмое марта года бархатной лисицы. С утра пришла кикимора, принесла пол-литра прошлогоднего березового сока со вкусом сыроежек и коробку улиток в сахаре. Сказала, что сегодня какой-то праздник, который мы, как представители темных неприрученных природных сил, должны отмечать. Соврала, наверное. На самом деле, поди, хотела похвастаться, что к ней снова стал леший захаживать. Нужен он мне. Старый пень. Сок выпили, улиток съели. Дала ей банку варенья из волчих ягод. Дура."
– А что-нибудь поближе к сегодняшнему дню есть? – потянулся к дневнику Агафон.
– Сейчас посмотрю, – торопливо залистал страницы Иванушка. – Ага. Вот. "Пятое августа года бархатной лисицы. Опять – двадцать пять. Не писала в дневнике целых две недели – царевичи всякие косяками так и прут, так и прут…"
Иванушка смущенно закашлялся.
– Давай, я лучше дальше поищу.
– Нет-нет, читай-читай, – вытянул у Ивана тетрадь чародей и продолжил:
– "…так и прут. Сезон у них, что ли? И всех обстирай, помой, покорми, на путь верный направь, и что тебе за это – ни слова благодарности. Естественно, не удержалась, съела парочку. Не то, чтоб шибко хотелось, а просто так, из принципа. Кикимора есть не стала по причине своего отсутствия в свадебном путешествии с лешим на юге Колдобистой пустоши у Комариной трясины. И нисколько мне не завидно. Чтоб она там ноги переломала, коза с маникюром."
– Нет, а самое последнее?
– Ага, вот. Добрался, наконец. "Десятое сентября года бархатной лисицы. Сегодня мне повезло. Пришли какие-то замурзанные дети, две штуки, говорят, что заблудились, хотя по глазам видно, что мачеха в лесу бросила. Хотела съесть сразу, но мальчик просто тупой оказался, на лопату сесть не умеет – то ноги растопырит, то чуть не стоймя встанет. Чему их теперь в школе учат? Пришлось пока покормить, чтоб не ныли, положить спать, а пока дрыхли, спиногрызы чумазые, я выход придумала. Я этому дурачку личным примером покажу, как надо на лопату правильно садиться. И тогда уж не отвертится. Недаром кикимора моему уму завидует и говорит, что у меня не голова, а пустой котел. Что хочешь варит, значит. А девочку я точно сварю. Пойду, укропу надергаю."
– Все? – тревожно заглянул в тетрадь Иванушка.
– Все, – подтвердил Агафон.
– Так я не понял, она их съела, или нет?
– Не написано, – пролистал оставшиеся десятка три страниц маг. – Наверное, съела. А, может, и нет. Главное то, что по магическому календарю год бархатной лисицы был пять лет назад. И с этих пор она в своем дневнике больше не писала.
– А сейчас какой год по вашему календарю? – полюбопытствовал Иван.
– Сентиментальной змеи.
– Интересно… – Иванушка достал оставшиеся тетради – суди по цвету и степени замызганности, еще старее этой, и осторожно сложил их на стол. – Интересно, а Бабы-Яги могут умереть?
– Умереть-то? – Агафон почесал в затылке – то ли от задумчивости, то ли от грязи. – Могут, конечно. Кто угодно может умереть, если он не бессмертный.
– А что – и бессмертные бывают? – помимо воли заинтересовался Иван.
– Бывают, – мгновенно помрачнел Агафон и тут же сменил тему. – Ну, так мы мыло, полотенца и прочую разность ищем или нет?
– Ищем, – вздохнул Иван, отколупнул засохшую корку грязи с носа и полез дальше в сундук.
Но все, что ему удалось из него извлечь, было две выцветших юбки, серый с розовым (когда-то черный с красным) половик, несколько платков неопределенного цвета и материала, дырявый валенок без пары, доисторический зипун, который не стала доедать даже моль, треснувшую костяную ногу в калоше и с прорехами дождевик из промасленных лягушачьих кож.
